Диссонанс, порождающий процессы социального влияния

Перейдем к рассмотрению значения диссонанса для процессов общения. До сих пор мы говорили только о результатах этих процессов и о том, что при получении социальной поддержки происходит снижение диссонанса. Существование диссонанса предполагает поиск поддержки и, следовательно, должно влиять на ход процессов общения. Как было показано в предыдущей главе, один из самых очевидных таких эффектов заключается в том, что человек начинает общаться с другими по рассматриваемому вопросу. Точно так же, как существование диссонанса, возникшего вслед за покупкой новой машины, приводит к тому, что человек начинает читать рекламные статьи о купленной им марке автомобиля, диссонанс должен подталкивать его заводить с другими людьми разговоры об автомобилях и своей машине в частности. Владелец автомобиля рассчитывает найти других людей, так же, как и он, считающих, что он купил прекрасную машину, а если ему это не удается, то пытается убедить окружающих в том, что у него прекрасная машина. То есть можно ожидать, что появление диссонанса будет сопровождаться интенсификацией общения, затрагивающего те когнитивные элементы, которые находятся в отношениях диссонанса. Соответственно уменьшение диссонанса будет сопровождаться уменьшением количества общения на такие темы.

Данные, подтверждающие это предположение, крайне скудны. Практически не проводилось исследований, которые бы имели дело с инициацией общения и даже с общим уровнем общительности у людей, которые находятся в условиях, неизбежно или возможно вызывающих тот или иной вид диссонанса. Таким образом, данные, которые я приведу в последующем обзоре, носят скорее иллюстративный, чем доказательный характер.

Имеющие отношение к нашему вопросу данные можно найти в исследовании Бакстера[85], который проводил повторные опросы значительного числа людей во время избирательной кампании 1948 года. Наше особое внимание привлекли данные относительно степени активности респондентов в стихийно возникающих дискуссиях по политическим вопросам и вопросам выборов.

Первый опрос проводился в июне 1948 года. Кроме степени активности в политических дискуссиях экспериментаторы выясняли, насколько каждый респондент заинтересован в результатах выборов, а также помогал ли он чем-нибудь своей партии в ходе предвыборной кампании. Табл. 24 представляет полученные данные.

Из первой части таблицы видно, что у тех, кто не делал ничего для своей партии, существует вполне логичная связь между степенью заинтересованности в выборах и активностью их обсуждения. Чем больше интерес, тем больше разговоров. Но среди тех, кто чем-то помогал своей партии, такая связь, которую можно было бы предсказать на основе простого здравого смысла, отсутствует.

Частота возникающих дискуссий не зависит от интереса к предстоящим выборам. Этот факт становится понятным, если допустить, что у большинства людей сосуществование низкой заинтересованности в выборах и знания о собственных действиях, направленных на помощь своей партии в предвыборной борьбе, должно вызвать диссонанс. Следует также допустить, что вопреки общей тенденции людей говорить о предстоящем интересующем их событии среди тех, кто испытывает диссонанс (группа мало заинтересованных людей), существует другая тенденция — обсуждать это событие с целью уменьшить диссонанс. Если другие люди сумеют убедить их в том, что выборы и в самом деле очень важное событие, то диссонанс между низким интересом к выборам и деятельной помощью своей партии уменьшится или даже полностью устранится.

Таблица 24. Отношение между диссонансом и инициированием общения

Если наша интерпретация верна, то мы должны обнаружить в данных следующий факт. Если и в самом деле среди людей с низким интересом к выборам отсутствие связи между степенью заинтересованности и количеством разговоров о политике (при том что они оказывают активную помощь своей партии) является результатом их попыток снизить диссонанс, то должны быть и свидетельства уменьшения диссонанса. А именно, если этим людям удается снизить диссонанс, то спустя некоторое время должна измениться и степень их интереса к выборам. В табл. 25 представлены данные июньского и октябрьского опросов.

Из таблицы видно, что тех, кто помогал, и тех, кто не помогал своей партии, доля интересующихся выборами в июне была практически одинаковой (68–69 %). Для тех, кто ничего не делал для своей партии, этот процент остался практически неизменным в течение четырехмесячного периода с июня по октябрь. В то же время во мнениях тех, кто помогал своей партии, произошел ожидаемый сдвиг. К октябрю доля признавших свой интерес к выборам выросла до 88 %. Я еще раз хочу подчеркнуть, что, несмотря на то что результаты этого исследования согласуются со следствиями из теории диссонанса о том, что существование диссонанса будет порождать процессы общения между людьми, число опрошенных было столь незначительным и такое количество побочных факторов не контролировалось, что эти результаты никак не могут рассматриваться в качестве однозначного подтверждения теории.

Таблица 25. Процент респондентов, проявляющих сильный интерес к выборам

Вновь обратимся к исследованию Блау, который обнаружил, что в течение двух лет изменение мнений происходило в основном в сторону увеличения их согласованности, или, в терминах нашей теории, в сторону снижения диссонанса. Одной из областей, в которой наблюдались подобные изменения, была область социальных установок по отношению к немцам. В связи с этим Блау приводит данные, касающиеся инициирования процессов социальной коммуникации. В ходе интервью задавался вопрос: «Случается ли вам быть взволнованным событиями общественно-политической жизни так же остро, как и событиями вашей личной жизни?» Логично предположить, что если респондент отвечает «Да», то это означает, что эти события волнуют его до такой степени, что он обсуждает их с другими людьми и вступает в споры. Если ответы на этот вопрос действительно отражают, в какой степени человек инициирует политические дискуссии, то теоретические следствия этого факта ясны. Можно предположить, что существование когнитивного диссонанса, связанного с общественными и политическими событиями, ведет к обсуждению этих событий с окружающими. Следовательно, люди, испытывающие подобный диссонанс, чаще будут отвечать на этот вопрос утвердительно. Кроме того, предсказания, которые можно сделать относительно ответа на этот вопрос со временем, также довольно очевидны. Если мнение людей действительно изменяется в сторону уменьшения диссонанса, то у тех людей, мнение которых изменилось, ко времени второго опроса должна проявиться тенденция отвечать «Нет» на вопрос об интенсивном обсуждении событий общественно-политической жизни. Те испытуемые, кто не изменил своего мнения в течение двухлетнего периода времени и у кого величина диссонанса осталась прежней, не должны были продемонстрировать изменений в ответе на этот вопрос. Рассмотрим данные Блау в свете этого рассуждения.

В табл. 26 представлены данные о связи между активностью обсуждения общественно-политической жизни и изменением мнения о немцах спустя два года. Из нее ясно видно, что у тех респондентов, чья точка зрения о немцах изменилась (преимущественно в сторону большего консонанса), также снизилась степень, в которой их будоражили общественно-политические события и в которой они предположительно инициировали политические дискуссии.

Только 8 % людей, в 1950 году сказавших, что их не будоражат политические события, изменили свой ответ в 1952 году. Среди респондентов, давших в ходе первого опроса положительный ответ, изменили свой ответ на отрицательный 29 %. Среди тех же, кто не изменил мнения о немцах, не произошло и изменений в остроте реакции на общественно-политические события. Примерно равное количество людей изменило свои ответы с «Да» на «Нет» и наоборот. И снова результаты исследования соответствуют предсказаниям теории диссонанса. И снова я вынужден отметить, что для подобной интерпретации данных необходимо сделать множество допущений, что подразумевает возможность иных объяснений полученных результатов.

Таблица 26. Связь между изменением отношения к немцам и обсуждением общественно-политических событий

Другие результаты, на сей раз полученные в контролируемых лабораторных условиях, подтверждают результаты Блау, поскольку и в этом случае наблюдалось снижение общительности после перемены мнений людей. Это исследование было проведено Фестингером, Жераром, Химовичем, Келли и Рэйвеном[86] следующим образом. В лаборатории собирались группы из семи человек, ранее незнакомых друг с другом. Каждому для прочтения давалось описание случая, представлявшего собой трудовой спор между рабочими и администрацией некоего предприятия. Участникам говорилось, что им предстоит обсудить этот случай между собой. Однако перед этим и сразу же после прочтения каждого участника эксперимента просили записать, как, по его мнению, поведут себя представители профсоюза на последующих переговорах. Оценка поведения давалась по семибалльной шкале: от 1 (не примут никаких компромиссных предложений) до 7 (сразу же согласятся на любое компромиссное предложение, чтобы достичь соглашения).

Через некоторое время каждому испытуемому вручался фиктивный отчет о том, как распределились мнения в группе. Те испытуемые, которые интересуют нас в свете данного обсуждения, получали листки, которые свидетельствовали, что мнение всех остальных членов группы отличалось от их собственного на 2–3 пункта шкалы. Затем испытуемым предлагалось вновь оценить предполагаемую реакцию профсоюза по семибалльной шкале. После того как были собраны вторые варианты ответов, группа приступила к обсуждению проблемы в письменной форме путем написания записок друг другу. Имеются данные о том, в какой степени испытуемые были склонны начинать общение с другими участниками. Это отражается в количестве слов, которые они написали в течение первых десяти минут, поскольку за этот период еще не было передано ни одной записки и, следовательно, все записки отражали намерение участников начать общение.

Табл. 27 представляет данные о количестве слов в записках у тех испытуемых, кто не изменил своего мнения после изучения фиктивного отчета, и у тех, кто его изменил. Данные также представлены отдельно по испытуемым, которые входили в привлекательные и непривлекательные для них группы (этот фактор экспериментально варьировался в данном исследовании).

Таблица 27. Среднее число слов, написанных одним человеком

Данные показывают, что и при высокой, и при низкой привлекательности группы испытуемые, изменившие свое мнение, в меньшей степени стремились начинать общение, нежели те, кто остался при своем мнении. Информация, полученная участниками эксперимента из фиктивного результата опроса, диссонировала с мнением, которого они придерживались. Те, кто уменьшил диссонанс путем изменения собственной точки зрения, меньше участвовали в последующей дискуссии. В сплоченной группе, где диссонанс, вызванный разногласиями, должен был быть больше, наблюдалось также и более выраженное стремление к началу общения.

Само по себе ни одно из трех приведенных выше исследований нельзя считать свидетельством в пользу следствий из теории диссонанса, касающихся инициации общения. Однако все вместе они, несомненно, подтверждают эти следствия. Существование диссонанса ведет к инициации процессов социальной коммуникации, а за снижением диссонанса следует и уменьшение количества общения.

Обратимся теперь к вопросу об избирательности социальной коммуникации, которая обусловлена существованием диссонанса. С кем будет общаться человек в попытке уменьшить диссонанс? Как уже говорилось в предыдущей главе, если присутствует диссонанс между собственным мнением и знанием о том, что другие люди придерживаются других точек зрения по рассматриваемому вопросу, направление коммуникации очевидно. Снижение диссонанса может быть осуществлено путем переубеждения несогласных. Если же кроме этого диссонанса присутствует еще и диссонанс между собственным мнением и другой противоречащей ему информацией, то ситуация гораздо сложнее. Этот диссонанс может быть уменьшен через обсуждение проблемы с единомышленниками. Таким образом, можно теоретически предположить, что при разногласиях в группе, если комплекс когнитивных элементов, включающих мнение, по которому возникло разногласие, в основном консонантен, то разногласия будут вести к общению с теми, кто выражает свое несогласие. Если же уже существует достаточно серьезный диссонанс, то будет наблюдаться тенденция общаться как со сторонниками обсуждаемого мнения, так и с оппонентами. И в последнем случае можно ожидать, что человек чаще будет первым начинать общение с теми, кто разделяет его точку зрения.

Бродбек[87] провела эксперимент, призванный проверить это предположение. На первом этапе эксперимент проводился в группах из двенадцати человек, ранее незнакомых между собой. Испытуемым было сказано, что они принимают участие в большом исследовании, проводимом для Национального совета по проблемам образования взрослых (вымышленной организации). Исследование было направлено, как говорилось участникам эксперимента, на выяснение отношения к некоторым важным проблемам из жизни общества. Испытуемым было предложено высказаться за или против прослушивания телефонных разговоров. Эта тема была выбрана потому, что в ходе предварительного опроса мнения студентов по этому вопросу разделились примерно пополам. Перед общей дискуссией испытуемых также просили зафиксировать свое мнение на листе бумаги и оценить степень уверенности в своей правоте по шестибалльной шкале от «Я абсолютно уверен в справедливости высказанного выше мнения» до «Я совершенно не уверен в справедливости высказанного выше мнения».

После того как мнения и оценки были собраны, экспериментатор, для того чтобы стимулировать дискуссию, давал участникам исследования прослушать аудиозапись речи вымышленного президента Национального совета по проблемам образования взрослых, касающейся телефонного прослушивания. В целях контроля побочных переменных были подготовлены два варианта речи, в одном из которых приводились доводы за прослушивание телефонных разговоров, а в другом — против него.

В некоторых группах давали прослушать один вариант речи, а в остальных другой. Для целей нашего исследования совершенно неважно, какой из вариантов речи в какой группе был прослушан. Принципиальным является тот факт, что убеждающая коммуникация всякий раз с мнением некоторых испытуемых совпадала, а с мнением других шла вразрез.

После прослушивания речи испытуемые снова должны были выразить отношение к прослушиванию телефонных переговоров и оценить степень своей уверенности в ответе. На этом первый этап заканчивался.

Прежде чем перейти к описанию второго этапа, который следовал незамедлительно, давайте проанализируем, что происходило на первом этапе. После прослушивания речи в каждой группе появились люди, у кого диссонанс между когнитивными элементами, релевантными их мнению о прослушке телефонных переговоров, уменьшился, если вообще имелся. Это те испытуемые, собственная точка зрения которых совпала с точкой зрения, выраженной в прозвучавшей речи. Назовем их консонантными испытуемыми.

В каждой группе также были люди, для кого диссонанс возник или, если он уже ранее присутствовал, увеличился. Это люди, мнение которых противоречило мнению «авторитета». Разумеется, речь не произвела одинакового эффекта на всех: на кого-то она подействовала больше, на кого-то меньше. Если после прослушивания речи произошло сильное снижение оценки уверенности в правильности своего взгляда на обсуждаемую проблему, следовательно, она вызвала значительный диссонанс. Тех испытуемых, чья уверенность в своей правоте снизилась после прослушивания речи, мы назовем сильно диссонантными. Тех же, чья уверенность в своей правоте не изменилась, назовем слабо диссонантными.

Второй этап эксперимента начинался сразу за первым. В нем участвовали уже группы по восемь человек, четверо из которых выступали за прослушку телефонных переговоров, а четверо против. Эти восемь человек отбирались из предыдущих двенадцати следующим образом.

1. Четверо консонантных испытуемых. Если в первоначальной группе было больше четырех таких испытуемых, выбор осуществлялся случайным образом. В пяти группах оказалось только по три таких консонантных испытуемых, и тогда четвертый выбирался из числа тех, кто поменял свое мнение, услышав подготовленную речь. Разумеется, остальные испытуемые не знали о том, что этот человек исходно придерживался другого мнения.

2. Четверо диссонантных испытуемых. Включались все сильно диссонантные испытуемые, то есть те, кто уже снизил свой диссонанс. Они дополнялись слабо диссонантными испытуемыми, поскольку в большинстве групп было всего лишь по одному или по двое сильно диссонантных испытуемых.

Испытуемых, не участвующих во второй части эксперимента, уводили в другую комнату, якобы для проведения отдельного обсуждения. Перед каждым из восьми оставшихся испытуемых был помещен плакат, отражающий его точку зрения: «за прослушку телефонов» или «против прослушки телефонов». Каждый участник эксперимента, таким образом, мог видеть плакат другого, и было очевидно, что в группе присутствует равное количество людей, защищающих ту и другую точку зрения.

Затем экспериментатор попросил написать на листочке имена двух человек, с которыми каждый из участников предпочел бы обсудить эту проблему, если бы было дано задание провести дискуссию в парах. Далее шло общее двенадцатиминутное обсуждение проблемы телефонных прослушек, после которого испытуемых просили еще раз выразить свое мнение по этому вопросу и оценку уверенности в своей правоте еще раз. На этом эксперимент завершался.

В табл. 28 представлены данные, отражающие желание образовать пару с тем, кто разделяет мнение самого испытуемого. Таким образом, результаты эксперимента вполне согласуются с теоретическими ожиданиями. Только 34 % консонантных испытуемых продемонстрировали желание поговорить с теми, кто придерживается аналогичной точки зрения.

Большинство из них скорее проявило желание обсудить проблему с оппонентами. Среди слабо диссонантных испытуемых количество желающих пообщаться с единомышленниками составило 41 %. Для сильно диссонантных испытуемых эта доля составила 56 %. Итак, чем больше величина диссонанса, тем сильнее тенденция искать поддержку у единомышленников.

Таблица 28. Связь между диссонансом и желанием общаться с единомышленниками

На заключительной стадии эксперимента проводилась дискуссия в каждой из групп. Возникает закономерный вопрос, как изменились после участия в ней мнения тех испытуемых, которые испытывали большой диссонанс после прослушивания речи вымышленного президента совета? Если в самом деле рассмотренные нами только что данные означают, что эти люди искали поддержки со стороны единомышленников, чтобы снизить диссонанс, созданный речью, можно ожидать, что в ходе дискуссии они также должны были проявлять избирательность, то есть больше прислушиваться и с большим доверием относиться к словам, подтверждающим собственную точку зрения. Если наше предположение верно, то такое поведение в процессе коммуникации должно обеспечить уменьшение диссонанса и восстановление уверенности в своей правоте. Разумеется, все вышесказанное должно в большей степени выполняться для испытуемых, выразивших желание прислушаться к единомышленникам.

Эти предположения подтверждаются полученными данными. Только четверо из пятнадцати сильно диссонантных испытуемых (чья уверенность в своем мнении снизилась после прослушивания речи) продемонстрировали после дискуссии ту же степень уверенности в своей правоте, что и после убеждающей речи. У шести из пятнадцати после обсуждения уверенность в своем мнении возросла до исходного уровня, предшествовавшего прослушиванию речи. А оставшиеся пятеро испытуемых из этой категории дали оценку, превышающую исходную, то есть после обсуждения они были больше уверены в своей правоте, чем до прослушивания речи.

Из двенадцати участников эксперимента, показавших снижение уверенности после прослушивания речи, но не проявивших желания общаться с единомышленниками, только трое восстановили прежнюю степень уверенности. Девять других после обсуждения либо были уверены в своей правоте не больше, чем после прослушивания речи, либо повысили оценку крайне незначительно. Таким образом, более половины всех в той или иной степени диссонантных испытуемых продемонстрировали большую уверенность в своей правоте после обсуждения в группе, даже несмотря на то, что мнения в группе разделились поровну. Групповая дискуссия практически аннулировала воздействие речи на этих испытуемых. Интересно отметить, что в ходе эксперимента не было зафиксировано ни одного случая уменьшения уверенности после обсуждения в группе у тех, у кого она понизилась после прослушивания речи.

Результаты этого эксперимента позволяют сделать некоторые предположения относительно влияния средств массовой информации на взгляды и установки человека. Прямое воздействие средств массовой информации достаточно редко является настолько сильным, чтобы полностью изменить мнение человека по какому-либо вопросу. Чаще это воздействие вызывает некие сомнения в своей правоте. Принимая во внимание тот факт, что индивид, подвергнувшийся такому воздействию, будет крайне избирателен при обсуждении вызывающего сомнения вопроса, можно сказать, что его точка зрения в целом останется неизменной. Влияние средств массовой коммуникации представляется наиболее успешным в условиях, когда человек по той или иной причине не может осуществить снижение диссонанса. К примеру, воздействие информации на тему, редко становящуюся предметом обсуждения, будет более эффективным. Аналогично индивид, имеющий очень ограниченное число социальных контактов, будет более подвержен влиянию средств массовой информации.