Учиться Любви

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Учиться Любви

Мама!

Когда кто-либо неосторожно спрашивал о Твоем образовании, Ты краснела, как провинившаяся перед целым миром. Какое, в действительности, было у Тебя образование? В том смысле, как это прекрасное слово применяется в наши дни, получается, что у Тебя было только начальное образование. Закончив сельскую школу, ты вышла замуж, и молодой парень привез девушку в большой город, и вы с «нуля» начали строить свою жизнь. Условия не позволили Тебе учиться дальше. Выходит, Ты так и осталась необразованная? Смотря, что вкладывается в слово «образование» — сумма неких официальных знаний того или иного уровня, или нечто большее. Бог создал человека по образу и подобию Самого Себя, говорят святые источники. И потому истинное образование есть суть удивительный процесс раскрытия в человеке Образа Творца. Ты, Мама, имела это образование, самое высшее, и сеяла его плоды на благо ближним.

Чему я научился и учусь до сих пор у Тебя?

Любви, Мама, Любви!

У нас дома не было Нового Завета, негде было достать и нельзя было иметь. Ты редко говорила о Боге, чтобы не вторгаться в наш школьный атеизм. Мы не знали о Великом Гимне Святого Писания. Но всю нашу жизнь, Мама, Ты вела по законам Любви. Ты не читала, но Ты знала: «Любовь долготерпит, милосердствует, не ищет своего, не мыслит зла, не завидует, не превозносится, не гордится, все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит».

Было, конечно, очень трудно жить в те сложные военные и послевоенные времена в духе Великой Любви, но Ты не допускала отклонения от него. И сейчас тоже, в начале Нового Века и Нового Тысячелетия не менее сложно соблюсти законы Любви, но Ты сделала их нормами моей жизни.

Вокруг Тебя создавалось мощное пространство ненавязчивой доброй Любви, находясь в котором, люди, молодые и немолодые, чувствовали себя хорошо, для них всех Ты была родным человеком, воспитателем, наставником, убежищем.

Бывает, когда на моих семинарах молодые мамы просят назвать им главные методы семейного воспитания. И как Ты думаешь, Мама, откуда я черпаю ответ на этот вопрос?

Однажды, без твоего ведома, я взял деньги (не хочу сказать «украл», ибо Ты не допускала такого понятия в семье) из твоих скудных сбережений и купил пневматическое ружье.

— Откуда у тебя это ружье?

А я соврал Тебе:

— Одолжил у своего одноклассника!

Твое Мудрое Сердце, конечно, знало все. Но Ты, Мама, как будто ничего и не случилось, спокойно сказала мне, ученику шестого класса:

— Сынок, хватит войны, она уже принесла нам горе. Отнеси ружье обратно хозяину.

Мой друг своим глазам не верил, когда я дарил ему ружье, но потом оба решили, что лучше отдать его учителю физкультуры.

Почему не разоблачила меня, Мама, почему не опозорила, не пристыдила? Могла ведь хоть шепнуть мне, что я совершил недостойный поступок, и дать наставления на будущее?

Вот причина, по которой Ты стала для меня классиком педагогики Сердца: уличить, опозорить, пристыдить Ребенка за проступки — это то же самое, что убить в нем совесть. Ты сохранила во мне набат совести на всю жизнь.

И что же мне сказать молодым мамам, которые хотят узнать от меня о главных методах воспитания своих детей? Они и так знают науку «кнута и пряника». Эта наука чужда мне, ты не воспитала меня так. Твою науку я познал спустя годы, и она гласит: всякие главные и неглавные методы воспитания, самовоспитания в целом рождаются в Великой Любви Сердца Матери, в той Любви, которая долготерпит, милосердствует, всему верит, всего надеется, все переносит, не мыслит зла и раздражения. Если любить Ребенка так, то воспитание превратится в саму жизнь.

Ты, Мама, проявила еще более утонченную, скрытую Любовь к Отцу.

Я не забуду Твой плач, когда рано утром на лестничной площадке мы, — Ты и я (десятилетний мальчик), — провожали Отца на фронт. Мы плакали, обнимали Отца, Он успокаивал нас: «Скоро вернусь». А спустя несколько месяцев мы плакали еще сильнее, когда получили извещение: «пропал без вести».

Ты не поверила извещению, не поверила очевидцам, которые писали нам, как похоронили Отца в братской могиле где-то в Крыму. Ты оставила Отца живым в Своем Сердце.

И когда меня, уже члена Верховного Совета, направили в Западную Германию для чтения лекций о перестройке, Ты позвонила мне в Москву:

— Сынок, — сказала ты, — твоя фамилия, наверное, появится в газетах. Там же будут грузины? Если какой-нибудь грузин-однофамилец придет к тебе, поговори с ним, узнай все…

Что Ты хотела, чтобы я узнал?

Значит, Ты все 45 лет вынашивала надежду, что Отец жив, пусть даже судьба забросила его к немцам, пусть у него уже другая семья, дети. Но лишь бы жила Любовь. Ты не говорила с нами о своих чувствах к Отцу, но готовила ему подарок и очень хотела, чтобы он порадовался ему. А подарками были мы — я и моя сестра — «хорошо воспитанные дети». Вот Твоя цель воспитания, в ней было торжество жертвенной Любви.

Недавно ездил я в Севастополь для встречи с учителями. Какие милые люди эти учителя! Узнав о том, что мой Отец, возможно, похоронен где-то в Крыму в братской могиле, они, спустя всего два дня, сообщили мне: да, есть такой поселок Глазовка, где на гранитных плитах, среди нескольких сотен погибших, значится фамилия «Амонашвили Александр Дмитриевич, погиб в 1942 году».

Если бы Ты была жива, Мама, я не сообщил бы Тебе об этом, зная, что Любовь Твоя не переставала надеяться.