Интеграция субличностей

В основу моего подхода заложены два метода — метод завершения предложений[58] и работа с субличностями. О последней мы сейчас и поговорим.

При рассмотрении второго столпа самооценки — практики самопринятия — я говорил о необходимости принять «все части» своей личности: мысли, эмоции, действия и воспоминания. Однако «части» нашего «я» включают реальные субэго с собственными ценностями, взглядами и ощущениями. Я имею в виду не патологическое расщепление личности, а нормальные составляющие человеческой психики, существования которых большинство из нас не осознаёт.

Для психотерапевта, желающего помочь клиенту в развитии здоровой самооценки, понимание динамики субличностей является великолепным инструментом. Но пациенты нечасто готовы по доброй воле ступить на эту неведомую территорию.

Концепция субличностей почти так же стара, как и сама психология, и в трудах многих авторов можно найти тот или иной ее вариант. Суть ее в понимании, что однозначный взгляд на наше эго, согласно которому в каждом индивиде живет только одна личность с одним набором ценностей, восприятий и реакций, является избыточным упрощением человеческого бытия. Но если отойти от подобного обобщения, можно сказать, что психологи абсолютно по-разному понимают проблему субличностей и работу с ней в рамках психотерапии.

Моя жена и коллега Деверс Бранден первая убедила меня в значении концепции субличностей для самооценки. Она начала разрабатывать новаторские методы выявления интеграции этих «частей» за несколько лет до того, как этот предмет всерьез заинтересовал меня. Наша практика основана на наблюдении: субличности, которых не признают, отвергают или подавляют, превращаются в очаги конфликтов, нежелательных чувств и неадекватного поведения. А субличности, которые признаются, уважаются и встраиваются в единую личность, становятся источниками энергии, богатства эмоций, расширения возможностей и продуктивного восприятия собственной индивидуальности.

Эта тема очень обширная, поэтому здесь мы ее только коснемся.

Начнем с самого яркого примера. Помимо взрослого эго, которое мы определяем как «кто я есть», в нашей душе живет и детское эго — живое олицетворение ребенка, которым каждый из нас когда-то был. Если рассматривать его как наше потенциальное осознание, состояние ума, куда каждый порой убегает, эта детская система координат и набор реакций представляют собой долговечный компонент нашей психики. Возможно, мы давно подавили в себе внутреннего ребенка, его чувства, восприятия, нужды и реакции, впав в заблуждение, гласящее, что это «убийство» необходимо для перехода во «взрослость». Однако человек не способен достичь цельности, не воссоединившись и не сформировав сознательных и благожелательных отношений с «внутренним ребенком». Это понимание чрезвычайно важно для развития зрелой личности.

Я не раз наблюдал, как взрослые, не желающие примириться с «внутренним ребенком», пытаются обрести исцеление извне, от других людей. Но эта помощь никогда не срабатывает: отношения нужно налаживать между взрослой и детской субличностью, а не между собственным эго и окружающими. Человек, всю жизнь проживший с болезненным чувством отторжения, вряд ли способен осознать, что проблема загнана глубоко внутрь и что суть ее — самоотторжение, отторжение «внутреннего ребенка» взрослым эго. Именно поэтому рану не исцелить никаким внешним одобрением.

Итак, что означают термины «субэго», или «субличность»? (Их можно употреблять как синонимы.)

Субэго, или субличность, — динамичный компонент человеческой психики, для которого характерны отчетливые представления, понятия о ценностях и собственная «персональность». Субличность может в той или иной степени определять реакции человека в данный конкретный момент; человек может более или менее ее осознавать, принимать и предпочитать. Субличность в известной степени встроена в психологическую систему индивида, развивается и меняется с течением времени. (Я называю субэго динамичным, поскольку оно активно взаимодействует с другими компонентами психики и не является исключительно пассивным хранилищем неких качеств.)

Детское эго — компонент психики, «личность» ребенка, которым человек был когда-то и для которого свойственен детский набор ценностей, эмоций, потребностей и реакций. Это не обобщенный образ ребенка и не универсальный архетип, но конкретный, существовавший в прошлом ребенок, уникальный для истории развития индивида. (Эта сущность очень сильно отличается от «детского эгосостояния», принятого в транзакционном анализе[59], где используется обобщенная модель.)

Около двадцати лет тому назад на семинаре по самооценке я предложил присутствующим упражнение. Суть его заключалась в налаживании воображаемого контакта со своим «внутренним ребенком». После семинара ко мне подошла одна из участниц и сказала с горькой нервической усмешкой: «Хотите знать, что я сделала, осознав, что ребенок, который сидит под деревом и ждет меня, — это мое собственное пятилетнее “я”? Я представила, что под деревом течет река, и утопила в ней ребенка».

На этом примере я хотел показать не только то, что мы можем не осознавать присутствие некой конкретной субличности, но что осознание ее может сопровождаться выплеском враждебности и отторжения. Нужно ли говорить, что нельзя получить здоровую самооценку, презирая часть себя самих? Мне ни разу не приходилось работать с депрессивными личностями, которые бы не выражали ненависти к своему детскому эго, а просто игнорировали или отторгали его.

В книге How to Raise Your Self-Esteem я предлагаю ряд упражнений для выявления и интеграции детского и подросткового эго.

Подростковое эго — компонент психики, прошлая «юношеская личность», которой свойственен подростковый набор ценностей, эмоций, потребностей и реакций. Это не обобщенный образ подростка и не универсальный архетип, но конкретный, существовавший в прошлом подросток, уникальный для истории развития индивида.

Для работы с семейными парами, имеющими проблемы во взаимоотношениях, зачастую полезно изучить подростковое эго обоих супругов. Эта субличность часто играет важную роль в выборе партнера. Это состояние ума, к которому мы неосознанно обращаемся, когда попадаем в кризис. Подростковость проявляется в поведенческих моделях отчуждения, для которых характерны такие выражения: «Мне все равно!», «Хватит меня доставать!», «Не смей мне указывать!».

Помню, как однажды ко мне на прием пришла семейная пара врачей-психотерапевтов, донельзя разозленных друг на друга. Ему был сорок один год, ей тридцать девять, но оба вели себя как ссорящиеся подростки. По дороге ко мне жена сказала мужу: «Когда мы приедем, ты должен будешь все рассказать специалисту». Чтобы придать своим словам авторитетность, она заговорила «взрослым» голосом, в котором он узнал голос своей матери. «Не смей мне указывать!» — рявкнул он. Когда его жена была подростком, ее постоянно третировали родители. И вот сейчас, в ответ на его выпад, впав в подростковое состояние, она ткнула его кулаком в плечо и завопила: «Не смей со мной так разговаривать!». Позже оба сгорали от стыда за свое поведение. «Мы вели себя как одержимые», — признались они.

Именно такие ощущения возникают, когда субличность овладевает нами, а мы не понимаем, что происходит. Я помог супругам выйти из подросткового состояния ума, задав единственный вопрос: «На сколько лет вы ощущаете себя сейчас? Возможно ли решить вашу проблему, находясь в таком возрасте?».

Эго противоположного пола — компонент психики, включающий в себя женскую субличность для мужчин и мужскую для женщин. Это не обобщенный «женский», или «мужской», или универсальный архетип, но индивидуальная для каждого мужчины и каждой женщины субличность, отражающая аспекты развития личности, ее опыта, культурных наслоений и общего развития.

Существует довольно сильная взаимозависимость между нашим отношением к противоположному полу в реальности и внутри себя. Мужчина, считающий женщин непостижимой загадкой, почти наверняка не осознаёт своего внутреннего женского начала. Точно так же и женщина, не понимающая мужчин, не контактирует со своей мужской субличностью.

Занимаясь психотерапией, я обнаружил, что один из самых действенных способов помочь людям наладить любовные отношения — это поработать над их взаимосвязью с эго противоположного пола, чтобы они осознали и приняли его, начали относиться к нему благожелательно, тем самым полнее «включив» в собственную личность. Неудивительно, что женщины лучше принимают идею о наличии у них внутренней мужской субличности. Эго противоположного пола проявляется довольно легко. (Подчеркну, что это не имеет ничего общего с гомосексуальностью или бисексуальностью.)

Материнское эго — компонент психики, с которым связана интернализация[60] аспектов личности, взгляды и ценности матери индивида или других старших «материнских фигур», которые влияли на ребенка в детстве. И опять-таки мы имеем дело с индивидуальной, реально существовавшей, а не обобщенной или универсальной «Матерью». Эта сущность очень сильно отличается от обобщенного «родительского эгосостояния», принятого в транзакционном анализе. Мать и отец оба являются родителями, однако они очень разные, и к ним нельзя подходить как к единой психологической общности. Часто они транслируют очень разные «послания», исповедуют разные ценности, строят разные отношения.

Однажды, окончив прием и выйдя на улицу вместе с последним клиентом, я обратил внимание на резкое похолодание, посмотрел на молодого человека и неожиданно для себя воскликнул: «Как?! Вы не надели свитер?!» Подобное поведение было для меня совершенно нетипично. Прежде чем мой растерянный клиент раскрыл рот, я успокоил его: «Стоп. Не отвечайте. Это были не мои слова. Это слова моей матери». И мы рассмеялись. На какое-то мгновение личность моей матери взяла верх над осознанием.

Подобное происходит с нами не так уж редко. Наших матерей может давно не быть в живых, а мы по-прежнему «проигрываем» их указания у себя в голове, зачастую считая собственными, и не осознаем, что слышим их голос, а не свой, что их взгляды, ценности и понятия мы приняли внутрь себя и позволили им закрепиться в нашей психике.

Отцовское эго — компонент психики, с которым связана интернализация аспектов личности, взглядов и ценностей отца (или других старших «отцовских фигур», которые влияли на ребенка в детстве).

Однажды я работал с клиентом, который, проявляя к своей подруге доброту и сострадание, чувствовал вину за это. Странная и необычная реакция! Мы выяснили, что источником этой «вины» было неосознанное отцовское эго, которое презрительно ухмылялось и говорило: «Женщин нужно использовать, нечего относиться к ним как к личностям. Что ты за мужик?». Клиенту пришлось побороться, чтобы научиться отличать собственный голос от голоса отцовской субличности.

Приведенный перечень субличностей не является исчерпывающим. Я включил в него лишь те, с которыми мы чаще всего имеем дело в психотерапевтической практике. Но каждая субличность требует нашего понимания, принятия, уважения и благожелательности. Мы разработали практические методы достижения этой цели.

Несколько лет назад Деверс определила еще две субличности, работа с которыми дает хорошие результаты, — это внутреннее «я» и внешнее «я».

Внешнее «я» — компонент психики, проявляющийся через эго, которое мы показываем миру. Проще говоря, внешнее эго — личность, которую видят другие люди. Оно может оказаться как адекватным средством проявления внутреннего «я» в реальном мире, так и непробиваемой броней, искажающей внутреннее «я» до неузнаваемости.

Внутреннее «я» — личность, которую видим и ощущаем только мы, личное эго, воспринимаемое субъективно. (Вот хорошая основа предложения: «Если бы мое внешнее “я” в большей степени открывало мое внутреннее “я” миру…»)

Центральный аспект нашей психотерапевтической практики — это достижение баланса, или интеграция субличностей. Это процесс работы с субэго, нацеленный на ряд взаимосвязанных результатов.

1. Научиться определять конкретную субличность, отделять и распознавать ее в обобщенных ощущениях.

2. Понять взаимосвязь между взрослым сознательным эго и конкретной субличностью (например, человек осознаёт ее полностью, частично или не осознаёт вообще, принимает или отвергает, относится к ней благожелательно или враждебно).

3. Выявить яркие черты субличности, такие как главные проблемы, доминирующие эмоции, характерные реакции.

4. Определить неудовлетворенные потребности или желания субличности, относящиеся к взрослому сознательному эго (например, желание, чтобы ее слушали, слышали и принимали с уважением и состраданием).

5. Определить деструктивное поведение субличности, если ее важные потребности и желания игнорируются или не удовлетворяются сознательным взрослым эго.

6. Выстроить взаимосвязь между взрослым сознательным эго и субличностью, для которой будут характерны осознанность, принятие, уважение, благожелательность и открытая коммуникация.

7. Определить существующую связь между конкретной субличностью и другими частями психики, разрешить конфликты между ними (при помощи диалога, метода завершения предложений и работы с зеркалом).

Деверс разработала очень эффективный метод, позволяющий клиентам наладить диалог со своими субличностями. Работа с зеркалом — это форма психодрамы, связанная с измененными состояниями сознания, когда клиент/субъект, сидя перед зеркалом, входит в эгосостояние конкретной субличности и в этом состоянии разговаривает со взрослым сознательным эго, которое видит в зеркале. Почти всегда этот процесс сопровождается завершением предложений. Например: «Пока я сижу и смотрю на тебя…», «Ты обращаешься со мной, как моя мать, вот каким образом…», «Вот что я от тебя хочу, но ты мне этого не даешь…», «Если бы я чувствовал, что ты меня принимаешь…», «Если бы я ощущал, что ты сочувствуешь моим стараниям…»

Работаем ли мы с подростковым эго, эго противоположного пола или родительским эго, желая добиться интеграции субличностей и ощущения полноты своего «я», процесс всегда одинаков. Мы превращаем отторгаемые субличности из источников расстройства и конфликтов в позитивные ресурсы, которые обогащают нас и наполняют энергией.

Можно ли добиться успеха в практике самопринятия, не изучая субличности? Конечно. Если мы просто научимся принимать и уважать сигналы внутреннего «я» и полнее ощущать происходящее, это пойдет на пользу самооценке. Однако порой мы видим, что самопринятие блокировано, но не понимаем почему. Таинственные голоса, звучащие у нас в голове, занимаются безжалостной самокритикой. Самопринятие кажется недостижимым идеалом. Если такое случается, то работа с субличностями может обеспечить настоящий прорыв. В психотерапии она нередко дает бесценные результаты, поскольку одно из препятствий для роста самооценки — звучащие изнутри родительские голоса, бомбардирующие нас критичными и даже враждебными замечаниями. Мы, психотерапевты, должны понимать, как отключить эти негативные голоса и превратить враждебные материнские или отцовские субличности в источник позитива.