глава восемнадцатая Тайное Знание, открываемое через спиру

глава восемнадцатая

Тайное Знание, открываемое через спиру

Кроме того, арест осуществлял отряд римских солдат, который Иоанн называет спирою, с трибуном или капитаном во главе (Иоан. 18:3).

«Взял когорту Иуда и повёл её туда, в Гефсиманию». Это кажется совершенно неправдоподобным. Кто мог дать Иуде полтысячи римских солдат? Ведь их надо было снять с охраны Антониевой крепости! Конечно, не Пилат, — он сам узнал об этом аресте на другой день. А если не он, то кто ещё? Не синедрион же — он такой власти никогда не имел.

Поэтому, по-моему, прав Мережковский, «римских воинов здесь нет и в помине, есть лишь толпа черни, „охлос” с Гановой и Каиафовой челядью, вооружённой кой-какими мечами, главное же, вероятно, дубьём и кольём». Вообще же в распоряжении прокуратора находилось шесть когорт — одна когорта на праздники располагалась в Антонии (когорта — одна десятая легиона, то есть 500–600 солдат).

Ю.Домбровский. Суд и казнь Иисуса Ч то же это за загадочная спира?

Почему одно только знание о её присутствии в Гефсимании для стаи настолько опасно, что авторитеты (а Мережковский одно время был бешено популярен, понятно, на «бульваре») даже готовы признать евангелие от Иоанна ошибочным? Уже из одного этого очевидно, что выявление цели и обстоятельств присутствие спиры открывает перед неугодником значительный пласт освобождающего Тайного Знания.

Согласно словарям, спира — когорта, воинское соединение, по-современному — батальон. Силища! Громада! Любое её передвижение — обсуждаемое заметное событие.

Тем более интересно, почему иерархо «христиане» так боятся правды по столь, казалось бы, малозначительной детали.

Итак Иуда, взяв спиру ‹в синодальном переводе — затуманивающее «отряд воинов». — А.М. › и служителей от первосвященников и фарисеев, приходит туда с фонарями и светильниками и оружием.

Иоан. 18:3

Но, может быть, слово «спира» Иоанн использовал в переносном смысле? Может, Иоанн описание первого, нравственно наиболее затруднительного, этапа Убийства решил начать с юморной ноты, используя облегчённый язык фельетонов — дескать, во имя более лёгкого восприятия центрального драматического, ха-ха, события мировой истории. Почему бы-де и нет? Ведь у каждого есть свои слабости, а у Иоанна вот страсть к облегчённому языку в самый неподходящий момент. Нигде эта слабость в его субъевангелии больше не проявлялась, а здесь вот возьми да и проявись!

Логично ответ на вопрос о смысле слова «спира» поискать с помощью других деталей. Может быть, поможет внимательный взгляд на оружие оказавшихся в Гефсимании? Не напрасно же оно упомянуто в этом замечательнейшем образце тайнописи!

…Приходит Иуда, один из двенадцати, и с ним множество народа с мечами и кольями…

Марк 14:43

Симон же Пётр, имея меч, извлёк его, и ударил первосвященнического раба, и отсёк ему правое ухо…

Иоан. 18:10

Предположение, что всё население насильственно подчинённых Римом стран могло свободно разгуливать с мечами, неверно. Право на ношение меча отличало лишь обладателей римского гражданства — это право или покупалось за громадные деньги (Деян. 22:28), или заслуживалось на государственной службе, в частности, многолетним пребыванием в легионном строю или двадцатью пятью годами отупляющего однообразия на галерной скамье.

В те времена ношение меча — в быту, в сущности, бесполезного — то же, что в наше время навешивание на себя побрякушек вроде бриллиантового колье или иных более тяжеловесных и столь же ненужных для жизни вещей — подымает социальный статус.

Предполагать оборонительную функцию оружия, когда рядом был Иисус, смешно.

И когда сказал им: это Я, — они отступили назад и пали на землю.

Иоан. 18:6

При таком-то могуществе Предводителя зачем таскать тяжести, как не для повышения статуса?

Таким образом, в глазах обывателей ученики Иисуса, двое из которых имели право на ношение меча (обладали римским гражданством), из бродяг превращались в удачливых карьеристов, вызывали зависть и желание уподобиться.

К словам о Небесном царстве толпари и в те времена тоже прислушивались благосклонней только тогда, когда проповедующие были при символах успешной карьеры. Люди, увы, не меняются. Не заметить «благотворного» влияния «символов могущества» на увеличение числа слушателей было невозможно, потому мечи при учениках указывали не столько на их римское гражданство, сколько на их необращённость (большую или меньшую некрофиличность и значимость для них толпы).

Кстати, из того, что у Петра был меч, историки и богословы обычно делают нейтральный вывод, что ко времени ученичества он былуже далеко не юношей, поскольку или прошёл службу во вспомогательных войсках Рима, или двадцать пять лет был гребцом на галерах и тем заслужил римское гражданство. Но, удивительное дело, тут же об этом забывают, и Пётр становится лишь бригадиром рыбаков, великим тружеником.

Служба Петра «внешническому» Риму психологически достоверна: уж если знаменитый Иосиф Флавий, уроженец Иерусалима, то есть человек, выросший, так скажем, в непосредственной близости от пробуждающей национальную гордость громады Храма, служил Риму в качестве офицера против своих же соплеменников, то тем более уроженцы Галилеи, в их числе и Пётр, к идее национальной исключительности и несмешиваемости евреев с остальным миром относились много спокойнее. Следовательно, Пётр уж тем более мог выбрать карьеру на службе у Рима. Это сотрудники Храма, включая сторожей, должны были римским гражданством брезговать или, во всяком случае, эту брезгливость демонстрировать — иных в Храм попросту не допускали.

Так что если в Гефсиманском саду в знаменитую ночь оказались не отъявленные повстанцы, а относительно законопослушные граждане, то мечами, кроме двух спутников Иисуса, могли быть вооружены только римские легионеры.

А сторожа Храма были с «кольями» (дубинками, палками), как то им и было разрешено.

Открыто выказывающих пренебрежение Римом и его законами римские легионеры вырез`али (Лук. 13:1), но, быть может, практика властей была именно этой смене храмовых сторожей безразлична настолько, что они на глазах у легионеров демонстративно дефилировали с мечами? И легионеры, вопреки обыкновению, этого не замечали? Итак, мечи были не у сторожей.

Но вот вопрос: а зачем сторожам Храма вообще были нужны даже «колья»? Ведь было заведомо известно, что Иисус сопротивляться не будет, да и ученикам Своим не позволит. Реши Иисус обороняться, Его оппонентам не помогли бы никакие легионы с катапультами и баллистами и даже целые реки «греческого огня».

Тогда говорит ему Иисус: возврати меч твой в его место, ибо все, взявшие меч, мечом погибнут;

Или думаешь, что Я не могу теперь умолить Отца Моего, и Он представит Мне более, нежели двенадцать легионов Ангелов?

Матф. 26:52, 53

И когда сказал им: это Я, — они отступили назад и пали на землю.

Иоан. 18:6

Если искать целесообразности, то «колья» могли помочь только в двух случаях: отгонять собак и/или… погонять замешкавшихся сотоварищей.

Собаки на группы людей не нападают.

А вот у кого-то из сотоварищей могли шевельнуться совесть или стыд. И здесь нужны не мечи, а именно палки. Методика, отработанная тысячелетиями.

Словом, с какой стороны ни зайди, меч — одна из деталей, указывающих на участие в Аресте римских легионеров, но… как нам сообщают бульварные авторитеты, легионеров в Гефсимании быть не могло, потому что их не могло быть там никогда.

Дело не только в авторитетности Домбровского и Мережковского, хотя последний во «внутреннические» времена при Николае II был дико популярен среди «приличных» дам, пошлых приказчиков и молодых священников (постарше не читали вообще ничего). Причина неприятия спиры глубже и интереснее — ибо, в конечном счёте, разворачивает человека к проблеме родовой памяти.

Сегодня с промежутком всего часа в полтора мне довелось выслушать два противоположных мнения. Один верующий, протестант-еврей («полноценный»), мне пламенно кричал, что в аресте участвовали одни только евреи, «спира» — указание на наличие в храмовой группе захвата вооружения, да-да, их там был именно батальон, а иначе могут думать только дураки, и т. д. и т. п. А другой протестант той же деноминации, но нееврей (в психологическом отношении — классическая «когорта», о нём чуть дальше, это его дед утопил собственную подводную лодку в 1941-м), не менее пламенно напирал, что когорта была буквальная, из легионеров, причём присутствовала практически вся, не вовлечёнными остались только часовые в казармах да находившиеся на постах в Антониевой башне, и это может быть непонятно только дуракам, и т. д. и т. п.

Ни с одним из них спорить (в том числе и ввиду отсутствия у меня тогда аргументов) было невозможно.

Но для меня в этом заочном их противостоянии обнаружилась польза. Например, первый мой оппонент задал следующий вопрос: а почему Петра, пока тот заскорузлой ладонью рыбака выковыривал из-за пояса меч, профессиональный легионер не нанизал на копьё или меч? А уж тем более после того, как Пётр пролил чужую кровь? Уже из одного этого якобы следует, что легионеров в группе захвата не было.

Учитывая неадекватное напряжение страстей в связи с этим вопросом, рассуждения о значении слова «спира» до этапа формулирования вывода доводить не будем. Обойдёмся дискуссией. Кому дано, поймёт всё правильно.

Таким образом, целью написания главы становится преимущественно обсуждение приведённой цитаты из работы Ю.Домбровского (его мнение здесь совпадает со многими течениями восточного и западного, в том числе протестантского, богословий), а именно: во-первых, экспертиза психоэнергетической целесообразности присутствия в группе захвата римских легионеров, а во-вторых, поиск ответа на вопрос: а мог ли почти весь римский гарнизон Иерусалима быть посланным на задание без ведома Пилата? Кто мог отдать такой приказ?

С ответом на второй вопрос трудностей нет — во всяком случае, для вдумчивого читателя. Вновь угадывается воля «святой сновидицы». Она — наследственная императрица, а Пилат — ничтожный в иерархии власти всадник, психоэнергетически — уровень третьестепенного исполнителя. Сила реальной власти супругов просто не сравнима. Итак, приказ о выступлении когорты в пригородные садовые участки иерусалимлян отдала префектесса. Если что и удивительно, так только то, что Пилата даже не поставили об этом в известность. Никто! Может, его вообще редко когда ставили в известность при отправлении потребностей власти?

И тогда любимая цитата пилатоненавистников:

В это время пришли некоторые и рассказали Ему о Галилеянах, которых кровь Пилат смешал с жертвами их…

Лук. 13:1

в соответствии с внутренним неугодническим чутьём и в рамках неоднозначности древних языков, приобретёт другое допустимое значение:

В это время пришли некоторые и рассказали Ему о Галилеянах, которых кровь ЯКОБЫ Пилат смешал с жертвами их…

Тем более что цитируемые галилеяне находились в таких взаимоотношениях с Истиной, что Иисус их обличил.

Если бы префектесса любила Истину, она, посылая когорту в Гефсиманию, могла приказать Иисуса защитить — и можно быть уверенными, что и волоса не упало бы с Его головы, сколько бы батальонов сторожей ни вооружили палками и даже мечами первосвященники. Но легионеры были посланы Иисуса отнюдь не защищать…

Но был ли смысл посылать всю когорту? Ведь для того чтобы арестовать Человека, о Котором заведомо известно, что сопротивляться Он не станет, достаточно одного храмового сторожа с палкой (чтобы отгонять по пути собак).

Думается, что невозможность арестовать Иисуса вопреки Его воле первосвященники вполне осознавали — другое дело, как они этот феномен объясняли: сатанизмом, магизмом, гипнотическим воздействием или с помощью ещё какого, бывшего в то время в обороте, термина.

Итак, чтобы повязать Иисуса, было или недостаточно всех римских легионов, или достаточно одного человека, однако было послано множество людей, что не случайно. Действительно, есть небольшая, но ключевая тонкость: для осуществления Ареста был необходим Безотказный Исполнитель. Шли арестовывать не просто невиновного, но само Слово, Жизнедателя, подсознание распоследнего исполнителя не могло этого не чувствовать.

Да, перед высшим начальством (можете не сомневаться, и «внешников», и «внутренников»), планировавшим уничтожение Иисуса, вставала проблема психологической устойчивости исполнителя, который должен был повязать Иисуса (это один из первых, самых сложных, шагов на пути к Казни, но, удайся этот первый шаг, дальше всё пойдёт как по маслу — механизм казней за столетия накатан, никто из палачей не наносит решающего смертельного удара). Всегда существовала возможность, что у посланного могла шевельнуться совесть, или хотя бы проснуться стыд. Тогда бы всё сорвалось.

Следовательно, начальство должно было создать такие условия, при которых стыд и совесть ни у кого бы не проснулись. Чтобы не было ни малейшего проблеска критического мышления.

С помощью каких приёмов это достигается?

Палки у сотоварищей? А ещё что?

Когда знакомишься с рассыпанным в веках и тысячелетиях опытом «успешных» действий высшего руководства, создаётся впечатление, что:

— или оно очень хорошо изучило теорию стаи, — или верное решение ему подсказала некая внешняя сила, почти всеведущая, — или же верное решение пришло… с «помоек» родовой памяти.

Последнее вполне достоверно: всякое «успешное» действие высшего начальствующего — всегда нравственное преступление, оно застревает травмой в подсознании этого начальствующего, откуда легко «скачивается» их таким же властолюбивым (стадным) и невротичным потомством.

Руководившие операцией по уничтожению Иисуса поступили в точности по тем же принципам, по которым наши находящиеся у власти современники формируют групповухи, что описано в «КАТАРСИСе-1» на примере тайной жизни одного из «благодетельных» православных целительских центров Москвы. Теоретическое же обоснование приёмов приведено в теории стаи («КАТАРСИС-2»).

Итак, посылаемых исполнителей необходимо было лишить даже проблесков критического мышления.

Для достижения чего необходимо:

— усилить напряжённость некрополя, присущую непосредственным участникам-некрофилам группы захвата (евреям — сторожам Храма);

— усилить напряжённость некрополя, присущую элементам оцепления вокруг группы захвата;

— обеспечить присутствие в Гефсимании всех (!) главных некрофилов города, индуцирующих некрополе на психологически однотипных ему исполнителей;

— группу захвата сделать ещё более восприимчивой к воздействию внешнего некрополя.

Сделать исполнителей более восприимчивыми к некрополю можно с помощью ряда известных приёмов.

Их можно, скажем, одурманить. О том, были ли сторожа пьяны или нет, в сохранившихся субъевангелиях не упоминается, из чего, вообще говоря, не следует, что профессиональные сторожа, в отличие от своих коллег из других народов, были трезвы — тем более, если начальство «вдруг» расщедрилось.

На группу захвата можно было воздействовать и «естественным» путём — например, отправить на задание не днём, а ночью. Кстати, Иисус на эту деталь обратил внимание кого-то из учеников.

Каждый день бывал Я с вами в храме ‹днём! — А.М. ›, и вы не поднимали на Меня рук ‹приказ вам не давали, боялисьначальнички, что совесть в вас проснётся; ночью же состояние психики иное. — А.М. ›; но теперь — ваше время и власть тьмы.

Лук. 22:53

Кстати, а помните, как иерархобогословы объясняют причину выбора начальством для ареста именно ночи? Дескать, народа боялись. Но что бояться народа, который Иисуса не защищал ни во время глумливого суда синедриона, ни на Лифостротоне, ни на пути к Голгофе? Ночь была нужна для формирования психики исполнителей группы захвата.

А ещё сторожей можно было озлобить и напугать. Озлобить — на то жрецы-пасторы-комиссары-священники всех народов мастаки. Надо просто убедительно рассказать, Кто виноват во всех несчастьях, включая и позапрошлогоднюю засуху. Верный приём.

А вот как сторожей запугать? В Иерусалиме это могли сделать только римские легионеры. Получается, что их присутствие в Гефсимании было просто необходимо, тем более, что этим они попутно обеспечивали дополнительную озлобленность сторожей: с чего это бряцающие мечами необрезанные их оцепили?.. Пасут? Нас? Гады! Гады!! Гады!..

Кольцо оцепления из некрофилов вокруг группы захвата ведёт к усилению некрополя во внутреннем круге — за счёт прямого наложения силы некрополей.

Некрофилы в оцепление годятся, в сущности, любые — евреи ли, римляне ли, безразлично. Но римские легионеры предпочтительнее, они не только раздражают, но и пугают.

Легионеры, кстати, тоже должны были в эти часы евреев ненавидеть с особенной силой — из-за этого еврейского ночного «мероприятия» их, легионеров, лишили: кого сна, кого ласк местных проституток, кого услады для жаждущих карьеры — вина. Легионеры субстаю Храма ненавидели и днём: другая национальность, возможно, и раса, но главное — другой тип психики, не «внешники», а «внутренники», основание более чем достаточное.

Теперь о сборе в Гефсимании всех главных некрофилов Иерусалима.

Первосвященникам же и начальникам храма и старейшинам, собравшимся против Него, сказал Иисус: как будто на разбойника вышли вы с мечами и кольями, чтобы взять Меня!

Каждый день бывал Я с вами в храме, и вы не поднимали на Меня рук; но теперь — ваше время и власть тьмы.

Лук. 22:52, 53

Что же означает в данном стихе слово «первосвященники»?

Должность правящего первосвященника — номинального руководителя Синедриона — занимал в ту пору Иосиф Каиафа, однако истинным авторитетом был глава саддукейской партии Ханан бен-Шет (Анна), тесть Каиафы, который за пятнадцать лет до описываемых событий также был первосвященником и в восприятии иерарховерующих настоящим первосвященником и оставался. Каиафа по сравнению со старым вождём был полным психоэнергетическим ничтожеством и ни одного решения не принимал без консультаций с могущественным Хананом. Иерархобогословы — и те согласны во мнении, что замысел Ареста с иудейской стороны шёл именно от Ханана. И после Ареста первым допросил Христа (точнее, надругался над Ним) именно Ханан (см. Иоан. 18:13, 19–24).

С точки зрения ритуалов службы совершенно невозможно, чтобы высшие лица лично отправились участвовать в захвате мелкой сошки, не защищающегося «самозванного Мессии» — это всегда удар по авторитету. И, рассуждая чисто психологически, ни Ханана, ни Каиафы в Гефсимании быть не могло, потому что не могло быть никогда.

Однако с точки зрения духовной всё иначе: должно было произойти величайшее в истории человечества событие — убийство Бога…

Картина, безусловно, могла оказаться несколько сложнее.

И привели Иисуса к первосвященнику ‹номинальному, Каиафе. — А.М. ›; и собрались к нему все первосвященники и старейшины и книжники.

Марк 14:53

Получается, первосвященников в Иерусалиме даже не двое — их явно больше, по меньшей мере трое!

В справочниках, которые иногда приводят крупицы достоверной, не противоречащей критическому мышлению информации, читаем, что Синедрион, или Великий Совет, состоял из 71 иерарха. Один был, понятно, номинальный первосвященник. Остальные 70 членов Синедриона делились на три категории: первосвященники, старейшины и книжники. Первосвященники (начальники храма) — это все бывшие первосвященники, а также и главы важнейших священнических семейств. Добавим: так как субъевангелия писались через много лет после Казни, то в восприятии писавших первосвященником был также и тот, кто ещё только станет номинальным, правящим первосвященником уже после Гефсимании. Можно не сомневаться, что к моменту Ареста он уже достиг таких высот психоэнергетической власти, что старый вождь Ханан чувствовал: этот — не подведёт! Чьё присутствие — Ханана или «молодого дарования» — в Гефсимании было более целесообразно? Целесообразно как с точки зрения рвущейся к мировому господству субстаи, так и с точки зрения формирования Безотказного Исполнителя непосредственно при Аресте.

Кто на тот момент был более «крутым» первосвященником — Ханан или «молодое дарование», — сказать трудно. Очень может быть, что и последний. А вот с точки зрения завоевания мирового господства предпочтительнее «молодое дарование», ещё способное, в отличие от престарелого Ханана, к деторождению.

Было бы странно, если бы искомыми кандидатами не оказались какие-либо родственники потомственного вождя Ханана. И Провидение сохранило для нас о том свидетельства! Оказывается, первосвященниками, кроме зятя Ханана Каиафы, смогли побывать ажпятеро (!!!) сыновей Ханана: Элеазар, Ионатан, Феофил, Матфий, Ханан Младший (см. И.Флавий. Иудейские древности. XpIII, 2, 2; 4, 3; 5, 3; XIX, 6, 2; 6, 4; 8, 1; XX, 8, 5; 9, 1). Как, не сдерживая чувств, пишет предатель Иосиф Флавий, «такое счастье не выпадало на долю ни одного из наших первосвященников» (там же, XX, 9, 1).

Кстати, Элеазар, сын Ханана, был первосвященником в 16–17 гг. н. э., т. е. до Каиафы, поэтому на момент Ареста его, если он был жив, воспринимали как первосвященника самого что ни на есть настоящего.

Так что первосвященников — прошлых, настоящих и будущих, — помимо уже слабеющего Ханана и явно второстепенного Каиафы, было в Иерусалиме и в самом деле более чем достаточно.

И самыеяркиеиз них были в Гефсимании.

Ибо смысл присутствия храмового начальства мог быть только один: «морально поддержать» своих подчинённых. Без чего те могли сорвать выполнение приказа.

Из того, что была выслана «попылить» почти вся спира, следует, что присутствовал и её командир — тысяченачальник. Будь Пилат реальным властителем — ярчайшим некрофилом, как его нам, вопреки Евангелию, представляют «христиане»-пилатоненавистники, то можете не сомневаться — и он бы там был. Но Пилата в Гефсимании не было — и не должно было быть.

Зато там должна была быть главная некрофилка города, умелый провокатор.

Понятно, она выбрала тень олив и оград садовых участков, чтобы никто не мог её заметить и узнать.

Может, она даже пользовалась гримом. Кто обратит внимание на женщину в одежде проститутки?

Присутствие ихвсех очень важно и необходимо по единственной причине: запустить механизм Убийства. Это самое сложное: для такого масштаба преступления нужен Безотказный Исполнитель, а это феномен всепланетной стаи, в ту эпоху таковых ещё не было, потому им и потребовались специальные мероприятия…

А ещё весьма желательно — с точки зрения теории стаи, — чтобы в момент Ареста было совершено какое-нибудь уголовное преступление: желательно, конечно, кровавое убийство. Непременный при этом всплеск некрополя окончательно «причесал» бы эмоции этого сборища — и доформировал Безотказного Исполнителя.

Симон же Пётр, имея меч, извлёк его, и ударил первосвященнического раба, и отсёк ему правое ухо; имя рабу было Малх.

Иоан. 18:10

Один же из стоявших тут извлёк меч, ударил раба первосвященникова и отсёк ему ухо. Тогда Иисус сказал им: как будто на разбойника вышли вы с мечами и кольями, чтобы взять Меня. Каждый день бывал Я с вами в храме и учил, и вы не брали Меня…

Марк 14:47–49

Тогда Иисус сказал: оставьте, довольно. И коснувшись уха его, исцелил его.

Лук. 22:51

Насколько я помню, потуги иерархобогословов разных деноминаций в истолковании этого «упражнения» Петра с мечом, смысл их рассуждений сводится к тому, что вот-де нашёлся среди вялых учеников Иисуса один, решившийся на активные действия, римский гражданин Пётр, да и то благородство вне направляющего действия Духа Святого обернулось пустым маханием меча, ухо-то ведь прирастили обратно!

Так они говорят: дескать, Петра отличало именно благородство — не случайно он впоследствии стал руководителем Церкви, благородного собрания, в котором выписывается пропуск в вечность. Дескать, его авторитет над массами — следствие благородства души.

Но так ли уж благородство руководило якобы психоэнергетически суверенным Петром?

Истинное благородство возможно только у психоэнергетически суверенного человека. Если бы Пётр был психоэнергетически суверенен, то он бы следовал Истине, то есть мечом бы не только не махал, не только его не извлёк, но даже бы его и не носил. На манипуляции Петра с мечом была воля иерарховождя — человека и духа.

Пётр работал на толпу!

Был её элементом, функцией!

Как бы ни рационализировал свой поступок он сам, а в веках и иерархобогословы.

Своим поступком Пётр помог доформировать Безотказного Исполнителя.

Для Ареста нужна была кровь («знак могущества», всплеск некрополя), и Пётр её пролил.

Кровь ради соскальзывания иерархии на самую сложную в Казни ступень — первую.

Коллективным делом легионеров, иудеев и толпарей из числа «учеников Христа» (Иуды, Петра и других) был, конечно, Арест как первый этап Казни, самым же трудным здесь было — формирование Безотказного Исполнителя, с начисто отключённым критическим мышлением.

Прообраз того Исполнителя, который в толпе себе подобных в час Третьего Пришествия Христа, вопреки, казалось бы, очевидному поражению, бросится на самоубийственный штурм Нового Иерусалима (Откр. 20:7–9).

Что ж, читателю предоставлено право самостоятельно решать, были или нет в Гефсимании римские легионеры, действительно ли «спира» — когорта (батальон) или нечто иное, скажем, всего лишь сдвоенный караул (четыре человека), и следует ли обращать внимание на свидетельство Иоанна, любимого ученика Иисуса.

Справедливости ради следует упомянуть аргументы того человека, который пламенно доказывал, что арестовывали Иисуса одни только евреи. В качестве аргумента он указывает на то, что в других, кроме Иоанна, евангелиях о спире не говорится, а только о евреях.

…вот, Иуда, один из двенадцати, пришёл, и с ним множество народа с мечами и кольями, от первосвященников и старейшин народных.

Матф. 26:47

…с мечами и кольями, от первосвященников и книжников и старейшин…

Марк 14:43

Он сказал примерно так:

«Ясно написано: мечи — от первосвященников! Следовательно, и Иоанн под спирой имел ввиду храмовых сторожей, вооружённых — почему бы и нет? — мечами. Пусть не все, только у некоторых, у остальных же были лишь палки».

На это я смог возразить лишь то, что только у Иоанна сказано, что ухо Малху отсёк именно Пётр, но из того, что Пётр не упомянут другими евангелистами, не следует, что отсекавший ухо Малху не Пётр.

Кстати, Петра можно «вычислить» и без упоминания его имени. Ударил явно самый гипнабельный «внешник». Наиболее гипнабельны обычно авторитеты коллектива. Авторитетом-«внешником» был Пётр.

Да и вообще из того, что ни в одном из евангелий не сказано, что сила земного притяжения во время описываемых событий осталась прежней, не следует, что она исчезла вовсе или возросла в несколько раз.

Что до Матфея, Луки и Марка, то они по причине, которая будет обсуждена ниже, намеренно выражались двусмысленно всякий раз, когда дело касалось евреев и Петра.

Психотипичны (автобиографичны) не только мнения, но и книги, автобиографично даже Протоевангелие. Но если рассматривать события в Гефсимании с точки зрения той пользы, которую они принесли постигающему Истину Пилату-Копьеносцу (ради этой пользы Провидение, собственно, и допустило Арест именно при этих обстоятельствах, а не иных), то участие спиры в Аресте (а это непременно бы оказалось известно всему городу уже на следующий день), было для Пилата-Копьеносца прямо-таки подарком, замечательным материалом для размышления: а так ли уж внутренне благородна его супруга и не врала ли она — как обычно! — когда приказала передать, что видела благостный сон об Иисусе. Сообщая о сновидении, говорила ли она правду или им манипулировала, будучи активнейшим проводником зла?

Ради одного этого осмысления ночная вылазка спиры уже должна была быть Пилату Провидением предоставлена.

А ради нашего понимания описана — для чего владеющим основами теории стаи достаточно всего одного слова: спира.

* * *

И как я только раньше не замечал!

А ведь всего несколькими стихами ниже спиры ясно написано:

Тогда воины и тысяченачальник и служители Иудейские взяли Иисуса и связали Его, и отвели Его сперва к Анне, ибо он был тесть Каиафе, который был на тот год первосвященником…

Иоан. 18:12, 13

Настойчиво, ух, и настойчиво евангелист Иоанн старается донести до читателя, что в аресте принимали участие римские легионеры, причём вся когорта. В самом деле, с «отрядом воинов» был не десятский, не сотник, а сам командир Иерусалимского гарнизона, командир когорты — тысяченачальник!

Но почему Иоанн настолько настойчив, что даже дублирует указание на присутствие римского батальона, несмотря на то, что для полноты описания формирования Безотказного Исполнителя вполне достаточно всего одного слова — спира?

И ещё: авторы сокращённых переложений Протоевангелия (субъевангелий), в противоположность Иоанну, хором:

— почему-то избегают прямого упоминания об участии в аресте римской когорты;

— почему-то избегают упоминать то, что Иуда был главным авторитетом среди будущих апостолов (об этом напрямую мы узнаём только от того же Иоанна — в эпизоде осуждения учениками женщины, совершившей помазание Иисуса перед Его казнью — см. Иоан. 12:4);

— почему-то избегают упоминать то, что авторитетом — наследником Иуды стал Пётр;

— почему-то избегают прямоты при описании активной роли Петра в Аресте (покушение на обезглавливание Малха — помощь Иуде и первосвященникам).

Отчего все эти умолчания и недомолвки?

Богословы-пилатоненавистники, всячески избегающие темы несовершенства апостолов, пытаются их всех выдать за своеобразных неземных «херувимов», а себя, соответственно, как их наследников, — за беспорочных, потому пастве надлежит безотказно им повиноваться.

Но если от этого антиевангельского подхода пилатоненавистников освободиться, попытаться выяснить реальное положение вещей и решиться на нелицеприятный взгляд на некоторых апостолов при Аресте и впоследствии, то открываются новые мощные возможности для продвижения в Истине.

Пётр даже после дня Пятидесятницы, когда собравшиеся вокруг него верующие получили необходимый для ускоренного распространения Вести дар иностранных языков (все ли? Пётр, упорно сидевший в Иерусалиме, получил ли? свидетельствовал ли этот дар о готовности этих совместимых с Петром людей принять талант?), отличился в более чем странном для истинного христианина неблагочестии — в еврейском национализме (проявлявшемся, по меньшей мере, в том, что он разделял христиан на «полноценных» и «неполноценных»).

Когда же Пётр пришёл в Антиохию, то я лично противостал ему, потому что он подвергался нареканию.

Ибо, до прибытия некоторых от Иакова, ел вместе с язычниками; а когда те пришли, стал таиться и устраняться, опасаясь обрезанных.

Вместе с ним лицемерили и прочие Иудеи, так что даже Варнава был увлечён их лицемерием.

Но когда я увидел, что они не прямо поступают по истине Евангельской, то сказал Петру при всех: если ты, будучи Иудеем, живёшь по-язычески, а не по-Иудейски, то для чего язычников принуждаешь жить по-Иудейски?

апостол Павел (Гал. 2:11–14)

Как мы видим, когда Пётр проявил свою сущность в явной форме, все остальные из его свиты-иерархии, изъясняясь туманным церковным языком, не дерзнули сказать слово обличения вышестоящему духовному иерарху и, проявив должное смирение, ему повиновались, а выражаясь спонтанной «психоаналитической» терминологией русских правдолюбцев, засунули языки себе в задницу и под начальника подстелились.

Надо полагать, что и в прочих ситуациях свита всегда уподоблялась Великому Кормчему.

Например, материально зависимые от церкви, в конечном счёте от Петра (об этом чуть позже), три субъевангелиста некоторые обстоятельства из земной части служения Иисуса если не отрицали, то замалчивали. Например, затушёвывали факт иерархичности мышления учеников, вследствие чего в авторитете у них были Иуда и Пётр. Эпизод с рассечением уха зависимыми субъевангелистами подан так, что при желании можно вообразить присутствие в бессознательном рубщика благородных намерений. Имя Петра замалчивается.

У Иоанна же весьма важные детали обнажают истинные психоэнергетические корни авторитета Петра (соучастие в Преступлении, авторитетность же суть способность к подавлению).

Рассмотрим эпизод Ареста поподробнее, обращая особое внимание на детали, которые ввёл настойчивый Иоанн (единственный из субъевангелистов, кто, работая над субъевангелием, был от Петра материально независим — об этом чуть ниже; наиболее заискивающий из зависимых — Матфей).

Любая из упомянутых Иоанном деталей для нас весьма важна. Здесь содержится (для мыслящего, конечно!) весьма важная информация, которую субъевангелист более отчётливо высказать не мог (опасность со смертью самого Петра полностью не исчезла, остались его духовные наследники).

Иоанн нам сообщает следующие важнейшие детали:

— «правое ухо»;

— пострадавший от меча Петра—«раб первосвященника»;

— имя его — Малх.

От Луки о Малхе (хотя имя его опущено!) узнаём: Иисус раба первосвященникова исцелил, уха лишь коснувшись, то есть ухо не понадобилось поднимать с земли и долго обдувать от пыли и грязи (оно не было отрублено до конца).

Характеристика Малха, что и говорить, обширная — по объёму сравнима разве что с жизнеописанием Симона Киринеянина, весьма важного в Евангелии персонажа. В «КАТАРСИСе-2» уже было показано, что умело подобранной информации в пять-шесть слов вполне достаточно, чтобы в общих чертах восстановить всю биографию человека. Приготовьтесь к тому, что и в случае с Малхом это тоже легко достижимо.

Восстановление биографии Малха для неугодников необходимо и важно — что следует хотя бы из того, что только по смерти Петра Иоанн решился упомянуть это имя. Но есть и более важные причины: этот человек был связан с Пилатом.

Есть несколько подходов к постижению характера Малха, результат их всех один: Малх стал истинным неиерархичным христианином.

Два из этих подходов приведём прямо сейчас, ещё два — чуть ниже.

Первый подход. Иоанн написал своё субъевангелие спустя примерно семь десятилетий после событий в Гефсимании. Скажите, кто-нибудь вспомнит имена нынешних высокопоставленных министров-воров по прошествии лет хотя бы пяти после их низвержения? Правильно, никто вспомнить просто не сможет. А уж через десять лет они вообще полное ничто. А Иоанн писал на рубеже первого и второго веков, когда упомянутый Малх давно упокоился, возможно, уже не первое десятилетие. Тогда получается, что Малх стал известен величием духа. И знание его судьбы, по мнению автора евангелия, для нас, ищущих высот и глубин, просто необходимо.

Второй подход. Случай с исцелением расслабленного при купальне Вифезда (Иоан. 5; анализ в «КАТАРСИСе-1») особо ярко показывает, что Иисус Исцелял (с большой буквы), да и мог по-настоящему Исцелить только тех, кто хотел именно Исцеления. Это народные целители «исцеляют» всех гипнабельных, у Иисуса же всё по-другому. Малх Иисусом был именно Исцелён. Следовательно, Малх — человек вечности.

А что это вообще за деталь такая—«раб первосвященников»?

Может, это юридическое понятие — пропил всё, задолжал, не смог вернуть долг, вот, согласно закону Моисееву, и оказался в рабах? Первосвященник, понятно, не мог не реализовывать свои пороки в ростовщичестве, но не в столь же мелочных операциях, как возня с алкашом!

А может быть, речь идёт о духовном рабстве — эдакий холуй? Но, согласитесь, это не выделяющая человека характеристика: холуёв при Храме было предостаточно.

Что ж, читаем:

Аврам сказал: Владыка Господи! чт`о Ты дашь мне? я остаюсь бездетным; распорядитель в доме моём этот Елиезер из Дамаска.

Быт. 15:2

И сказал Авраам рабу своему, старшему в доме его, управлявшему всем, что у него было: положи руку твою под стегно моё, и клянись мне Господом Богом неба и Богом земли…

Быт. 24:2, 3

Оказывается «раб» — распорядитель, управляющий, он же человек в доме, которому можно доверить имущество. Отсюда, «рабы» могут быть двух типов — честные люди (иногда даже при хозяине-воре) и любители покомандовать, эдакие «вице-президенты», они же холуи. Что до Елиезера, то он холуём не был — потому что Аврам-Авраам не был вождём.

Таким образом, в коллективе вокруг Храма, в котором, как и в нынешних сектах, принято было даже острить с использованием цитат из Писания, доверенное лицо — единственное! — никак не могли назвать вице-первосвященником, управляющим, или ещё как-нибудь, а только «рабом первосвященническим».

Пойдём дальше. Попытаемся увидеть гефсиманскую ситуацию глазами Петра. Ладонь его страстно хватается за рукоять меча, в его случае — символа гордости, тщеславия, чуждости Христу…

Непосредственно перед Петром из толпы малоинтересных исполнителей с палками могут выделяться лишь трое:

— Иуда, — первосвященник (точнее, самый главный из пришедших в Гефсиманию первосвященников), — единственный будущий истинный христианин (его духовное состояние уже вполне распознаётся подсознанием окружающих; немногие считают его приятным, остальные — напротив, плохим-плохим).

Цепь легионеров угадывается чуть поодаль. (Только идиот или намеренный самоубийца дерзнул бы обнажить меч в непосредственной близости от римского легионера, только уже из одного этого следует, что они были на почтительном расстоянии.)

Итак, перед Петром три объекта, не считая фона — мелкой шушеры. Над кем занесёт меч неугодник, а над кем авторитет? Правильно, неугодник выберет предателя или главаря нападающих. А авторитет, напротив, подсознательно почувствует ненависть к истинному христианину.

И «благородный» Пётр заносит руку не на кого-нибудь, а именно на Малха…

То, что христианство Малха было уже отчётливо распознаваемо, позволяет разрешить ещё одну недоступную иерархомыслящему уму загадку: почему Петра не попытались привлечь к ответственности за уголовное преступление, к тому же против «правой руки» первосвященника? Легионерам, понятно, всё равно, режут евреи друг друга, ну и ладно (как в случае с убийством Стефана), а вот евреи привлечь Петра должны были — казалось бы…

Разве только за него вступился один из первосвященников или даже все вместе. Им удалось ничего не заметить? А «не заметить» или вступиться за Петра они могли по одной единственной причине: поскольку были его действиями довольны.

Да, авторитет-исполнитель Пётр исполнил исключительно важную часть работы в Казни Иисуса, если не сказать важнейшую: покушение на убийство. Брызнувшая во все стороны кровь, во-первых, дала мощный всплеск некрофилических эмоций у всех присутствовавших некрофилов, возбудила у них желание большей крови, даже Убийства, — это и сплотило разнородную толпу и довело её до состояния Безотказного Исполнителя. Во-вторых, Пётр предоставил Безотказному Исполнителю морально-логическое основание для наложения на Иисуса рук и оков: дескать, подозревали мы, что эта банда вокруг Назарянина ищет вовсе не духовного, они — обычные бандиты, вот, пожалуйста, и доказательство: дело дошло до мечей, даже еврей на еврея руку поднял! За всё это первосвященники, безусловно, должны были быть Петру признательны. Ох, как признательны.

Чувство удовлетворения действиями авторитета-исполнителя Петра могло быть перечёркнуто только в том случае, если бы Пётр обидел любимого Малха — если, конечно, Малх первосвященнику был люб (был ему свой).

Итак, третий уровень важной услуги, которую Пётр оказал первосвященникам, заключался как раз в том, что Пётр, введя Малха в состояние шока, помог устранению из коллективного Безотказного Исполнителя единственного ненадёжного элемента, индуцирующего сомнение. Той самой личности, из-за которой предприятие могло сорваться. Да за это иерархия награждать должна! Причём суммой стократно, тысячекратно большей, чем тридцать сребреников!

В субъевангелиях ни одно «странное» слово не может быть лишним (если, конечно, оно не внесено чуждой рукой и духом) — каждое из них несёт громадную смысловую нагрузку.

К примеру, «правое ухо» (Лук. 22:50; Иоан. 18:10).

Кто-нибудь задумывался над тем, почему упомянуто, что ухо именно правое?

Какое сокровенное знание хотел сообщить Иоанн?!

Пойдём изведанным путём — через «вживание» в ситуацию.

Каким движением Пётр достал мечом до уха Малха?

Для начала вспомним, что ухо не было «отсечено», как то нам сообщают синодальные переводчики. Ухо не подобрали, не обдували долго от пыли, не приставили его и оно приросло — а просто Он к уху «прикоснулся» и Малх исцелился. Следовательно, ухо или висело на коже или, скорее всего, было лишь перерублено — поперёк.

Каким же, для достижения этого результата, должно было быть направление удара? Сверху вниз? Но римский меч отнюдь не шпажонка придворного дворянина средневековья, которой можно было только колоть, но не рубить. Хотя в популярной литературе римский меч принято называть «небольшим», «коротким», но это сравнительно с двуручным мечом германцев, который, будучи поставлен на землю остриём, рукоятью мог достигать подбородка воина этого высокорослого по тем временам народа. Римский же меч был размером с руку, от плеча до кончиков пальцев (средний рост римлянина той эпохи—160 сантиметров), к тому же достаточно широкий, и потому слишком тяжёл, чтобы рубящий удар сверху вниз можно было остановить на полпути.

Итак, поскольку удар сверху вниз усилен немалым весом самого меча, то при таком ударе не только бы ухо отскочило, но и была бы перерублена ключица и, кто знает, не развалил бы рыбак, в прошлом, скорее всего, гребец-наёмник на галерах, этого Малха и вовсе сверху донизу. Однако пострадало одно только ухо, да и то от головы не отделилось. Следовательно, удар был не вертикальный, а горизонтальный.

Более того, удар Петра был направлен слева направо — ведь пострадало именно правое ухо. Если Пётр был, как и большинство людей, правшой, то удар слева направо говорит о том, что в него вкладывалась вся сила — на поражение. (Представьте, представьте римский меч! Почувствуйте его вес. Желательно при этом разъяриться. И одуреть, как водится, — в присутствии всего высшего начальства провинции.)

Если бы Малх стоял истуканом, то Пётр снёс бы ему полчерепа и все присутствующие оказались бы забрызганными кровью и мозгом Малха. Но и этого не произошло. А не произошло по той строго закономерной причине, что защищающийся человек, когда в его сторону летит смертоносное лезвие меча, пытается увернуться: чуть приседает и отстраняется назад, причём одновременно разворачивается, непроизвольно отворачивая лицо и зажмуриваясь. В сторону нападающего оказывается обращённым именно правое ухо, и, если человек успел отступить достаточно далеко, то остриё меча до черепа не достанет, а только рассечёт ухо, которое останется на своём месте, хотя потоки крови могут создать видимость его отсутствия. Пётр владел мечом не профессионально, то есть движения его были сравнительно медленны, следовательно, у Малха могло быть время увернуться, что он, по всей видимости, и сделал.

С большой степенью вероятности только этой последовательностью движений и можно объяснить причину повреждения только уха, причём правого.

А вот куда Пётр направлял остриё меча?

Малх отстранился… развернулся… чуть присел…

Чуть присел?!

Удар апостола был направлен будущему христианину в шею?

Явный «внешник» Пётр покусился на обезглавливание?

«Внешник»?

Авторитет-исполнитель?

В данный момент психоэнергетически управляемый?!!

Как не начать из-за спины Петра выискивать взглядом закутанную в тёмное покрывало фигуру женщины, судя по осанке, отнюдь не простолюдинки.

Но за пределами группы захвата — хуже, чем просто ночная темень: слепят факелы.

Факелы?..

Слепят?..

Кой черт они вообще там понадобились?

Действовать в ночное время лучше без них: света луны более чем достаточно, тем более, что луна почти полная — Арест происходил накануне Пасхи, а еврейская Пасха приходится на полнолуние; кроме того, в это время года небо в Иудее всегда безоблачное. Ходить по ночам с факелом — всё равно что из ярко освещённой комнаты попытаться разглядеть что-нибудь на ночной улице. Из одного этого видно, что факелы — странность.

И ещё: представляете, выдвигается группа захвата, как им сообщили, хитроумного злодея, неожиданность — её главный козырь, но если она несёт факелы, то преступник, заметив их, может сбежать. Факел в таком случае — осведомитель ожидающего ареста.

Итак, в интересах ареста надо идти скрытно, да и без огня передвигаться легче, привыкшие к лунному освещению глаза различают под ногами всё. Ан нет — зачем-то взяли факелы…

Для чего?

Для солидности?

В данном случае при чуть ли не стократном, если не тысячекратном численном перевесе, — смешно.

Для устрашения?

Ещё смешнее.

А может, всё много проще? Может не «для чего?», а «почему?»?..

Итак, факелы в Гефсимании означают, что выдвигалась не группа захвата, а шествовала Дама (или боится темноты, или ходить в сопровождении факелоносцев привыкла в соответствии со своим социальным положением).

Вовсе необязательно полагать, что зажечь факелы был отдан устный приказ: Дамы обычно настолько сильные гипнотизёры-некрофилы, что их желания-представления воспринимаются окружающими, прежде всего начальниками, как внутренне осознанная необходимость.

И ещё небольшой обертон: слепящий свет факелов скрывал всякого, кто, желая остаться незамеченным, делал всего несколько шагов в тень олив Гефсиманских садов.

Дама не могла не присутствовать при наисложнейшем первом шаге Преступления.

При формировании первого Безотказного Исполнителя, антихриста.

Это был величайший день и её жизни, и её рода вообще: она родила здесь не просто «сына», но сына единородного! «Прародителя» Антихриста! Впрочем, об этом в главе «Зверь был, и нет его, и явится».

Вообще, присутствие «святой сновидицы» в тенях олив Гефсиманского сада столь же строго закономерно, как и «непонятное» присутствие при Аресте первосвященников и тысяченачальника.

Было бы наивно полагать, что предать Христа может только «внутренник» (Иуда Искариот). «Внешники» не лучше. Они в сущности такие же, иной лишь тип актуализированного невроза и, соответственно, невротического происхождения «ценности».