КОМПОЗИТОР МАКСИМ ДУНАЕВСКИЙ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

КОМПОЗИТОР МАКСИМ ДУНАЕВСКИЙ

Благодаря СМИ, казалось бы, мы многое знаем об этой личности… О щедрости и порядочности в его отношениях с женщинами, многожённости, донжуанности, о его спокойствии, прямоте, откровенности, корректности и мудрости, которую он излучает во время своих телевизионных интервью. Но так ли всё это? Может быть, во всём этом есть элемент искусственного и всё это имидж, который с большим трудом выдерживается этой личностью. Может быть, это не та откровенность, а некая имидживая откровенность. Может быть это защита открытостью (закрытость открытостью). Именно поэтому, учитывая это, я решил проанализировать личность моего пациента через анализ и истоки его творчества. Ведь именно через творчество личность наибольшим образом выражает себя. Насколько мне удалось это, судить вам.

— Сейчас, я к своему удивлению, чувствую излучение с вашей стороны какой-то суеты и спешности. От того, имиджа, который я видел всегда на телеэкране, я не чувствую ничего. Не является ли ваше музыкальное творчество отрывом от той суеты, которая бывает в вашей жизни.

(Мой пациент, действительно находится в тревожном, суетном, цейтнотном состоянии. Всё похоже на то, что он находится в ожидании ещё какой-то встречи, которая назначена на то же время, а тут приходится говорить с каким-то психоаналитиком.)

— Чувствуется, что вы сейчас находитесь в ожидании чего-то?

— Да, сейчас ко мне должно приехать телевидение…

(Я чувствую, что мой пациент, явно не настроен на диалог со мной, но зачем тогда нужно было назначать встречу именно на это время. А может быть, в этом заложены некие элементы личностной сущности моего пациента? Вечный цейтнот, суета, всеядность во всём и вся. Вечный поиск новизны… в людях, женщинах и т. п.)

— В данный момент, у меня сложилось впечатление, у вас имеет место некая всеядность, которая является источником вашей внутренней суеты. Так ли это?

— Я человек жизненный. Я люблю жить, заниматься, чувствовать, работать в разных направлениях. Да, я просто люблю жить. Для меня нет, вот это точно я могу сказать, что я работаю для того, чтобы жить и живу для того, чтобы работать. И развлекаться надо, и жить, и любить и все вместе. Я вот для этого живу. Мне нравиться жить на этом свете.

— У вас всегда был успех у женщин. Не кажется, что музыка была бы интереснее, если бы у вас были проблемы с женщинами?

— Не знаю. Может быть.

(Далее, я попытаюсь проанализировать какое место занимает психоаналитический подход в психологии творчества моего пациента. То есть, каким образом, его прошлые переживания, психотравмы, диалоги, переживания сказались на его творчестве.)

— Композитор Берлиоз писал оттого, что ему не покорялись многие женщины. А у Вас всегда был успех.

— Может быть. Это все домыслы. Никто ничего не знает.

(Действительно, у Берлиоза есть «Фантастическая симфония». Создав это произведение, композитор в четвертой части этой симфонии избавляется от своей героини и тем самым избавляется от своей девушки, с которой по жизни дружил. И ему стало легче. Для Берлиоза музыкальное творчество было как бы психотерапией. Он уничтожил «свою внутреннюю девушку» с помощью своей музыки, а в реальности этого не произошло. Но ему стало легче, и он расстался со своей любимой девушкой легко, после того, как он «вылил» чувства и «умертвил» её в своем музыкальном произведении.)

— Максим Исаакович, наверняка какие-то ваши произведения были связаны с вашими переживаниями.

(Мой пациент в молодости также писал симфонии. Он создал столько прекрасных мелодий!. Ну кто не знает песню мушкетеров «Пора-пора-порадуемся», "Тридцать три коровы", "Городские цветы", "Позвони мне, позвони", "Я водяной, я водяной, никто не водится со мной"?!)

— Вы пытаетесь это притянуть к какой-то жизненной ситуации. Нет, нет и нет. Это не имеет никакого отношения к быту, к окружению, к ситуации. К настроению имеет отношение, но лишь в той степени, что, если у тебя плохое настроение, ты не хочешь заниматься музыкой. Но если бы ты сел, у тебя бы тоже получилось.

— И всё-таки, насколько жизнь с вашими переживаниями, со своей суетой, паузами, ритмами, отражается в музыке?

— Я думаю, что на самом деле нет, ибо это вопрос, конечно, больше психологии, чем творчества. (Защита отрицанием.) Но, тем не менее, мне кажется, что способность к творчеству — это отделение в мозге, которое дано человеку, может даже всем людям, но развивается не у всех. Например, Ролан Быков говорил: «Все дети талантливы». Это действительно так. В определенном возрасте все способны к творчеству. И потом только, почему-то, это исчезает, т. е. остается далеко не у всех, а очень у маленького количества людей. Наверное, в этом есть какая-то загадка, которая еще не разгадана. И думаю, что на самом деле на это не влияет ничего. Я помню, как мой учитель Дмитрий Борисович Ковалевский, второй учитель по композиции, к которому я поступил в консерваторию в класс сочинения музыки, говорил, что на творческого человека одинаково влияют, как радость, так и горе, т. е. и то, и другое подталкивает человека к творчеству в равной степени. Горе не служит депрессией для творческого человека. И поэтому все, что нас окружает, подытоживаю, скажу, влияет в малой степени. На самом деле — это есть самообразующийся элемент.

— Вы отвергаете желание композитора выразиться в звуках. С большой музыкой вы это не связываете. Т. е. настоящая музыка — отдельная, суверенная, независимая.

— Никакого отрыва это не означает, просто это какая-то данность человеку. Да, может в отдельных случаях человек «уходит от себя», человек «отходит от жизни», но скорее это принадлежность литературы, может быть, изобразительного искусства, где человек творит сам с собой, и ему совершенно не важен зритель. Музыка не может существовать хотя бы без одного зрителя. Поэтому к музыке это наименьшее отношение имеет.

— Иными словами, вы чувствуете, что когда вы творите, это все идет не от вас, а от нечто, что свыше, и среда, как бы, не влияет.

— Когда мне нужно что-то сделать до завтра, до послезавтра, когда у меня есть определенные сроки, я всегда это делаю. Здесь мне помогает и профессионализм, и откуда-то берется так называемое вдохновение, т. е. адреналин в кровь пускается, ну и химические процессы, во что я верю слепо, что человек является биологическим роботом, включается химия, включается энергетика, и человек способен сделать сегодня ночью то, что он может сделать за месяц.

(Именно благодаря этой вере многие творческие деятели экспериментируют с алкоголем и наркотиком, но это к моему пациенту никакого отношения не имеет).

— В музыке есть такт, есть пауза. И все-таки, в Вашей жизни есть такт, есть паузы?

— Паузы являются условностями музыкальными, которые могут разрушаться как угодно, могут эксперементироваться. Это совершенно не имеет никакого отношения к жизни. Просто время, как таковое, оно присутствует в музыке. Вот и все, т. е. музыка развивается во времени. Есть искусство, которое развивается в пространстве. И это совершенно разные вещи. В жизни. конечно, есть пауза, конечно есть ритм, но это не значит, что есть повторение каких-то жизненных вещей, совершенно в музыке означающих совсем другое.

— Вы являетесь тем, кем являетесь, благодаря какой музыке? Когда у вас спрашивают, что больше всего повлияло на Ваши переживания, мышления и т. д.

— У меня это абсолютно случайные вещи. Это бывают встречи с людьми, это учеба, особенно в молодом возрасте, кто твоими учителями был. Вы знаете, выходят совершенно разные от разных учителей, от разных жизненных ситуаций, выходят одинаково талантливые люди, творящие великолепно в музыке или в других видах искусства, и влияние это оказывает достаточно косвенное.

— Некоторые творцы говорят, что на них Моцарт повлиял, дескать, там все ответы на жизнь, там все подсказки.

— На художника ничего не влияет. Главное для него случай. Вот, например, какими жанрами я занимаюсь… музыкой в кино, в театре, и это повлияло на меня. В юношестве встречи с Марком Разовским, с театром, в котором я работал с восемнадцати лет — это все естественно оказало влияние. Оказали на тот жанр, на ту направленность, которые у меня есть, но совсем не на творчество само, не на способность творить, не на способность писать те или иные ноты в тех или иных сочетаниях.

— У меня есть предположение, что у музыкантов особое ощущение к интонации, к речи людей. Это не так, или вы всё-таки по-особому ощущаете мелодику каждого человека, который говорит? Вот я сейчас говорю, может, Вы по-особому ощущаете ритм моей речи?

— Да нет. Музыкант просто лучше слышит, слышит акцент, понимает лучше мелодику. У любого музыканта лучше развит слух, вплоть до того, что он может сказать, из какой местности приехал человек. Но это может сказать и любой лингвист, поэтому не думаю, что здесь есть серьезные отличия.

— Не кажется ли вам, что в речи человека есть своя музыка. У всех людей внутри звучит какая-то музыка. У кого-то она суетливая, у кого-то более спокойная. В душе у всех звучит какая-то музыка, внутренний психический аккомпанемент. И кто-то рождается с более спокойным душевным аккомпонементом, кто-то с менее спокойным.

— Музыка — это особое состояния, «эфира человеческой» души, всевозможных физических инструментов-моментов, которые и издают этот шарик, эту ауру под названием музыка. Она не живет сама по себе, все это шум. Есть организованные звуки. Все остальное в природе — это неорганизованные звуки. Организовывают их вполне по определенным принципам. Может возникнуть музыка проводов. Но это естественные шумы, естественная музыка, которую даже пытались применять в музыке, конкретные шумы, так называемые. Был даже жанр такой — конкретная музыка, основанный на музыке, возникающей случайно в различных шумах — проводов, машин, человеческих голосов, хор, возникающий из шума детворы на улице, деревьев и т. д. Это все чушь. Это все притянуто за уши. И это наоборот разрушает музыку, потому что музыка — это есть достаточно стройная организация звуков, веками выстроенная и продолжающая выстраиваться.

— Ранее, вы хорошо сказали о состоянии горя и депрессии в творчестве. Действительно, может ли музыкант в состоянии горя заниматься творчеством?

— Я не могу говорить вообще о музыкантах. Я могу только про себя говорить.

— Говорят, что Пол Маккартни мелодию «Yesterday», услышал под утро в своем сладком сне. Насколько вам ваша музыка сниться?

— Ну бывает, что сниться музыка… Очень красивая, но я никогда не могу ее повторить.

— А было такое, что приснилась, и повезло, и вы её потом выразили в нотах?

— Нет, никогда такого не было.

— Наверное, сны композитора — это нечто иное, чем сны обывателя, который не пишет музыку. Ваши сны, наверное, больше наполнены звуками? Или это не так?

— Я этого не замечал.

(Далее, я пытался понять какую долю занимает постмодернистский подход в творчестве моего пациента. Ведь сейчас в эпоху постмодерна, где имеет место смешивание всего, тираж, копирование, автор как бы «умирает», и говорят, что его уже нет, потому что сейчас очень трудно проследить что от него самого, а что от других авторов. Это называется интертекстуальностью. В музыке это попюри, римейки и т. п. В этом случае композитором «жуются» уже известные мелодии. Сейчас очень много музыкальных «винегретов», когда очень трудно отследить вклад самого автора.)

— Очень часто многие «постмодернисты» оправдывают себя. Им говорят: «Ты же плагиатом занимаешься?!». А он говорит: «Нет, я постмодернист».

— Я к этому никак не отношусь. Я могу отрезать это одной фразой. Я козерог, я реалист, я работаю и использую то, что мне дано. И ни на что на это не обращаю внимание и не анализирую. Я анализирую только саму музыку — получилась она или не получилась. С чем я при этом ее сравниваю, я тоже не знаю. Я сравниваю ее с какими-то образцами (согласно аналитической психологии Юнга это называют архетипами), которые сидят у меня в подсознании. Иногда удается, иногда не удается. Это все, что я могу сказать о процессе творчества.

(В одном из своих интервью, мой пациент рассказал, что когда появились "Три мушкетера", некая Мариам Игнатьева очень известный критик, печатавшаяся в "Советской культуре" и «Правде» написала, что эти песенки скопированы с западных песен… В этом интервью мой пациент утверждает, что эти мелкие песенки с Запада никогда не приживутся, никогда не станут популярными в нашей стране. Но, достаточно посмотреть телевизионную номинацию «Галоша», в которой с регулярностью доказывается, как большинство новых российских хитов копируются с западных. Наш слушатель-обыватель мало знаком с западными малоизвестными песенками, а в настоящее время, когда закрываются представительства западных радиостанций, это ещё больше улучшит условия для плагиата. Тем более, закон об авторском праве только-только набирает обороты. Надеемся, что всё вышесказанное к нашему пациенту не имеет отношение.)

— А может действительно, это не плагиат, а простая диалектика, благодаря которой мы постоянно возвращаемся к написанному кем-то, но на новой основе.

(Этот подход в психологии художественного творчества называется диалектическим. Согласно ему, любой творец не может быть полноправным автором, так как он продукт общества. Творец отражает реальность и часто отражает её повторяя своих предшественников, но на новой основе.)

— На самом деле в природе строиться по этому принципу, так или иначе. Ленин и Гегель правильно истолковывали одну вещь, которую остроумно сказал герой фильма, что все движется по спирали. Это вот спираль и есть, только на другом уровне.

(Попробую спровоцировать моего пациента на оценку своих коллег, рассчитывая на то, что как бы мы не говорили о других, мы всегда говорим о себе.)

— Как вы оцениваете современную эстраду?

— Много очень шлаков. Практически очень трудно бывает отделить хорошее от плохого, потому что это все сплошным потоком идет. Никем не регулируется. В Советском Союзе это регулировалось профессиональными и прочими советами. И в этом был смысл, потому что это были профессиональные люди. И должен сказать, что во всех странах мира существует эта форма. Она под разными названиями. Никогда не допускают это на широкие массы, прежде чем не будут пройдены определенные этапы, будь это совет телевизионный, радийный, большая звукозаписывающая компания, которая состоит тоже из директоров. У нас, к сожалению, это идет практически бесконтрольно. Единственное, кто это контролирует — это все идет на вкус продюсеров или самих исполнителей, певцов, которые выбегают на эстраду, и где-то заряжают деньги для ротаций тех или иных песен на радио и телевидении. Песня — это массовый жанр, это есть масскультура, и она должна отражать все, что сегодня происходит напрямую, опосредованно — либо настроения людей, разных групп, социальных слоев. Сегодня музыка очень расслоенная, популярная музыка, масскультура, она рассчитана на каждый возраст, на каждую социальную группу. Поэтому такие деления на жанры, на такие мелкие ответвления. Потому что песня — это абсолютное отражение зеркала, мода, происходящего сегодня и вчера. Но что будет происходить завтра, песню это совершенно не интересует, и никогда она не будет заглядывать «в завтра». Поэтому о песне — это совершенно особый разговор. Если мы говорим о музыке серьезной, о симфонической музыке, то это совсем другое.

Вот, собственно говоря, мы из-за этого не двигаемся, мы очень плохо вписываемся в мировую поп-культуру, если это кому-то надо, конечно.

(Увы! Такова эпоха постмодерна, где всем заправляют прибыль, прагматизм, знаки в т. ч. зелёного цвета. По-видимому, мой пациент переживает, что не может на достойном уровне раскручивать свои произведения. Согласно, моей точки зрения, в психологии искусства особое место занимает эмпирический подход, согласно которому, мелодия становится для слушателя родной в процессе частого прослушивания. Даже бездарный скрип двери, если он периодически слышится в течении всего детства, в зрелом возрасте может вызвать переживания более глубокие, чем музыка. Прислушайтесь, к некоторым бездарным аккордам рекламы. Ведь они уже стали частью нас. Например, бездарное с музыкальной толчки зрения «у-у-у-у-у данон», стало популярной музыкальной формой. Всё это продукт периодического восприятия, а не истинное музыкальное творчество. Кстати, мелодии многих советских песен, которые пела вся страна, совершенно не воспринимаются на Западе, в силу того, что не было этой периодической «накачки уха.)

— Я тоже очень сильно переживаю за то, что сейчас идет такая туфта, и ее выдают иногда под постмодерн, потому что все смешалось, жанры переплелись, и автор умирает. Мне кажется, что ярких авторов со своим стилем, со своим музыкальным открытием, музыкальными формами все меньше и меньше. Или мне это кажется? Может, все-таки есть надежда, что будут какие-то прорывы?

— Не знаю. Рано пока еще об этом говорить, надо еще посмотреть, что будет. Время тяжелое, время, которое не выдвигает лидеров, а наоборот нивелирует. Время такое странное, поэтому надо подождать, посмотреть, что еще будет, чтобы устаканилось все.

— Вот эта мелодия «Тридцать три коровы»…

(Начинаю насвистывать. Мой пациент внимательно слушает и не прерывает меня.)

Ведь Ваша? Я спрашиваю себя и вас почему эта мелодия стала родной. Почему с первого раза, как я её услышал, я сказал: «Боже мой, это во мне было! Это мое родное!». Почему Вы попали мне в душу, в точку? Может действительно вас как автора нет… Автор Бог…

(Согласно архетипическому подходу в психологии искусства, все музыкальные формы уже в нас заданы как архетипы и автору остаётся «всего немного» попасть в резонанс с внутренней психической матрицей — архетипами.)

— Популярные жанры всегда руководствовались определенными вещами, вот именно попаданием. Попасть в сегодняшнее, в сегодняшние ощущения, чтобы это понравилось. Вот это есть хитовое мышление, которое есть у части людей, у части людей их нет. И больше ничего.

(Чувствую в себе соблазн сесть за дочкино пианино и попытаться поискать и попасть «и завтра вся страна будет петь мои песни». Композиторы, которые основываются на эмпирическом подходе в творчестве, порой годами мучают пианино, чтобы попасть. Говорят, что отец моего пациента легендарный Исаак Дунаевкий, создавал десятки вариантов своих песен, чтобы попасть. Предпологаю, что у моего пациента, также есть гигантское количество вещей, которые пока не попали, но часть из них попала в нашу душу.)

— Вот этот ритм «пам-па-пам-пам…» из «Мерри Поппенс», она где-то у кого-то была уже или нет?

— Вы хотите, чтобы я анализировал. Я не буду анализировать, это неправильно.

— Но это дыхание, понимаете. Вы попали просто в дыхание, в природу.

— Это угадывание, хитовое мышление, это из воздуха берется.

(Автор, наверное хотел сказать не о воздухе, а о Боге, космосе или о НИЧТО?)

— Вопрос о взаимодействии и конкуренции с отцом. Давлеет ли влияние отца до сих пор на вас?

— Бывают такие ощущения, но они выражаются в конкретных вещах. Так, в принципе, я никогда этого не чувствую. Вот когда предложили дописать до мюзикла «Веселые ребята», что бы сделать из этого мюзикл, вот тут я почувствовал некоторое неудобство, потому что я понял, что надо подниматься до этого уровня, надо пытаться сделать что-то не хуже. И конечно, мне это мешало. Но потом я сделал работу, и она оказалась неплохой. Таких случаев миллион — сын и отец творят и в музыке, и в других видах искусства, и все это никак не мешает.

(Необходимо отметить, что мой пациент фамилию Дунаевского получил сравнительно поздно. До этого в свидетельстве о рождении моего пациента в графе «отец» долгие годы стоял прочерк. Специальным постановлением внебрачному ребенку было разрешено носить фамилию отца — легендарного композитора Исаака Дунаевского. Очевидно, что это не могло не сказаться на психике и творчестве моего пациента, но это тема отдельных психоаналитических расследований. Знак «Дунаевский» — это путёвка к успеху, которую нужно было оправдать. И этот знак, по-видимому, всю жизнь давлел над моим пациентом. Он этот знак и любил, и не навидел, и в этой подвешенности пребывала психика моего пациента.)

— Есть такое понятие — гениальный слушатель. И многие композиторы не достойны своих гениальных слушателей. Вы свою магию не хотите раскрывать. Тем более это опасно, ведь когда известна структура магии, то магия исчезает… Да Вы ее не осознаете, это понятно. Она просто есть и все. Вот ваше творчество для Вашей личной жизни это что?

— Творчество — это моя жизнь.

— Можно сказать, что творчество является смыслом Вашей жизни? Если у Вас отберут возможность писать музыку, Вы повеситесь?

— Нет. Я буду заниматься чем-нибудь другим, что уже и было в начале 90-х годов. Я решил заниматься другим, потому что творчество никому не стало нужным.

— То есть, оно не является смыслом жизни?

— Ну как Вам сказать? Не знаю, является смыслом жизни, нет. Просто я человек нормальный. Я не собираюсь вешаться оттого, что что-то не получилось.

— Часто говорят о музыке, как о некоем сне, музыкальном видении… это не так?

— Это все ерунда.

В течении всего сеанса у меня был контрперенос чувств на моего пациента, как на талантливого и гениального мальчика, у которого я пытался выяснить почему он такой гениальный, а мальчик, не мог этого выразить потому, что не осознавал истоки своего дарования. Этот мальчик, не мог понять, что от него хотят, куда-то спешил, суетился и как-то наспех отвечал, и более того, желал того, чтобы от него быстрее отстали потому, что он в ожидании чего-то более важного и интересного. Я предлагал ему варианты и версии об истоках его музыкального таланта. Некоторые из них он отвергал (этого было больше), с некоторыми соглашался. И, действительно, в чистом виде анализируемые психические механизмы таланта моего пациента не существуют, а имеет место наложение всех вышеприведённых вариантов. Истоки талантливой музыки моего пациента заложены и в прошлых переживаниях и ощущениях (психоаналитический подход), и в психогенетических задатках коллективного бессознательного, к которым он не имеет никакого отношения (архетипический подход), и в умении повторять что-то старое, но на новой основе, отражать настоящее (диалектический подход), и в умении играть, компановать, смешивать уже известные музыкальные формы (постмодернистский подход), заниматься поиском и экспериментами (эмпирический подход), и работа на угоду слушателю и самого себя (манипулятивный подход). По-видимому, всё это вместе соединяясь и играясь, образует музыкальный феномен Максима Дунаевского, который он сам, похоже, не осознаёт.