ПЕВЕЦ ВИЛЛИ ТОКАРЕВ

ПЕВЕЦ ВИЛЛИ ТОКАРЕВ

— Чем вы сейчас живете, о чем переживаете, о чём хочется выговориться перед россиянами.

— В данный момент я занимаюсь тем, чем занимался 25 лет. У меня нет изменений. Я делаю то, что я делал давно. Это мое и хобби, это моя работа, это мое творчество. Я записываю новые песни. Вот я недавно вернулся из Лос-Анжелеса, куда я был приглашен. Я там получил такую золотую медаль. Мне дали приз за мое выступление на концерте. Там был фестиваль русской песни. Американцы же проявили интерес к нашей группе и вот меня пригласили туда. И это было потрясающее выступление, с точки зрения приема. Это у меня задокументировано на видео, я снял все это. Ну, в Голливуде так же записываю две мои новые песни: «Дети Земли» — это песня, посвященная вот им, детям нашим, и песня «Америка», которую вот тоже они приняли с удовольствием. Я вот в июле еду в Голливуд, буду записывать эти песни, и это будет снято на видео, будет снят фильм. Короче говоря, вот такие мои новости, в смысле того, что я делаю на данный момент. Ну, кроме этого я пишу и другие песни. И лирику мою, сатиру, юмор. Я пишу в восьми разных жанрах. И, когда у меня журналисты берут интервью, к сожалению, очень редкие из них слушали что-то мое. Они просто берут интервью общее такое.

— Вот поэтому я и хотел бы с вами поговорить поглубже. Вы рассказали о своём поведении, а я хотел бы услышать о ваших переживаниях, о том, чем вы сейчас наполнены. Какие у вас беспокойства, как воспринимаете Россию, чем вы наполнены?

— Живя в Америке, я жил в России. Я не уезжал туда. Я вам процитирую, это мое кредо, вот: «Я только телом эмигрант, а не душою. Я душу с телом здесь оставил навсегда. В стране, что доброю зовется и большою. В стране, какой нигде не будет никогда». И это я написал давно. Тогда, когда был в Америке. Но хочу сказать и сегодня то же самое: такой страны, как Россия нет вообще в мире, это уникальная страна. С ее людским потенциалом, с её харизмой, с ее внутренним миром. Люди здесь сохранили еще тот дух, который царил во время Великой дружбы народов. Если вы помните, в то время Советского Союза, когда я приезжал, скажем, в Баку, Ереван, Тбилиси, я приезжал, как домой. Это была удивительная дружба народов. Мы приезжали на декады музыкального творчества. Декада Украины, декада Казахстана, Узбекистана. Какое это было восхищение — видеть все это. Насколько это было здорово! Вот сегодня этого, к сожалению, нет. И люди утратили любовь к своей Родине, которая была раньше, утратили патриотизм. Я сохранил в своем сердце любовь к стране, потому что страну узнать можно.

— Получается, что пока вы были в Америке, мы здесь потеряли свой патриотизм. А вы в это время отсутствовали, поэтому Вы не успели потерять его потому, что в это время, когда мы его теряли, вы находились там. А были бы с нами, то вместе бы с нами потеряли этот патриотизм. Не так ли?

— (смеётся) Да. И знаете, вот Родину можно понять, что она такое, будучи вдали от нее и, не имея возможности быть с ней. Вот я испытывал такое 15 лет, я не имел возможности ни позвонить маме, ни приехать туда. Как известно, были такие правила. Судьба поменялась, изменилась. И в 1989 году я был приглашен с гастролями по Советскому Союзу. Ну, это как вы знаете, были триумфальные концерты. Вот и сегодня я очень рад, что наша страна, несмотря на то, что имеется так называемая «пятая колонна», которая мешает ей двигаться вперед. Я удивляюсь, что наши же соотечественники говорят о ней плохо. Все равно страну нужно любить в любом состоянии, даже если она очень бедная, нищая. Но ее нужно любить, потому что в этом ее основа. Каждый должен любить страну, каждый человек — это частица фундамента. У меня вот такое чувство.

— Получается так, что мы здесь как бы растрачивали патриотизм, а вы наоборот, будучи там как бы его накапливали. Не так ли?

— (смеется) Абсолютно верно, да!

— Вы патриотизм накапливали, будучи в разлуке. А почему так происходит? Почему нам обязательно надо быть далеко от России, что бы у нас патриотизм накопился? А когда мы рядом, мы это не ценим?

— Социальные изменения, которые происходят в стране, отвлекают людей от этого чувства, от любви к Родине. Люди потрясены были очень многими негативными сторонами нашей жизни, начиная с Горбачева, потом Ельцина. И вы сами знаете, сколько погибло людей просто ни за что? Они были вовлечены в эту смуту, которая была, и продолжается сегодня. Сегодня наш Президент, сделал все для того, чтобы, эта наша сторона жизни как-то стала почетней, потому что нас все время учили как нужно жить оттуда из-за границы. А я это все наблюдаю, я это вижу. И мне было очень неприятно, когда нашу страну называли страной третьего мира. Сегодня я вижу, что ситуация изменилась, и, я горжусь этим. Я вообще горжусь, что я россиянин! Горжусь своей национальностью, не преследуя шивинизма. Я никогда не говорю, что я — русский, и что это должно превалировать над другими национальностями. Я считаю, что я гордился бы так же, если бы я был азербайджанец, еврей, неважно кем. Я гордился бы: «Да я азербайджанец, я горжусь, что я азербайджанец. Но это не значит, что моя национальность должна превалировать над другими.

— Вы гордитесь, тем, что вы русский, находясь здесь. А в Америке вы не стеснялись того, что вы русский? Вы с гордостью говорили, что вы русский?

— Я не стеснялся. А там и евреи говорят, что они русские. Там принято считать, что люди, которые приехали из советского союза — это русские. Их там так и называют.

— Но у вас не было комплекса национальной неполноценности на основе того, что вы русский? Многие, живя там, коверкают фамилии на английский лад, добавляя в конце своей фамилии вместо “ov” — “оff”

— Нет, что вы. Я всегда подчеркивал, что я русский. Я был просто русским парнем, жившим в Америке, соблюдавшим ее принципы, законы, привычки и т. д. Я никогда американцев не учил, а просто констатировал факт в своих песнях, которые я писал. Я написал очень много песен о Родине. Вышли мои два новых альбома: песни о моей любимой Родине. Это вот то, что я писал, находясь заграницей. Это итог моего отчета, как я любил свою Родину.

— А можно вернуться немного назад и рассказать о трагедии переживания того, когда вы впервые вступили в Америку. О своём душевном кризисе, о страданиях.

— Будучи в Советском союзе, я 10 лет работал в лучших коллективах страны. Перечисляю: джаз-оркестр гениального Анатолия Кролла, я там работал контрабасистом. Я выступал с блестящим пианистом — Борисом Рычковым, входившим в десятку лучших пианистов мира, подчеркиваю мира. Я выступал в ансамбле «Дружба» с Эдитой Пьехой и Александром Броневицким. Я имею хороший послужной список, как музыканта, потому что это все мне пригодилось, для моей деятельности в Америке. Мне не нужен ни композитор, ни поэт, я все делал сам. И в Советском Союзе я так же был автором уже многих известных песен и получал приличные авторские. У меня своя квартира была, денег было очень много. Я не нуждался ни в чем. Я очень хорошо жил в Советском Союзе, но я писал песни не только лирические, я писал песни примерно в восьми разных жанрах: лирика, сатира, юмор, патриотические, вот песни с сарказмом. И все это не проходило через соцреализм, который отрубал все по своим меркам. Но были правила, знаете, которые нужно было исполнять, и я не хотел нарушать законов и предпринял все для того, чтобы уехать в какую-либо страну, где бы я мог реализовать свое творчество. В1974 году мне удалось уехать в Америку. Это было очень трудно и со второй попытки. Мне разрешили уехать, потому что приезжал Никсон — президент Америки в Советский Союз и всех неугодных просили быстро освободить Советский Союз. Вот мне дали такую возможность, и, я уехал туда ни с чем, ну мне дали 100 долларов. Уехал в Италию сначала, а потом из Италии приехал в Америку. В Америку я приехал с 5 долларами. У меня вообще ничего не было. Я приехал ни к кому, потому что вот евреи, они очень хорошо были обеспечены в то время. Их обеспечивали квартирами, деньгами. И я попал в «толстовский фонд», к дочери Л.Н.Толстого — она заведовала им. И вот мне дали месяц в этом фонде и сказали: «После мы не будем вам помогать». Но помощь была такой мизерной, знаете, такая относительная.

— И всё-таки о своих переживаниях больше.

— А переживания какие были. Я увидел, что я попал в страну, где ни кому ты не нужен, и если ты согнешься — ты пропадешь. И я начал с нуля.

— Это было напряжение?

— Состояние было такое: я сначала не падал духом, потому что я знал то, зачем я приехал. Хотя мне было очень трудно. Этой стране я не нужен был. Она просто сделала мне такую возможность приехать сюда. И я благодарен, что я состоялся в этой стране как человек, как музыкант. Но вначале было, конечно, очень трудно. Я работал по специальностям, далеким от музыки, чтобы как-то прожить в этой стране, сделать первый шаг к тому, чтобы обосноваться в ней.

— У вас был страх по поводу своего выживания?

— Нет, у меня такого страха не было, потому что я всегда находил возможность заработать копейку, чтобы чтобы приблизиться к цели. Это было, конечно, не сразу, на это ушло около четырёх лет. Психологически я был одинок. Никого не было: ни друзей, ни подруг. Я жил один, искал работу, изучал английский — это первое что я сделал.

— Есть такой синдром эммиграции. Это хроническое одиночество, депрессия… Это состояние было у вас?

— Было. Вот через какое-то время, через год. Около года я там мучился, ища работу. Я работал по разным специальностям. И разносчиком почты, так вот деловой почты. Работал в пекарне. Это такие мои моменты в жизни, которые невозможно забыть. Я так же закончил курсы медбрата. Я закончил курсы по ремонту печатных машинок. Я брался за любое дело, чтобы только улучшить свой статус. И потом, когда я приходил домой, то я приходил в пустую квартиру, там никого нет. Единственно меня спасал музыкальный инструмент, за который я садился и сочинял свои песни. Я писал песни о том, что я видел, что переживал. И это сказано на моих пластинках, их вышло в Америке 22 альбома. Это итог моего впечатления, моих переживаний.

— У вас было желание диалога с кем-то, а не получалось и в результате этот диалог был в творчестве. Не так ли?

— Да! Музыка меня спасала. Вот она единственная, что меня спасало в этой ситуации. Потому что многие там сходят с ума, спиваются и вообще пропадают. Америка страна такая — она дает возможность состояться. Пожалуйста, можешь стать миллионером, если умеешь это делать. Ну, вот шаг за шагом я потом уже научился водить машину, сдал на права. Сдал на права таксиста и работал в такси, я стал копить деньги, чтобы выпустить пластинку, ради которой я приехал в Америку. И моей задачей было: показать в Америке мои песни.

— Вы старались не отставать от среднего американца? Не было ли такого? Многие эмигранты мечтают быть таким, чтобы быть на уровне тех, кто там живет. Получить гражданство и т. п.

— Нет, вы знаете, этого не было даже в мыслях. Почему? Потому, что сначала я довольствовался минимумом, который я мог себе позволить. Завидовать кому-то? Я никогда не завидую другим и не считаю чужие деньги. Это мне очень помогло. Я иногда видел, что рядом со мной люди обеспеченные — они кушают хорошо, у них машины. А у меня ничего не было. Я ходил пешком, ездил на метро. И потихоньку добирался к своей цели.

— А ведь многие эмигранты только и мечтают о том, чтобы стать гражданином США. И у них фантазии только на эту тему и работают…

— Нет, у меня этого не было. Я получил гражданство, как все, проживающие 5 лет там. Сдал на гражданство и получил паспорт. Моей целью не было, чтобы сделать какой-то бизнес там. Я приехал, чтобы реализовать свое творчество, которое невозможно было сделать в Советском Союзе. Потому что существовали правила, а правила в любой стране ты обязан выполнять, иначе ты будешь наказан.

— Вы творили для кого? Для каких слушателей? Вы планировали каким-то образом переслать все это в Россию?

— Нет. Это всё случилось помимо меня. И я даже не верил, что мои песни попадут в Россию. Потому что я даже маме 15 лет не мог позвонить. Но потом, когда начали выходить мои пластинки в Америке, когда я выпустил пластинку «В шумном балагане», то через несколько месяцев я вернул деньги, которые затратил, и даже заработал. И у меня появилась возможность каждый год выпускать новые пластинки. Я выпустил 22 альбома со своими песнями. Они были востребованы. Мне присылали чеки из Чехии, Канады, Южной Америки, потом Европа подключилась, Австралия, Япония и даже Южная Африка. Я получал оттуда чеки. И для меня стало возможным купить квартиру на берегу океана, в очень престижном старинном доме. Прекрасная квартира, гараж. У меня появились деньги в банке. Я стал средним американцем. У меня появилось все. И вот тогда я решил, что мне нужно уезжать домой.

— Получается, что вы не мечтали стать средним американцем, а стали. А большинство тех, кто эмигрируют, мечтают быть средним американцем и у них с этим ничего не получается.

— Есть там один мой соотечественник, он выходец из Одессы, он сейчас мультимиллионер. Когда я у него брал машину, такси, то он очень был доволен моей аккуратностью. И через полгода, он предложил мне стать его компаньоном в его бизнесе. Представляете, он говорит мне: «Ты будешь через пару лет миллионером». Я подумал и сказал: «Сема, знаешь, спасибо тебе, но я не могу бросить музыку». Вот и я же приехал сюда ради этого. Я бы мог быть уже, конечно, и бизнесменом, потому что ему очень понравились мои какие-то качества. Я говорю, вот же есть вот там люди, с вами работают, знаете сколько людей в ваших магазинах работают. А он говорит: «мне нужен ты». Вот так получилось у меня предложение с его стороны, которое я не только отверг, я отказался от него, потому что я был поглощен вот своим творчеством. И оно у меня уже пошло вверх.

— Когда личность страдает синдромом эмиграции, она уже и сыта, и обута, и дом у неё есть, но чего-то не хватает в душе. Личность страдает и тоскует.

— Некоторые из нас, живя в Америке говорят, что дескать, американцы — тупые. Это не правильно. Они не тупые. Американцы очень талантливый народ. Они тоже разношерстные. Там живут все национальности мира. И я хочу сказать, что это их страна, их правила. И зачем все говорят, что они вот такие. Если ты приехал сюда, то ты должен сделать то, что ты можешь сделать. Мне никто не мешал делать то, что я делал. Я писал свои песни, никогда никто не спросил, зачем я пишу, почему пишу. Наоборот, когда вышла моя вторая, третья, четвертая пластинка, я стал известным в кругу вот этого эмигрантства. Я писал для наших людей, я не писал для американцев. Я даже туда не хотел идти, потому что знаю, что американский бизнес — очень недосягаемый, ну я имею ввиду по-английски петь. Там десять тысяч групп. Каждый год они показывают свои достижения, талант на конкурсах. И только 2–3 группы проходят. 2–3 группы из 10 тысяч.

— Получается, что у вас были какие-то творческие планы, был творческий потенциал, уже будучи в России. А если бы ты не поехал бы в Америку, вряд ли бы этот потенциал так горел бы и раскрылся? Может, Америка как раз и помогла?

— Я с вами согласен.

— Или у вас вообще не было творческого потенциала в России, а в США он родился. Вы поехали в Америку, чтобы там родилось внутреннее состояние для творчества. А здесь ты был бы пуст.

— Вы правы, я с вами согласен потому, что в Америке я был свободен. Я делал то, что я хотел делать. Мое творчество не было под каким-то запретом. Я писал то, что я хотел. А хотел я что? Я хотел выразить то, что я писал в своих песнях различного жанра: у меня вышла детская пластинка, у меня вышли песни патриотического характера, песни с юмором, песни так называемые, сейчас называется шансон. Это называют блатной лирикой. Профессора Виноградов, Лихачев написали об этом искусстве, об этих каторжных песнях, блатных песнях. Это очень позитивные статьи великих учёных. Они сказали, что в этих песнях боль и страдания. Я тоже самое писал. Есть два характера этих песен: одни развращают, там нецензурные слова, другие воспитывают. У меня нет ни одного нецензурного слова, ни в одной моей песни, вы не найдете это. Там просто констатация факта или историй, или судьба человека, которого я встретил, которого я наблюдал, и я это выразил в песнях. И поэтому мои песни, написанные 25 лет назад, 20 лет назад востребованы и сегодня. Я их сегодня пою, у меня их требуют. Прошло много поколений, а песни мои живут вместе со мной и с моими поклонниками. Это высшая награда для автора.

— У вас есть эти песни, которые о других людях. А есть песни, которые именно о Вас, о вашей сущности, о ваших переживаниях, о личностном и духовном кризисе?

— У меня духовного кризиса там не было, потому что я верил, что я вернусь домой. Хотя таких перспектив у меня не было, в связи с ситуацией с отношениями между Америкой и Россией и правилами, которые существовали в Советском Союзе. Но в душе я надеялся и верил, потому что я маме сказал: «Мама, я вернусь!». Мне это очень помогало, и помогало то, что, когда я выпустил свои альбомы, у меня появилась аудитория, которой я нужен был. Они требовали от меня новых и новых песен, и я писал для них, они давали мне возможность зарабатывать деньги. Мне уже не нужно было работать в такси, или по другим специальностям. Я уже писал песни и выступал, в ночных клубах, которые были уже тогда в Брайтоне и в других местах Нью-Йорка.

— И все-таки, почему большинство творческих людей России остались в 1974 году в России? А вы каким-то образом умудрились выскочить? Кто же вы такой? Почему именно вы выскочили? Нет, почему именно вы оказались умнее других музыкантов, певцов взяли и выскочили за пределы кордона, а другие что тупые что ли?

— Вы знаете, однажды, по «Свободе» я слушал передачу и там ведущий сказал: «Из всех эмигрантов выиграл Вилли Токарев». Я не знаю почему он так сказал, но сказал, что ситуация, которая была, когда я поехал в Советский Союз, триумфально вернулся обратно сюда и на меня стали смотреть другими глазами и с другим отношением, после моего успеха в России. Мне стали платить в 10 раз больше денег, чем я получал до этого.

— За время нашего диалога, я почувствовал в вас некий комплекс неполноценности. Вы все время доказываете, что у вас пластинки есть, все есть, все отлично. Получается, что вас унижали раньше очень сильно, так сильно унижали, что теперь приходится постоянно доказывать что вы состоялись. Почему вам приходится все время это доказывать. Успокойтесь, успокойтесь! Вы действительно состоялись.

— Да, вы знаете, вы правы, потому что, когда я приходил в Советском Союзе на «Доброе утро», или куда-нибудь показывать свои песни, там была своя мафия. Песни, что это будет хит, это не будет хит, и меня практически проигнорировали. Я же не был членом союзов писателей, композиторов, поэтому мне было трудно там. И, ну тогда я решил уехать оттуда, потому, что у меня не было возможностей реализовать себя.

— Вас сильно унижали здесь? Вас это угнетало сильно?

— Ну, как сказать. Я материально очень хорошо состоялся в России.

— Вы очень тяжело выносите когда вас унижают? Вам это больно?

— Ну, естественно.

— Больно настолько, что вы стали смелым и нахер уехали. Не так ли? И все же кто эта скотина, эта сволочь, которая вас в Советское время так сильно унижала, если б она была жива, кто такая скотина.

(Провоцирую).

— А вы знаете, у меня такое отношение к этому: любая страна, где бы ты не жил, скажем, капиталистическая, мусульманская или какая-то другая страна, она имеет свои законы, которые ты должен выполнять. Я на Советский Союз не обижаюсь. Тогда были правила, которые были для всех людей, живших в этой стране. Я их соблюдал и не хотел их нарушать.

— Вы на Советский Союз не обижаетесь, вы обижаетесь на конкретных чиновников, которые обидели вас одним диалогом и этот диалог до сих пор прокручивается в вашей голове. Именно в этом причина вашего постоянного напоминания, что вы состоялись. Не так ли?

— Да, да, да, вы правы. Когда я стал известным в Советском Союзе, я пошел в горком и говорю: «Вы знаете у меня родился ребенок, я живу в жутких условиях, полуподвальном помещении. В одной комнате, 12 квадратных метров. А вот там свободная комната, дайте мне ее. Ко мне же приходят люди, иностранцы, иногда приходят, интервью берут». А они говорят: «Вы знаете что, вы ждите своей очереди». Я ждал этой очереди бесконечно, так и не получил ее. Были такие правила. Чиновники тогда были такие бюрократы. Мне тогда нелегко было в Советском Союзе все это наблюдать. И естественно была какая-то обида на такую не справедливость, а главное на то, что мне не давали того, чтобы мои песни звучали по радио, телевидению потому, что были другие, у которых было больше возможностей.

— В вас торчит эта пружина прошлого и благодаря ей вы все время оправдываетесь перед теми, кто вас когда-то унижал. И до сих пор оправдываетесь. Вы до сих пор в диалоге с этими химерами.

— А что я должен говорить сегодня, у меня другое не говориться. Я говорю то, что есть на самом деле, констатирую факт.

— Это серьезная психологическая пружина, это комплекс, он на вас давит.

— Главное, что я сделал то, зачем я сюда приехал. И сейчас я пожинаю плоды вот этого великого труда, который я совершил в своей жизни. Это, можно сказать, какой то подвиг, с моей стороны.

— От того, что вы сейчас уже плаваете в успехе у вас нет пустоты?

— Нет, вы что, я продолжаю так же работать. Я вот выхожу на улицу, мне невозможно пройти, останавливаются люди, машины. Это происходит в любых городах. Я считаю, что ради этого стоит жить и творить дальше.

— Считается, что США — это своего рода дача всего мира. Все люди туда что-то везут, что-то там строят. А сами работают, а свозят все в Америку, в красивую страну. Например, детей своих туда отправляют.

— Вот этого я не понимаю. Ситуация какая интересная: люди, у которых появилась возможность купить где-нибудь заграницей дачу или замок и отправляют туда детей. Я вот с одним белорусом разговаривал. Он говорит: «мои дети учатся в Швейцарии. Двое детей. Я плачу за каждого 40 тыс. долларов в год за обучение. А я говорю: «А как же они потом?». А он говорит: «Потом они останутся в Швейцарии». Вот этого я не понимаю, потому что происходит утечка, во-первых, капитала, а во-вторых, умов.

— 11 сентября по вашей душе сильно прошлось?

— Вы знаете, это только человек без чувств может это не заметить. Я лично был поражен случившимся и воспринял это как личное горе. Потому, что погибло много невиновных людей.

— А у вас переоценка Америки произошла?

— Я благодарен этой стране за то, что она дала мне возможность состояться и как человеку, и как музыканту.

— Не могли бы рассказать какие-нибудь свои сновидения?

— Я должен вам признаться, я почти никогда не вижу снов. У меня нормальное здоровье, я хорошо сплю. Соблюдаю некоторые принципы питания, питья водки, курения, я не курю, курю только сигары.

— А вообще абсурдные сновидения когда-нибудь были?

— Никогда у меня такого не было. У меня просто были реальные ощущения, но тоже как сон. Потому что, то, что я переживал и видел перед своими глазами — это по хлеще любого сна. Я был несколько раз ограблен пистолетом, моя жизнь могла закончиться в одно мгновенье, просто спасла уверенность. Я даже рассказывал анекдоты одному черному, который хотел меня пристрелить. Я начал рассказывать русские анекдоты на английском языке. Один анекдот он попросил меня рассказать ему 4 раза. После этого он меня отпустил, забрал машину и я остался жив.

— И тем не менее, вам сны в Америке снились о России?

— Нет, я не знаю что такое сны. Может быть это ненормальное явление, но мне сны не снятся.

— Но может быть для вас главным сном жизни является ваше творчество, по-видимому.

— Наверное, да. Это для меня — это мечта, которая воплощается в реальность.

— Хорошо, но если не сны, тогда расскажите о фантазиях, которые посещают.

— Я фантазирую о том, что у меня уже своя студия в центре Москвы. Она оснащена прекрасной мебелью, со вкусом сделанной. Потому что я привез из Америки свою аппаратуру. Это мой итог работы в Америке. Когда у меня появится возможность, а такие перспективы уже есть, я открою эту студию. Это моя мечта.

— Вы не видели сны в Америке о России, а можно предположить, что вы не видели их потому, что Америка была для вас раем.

— Она рай для тех, кто там живет и любит эту страну. Там существует такая программа, на которой сидят очень много эмигрантов. Эта программа позволяет им иметь квартиру. Они даже ездят заграницу нигде не работая.

— Что это за люди? Они паразиты?

— Они не паразиты, они пользуются правами, которые есть в Америке для граждан этой страны.

— Получается, что им выгодно, чтобы никогда не находить работу?

— Это как птица в клетке. Они хорошо питаются, но они не могут позволить себе купить новую машину, или поехать куда-то в круиз — это только для тех, кто работает.

— Получается, что большинство россиян в клетке. Вы Америку полюбили?

— Я Америку полюбил за то, что она никогда не делала для меня плохо. Там не пропало ни одного моего цента. В 1990 году у меня были гастроли от Украины до Камчатки. Я там заработал много денег и решил их оставить в российском банке. Хотя мог обменять, то есть один к одному знаете. И когда я приехал через пару лет, когда у меня родился ребенок. Этих денег осталось на 2 гандона и 3 тампона. Деньги исчезли, как и у всех.

— И, несмотря на это вы Россию — воровку, которая вас ограбила, продолжаете любить? Странная любовь какая-то получается.

— Люблю, да. Потому что не страна виновата. Я люблю свою страну. Я не люблю тех, кто делает такие негативные вещи.

(Эти те, продукт российской ментальности?)

— Получается, что у вас любовь к Америке потому, что она вас не подвела, а к России — потому что вас вечно подводила. И не смотря на это вы ее любите?

— Я люблю потому, что это моя Родина. Америку я еще люблю, потому то американцы любят свою страну. Патриотизм существует в каждом американце. Но есть исключения так же. Но Америка очень патриотичная страна. Я бы хотел, чтобы то же самое было в сегодняшней России. Ну, это было, когда был Советский Союз.

— А вам не кажется, что у вас есть некая подвешенность между Америкой и Россией?

— Нет, вы знаете, у меня в Америке квартира. Я туда не езжу. Меня туда не тянет. Я живу дома, я счастлив дома. У меня семья здесь, дети родились. Я их здесь родил. Я хочу, чтобы они были гражданами этой страны.

— То есть Америка стала для вас не дачей, а сараем, где можно хранить свои ценности.

— Нет, не сараем, вы что. Америка — страна, которая дала мне возможность состояться как человеку, как музыканту.

— Но сейчас вы ее используете для того, чтобы можно было сохранить капитал.

— Я не использую, у меня там нет ни одного цента. У меня вот единственно квартира есть, но у меня квартира в Ялте так же есть. Я заработал деньги честным образом и купил на эти деньги все то, что сейчас имею.

— У вас есть американский акцент.

— Я 25 лет говорил на английском языке.

— Все равно все таки американец в вас сидит.

— (смеется). Да, я вообще такой человек, который если бы даже жил в Иордании, и она бы тоже по отношению ко мне была бы лояльна, я бы эту страну тоже любил и благодарил бы ее. В Америке есть свои принципы: она проповедует жизнь. Ее не интересует политика — это такая дыра, куда не стоит лезть. Я иногда говорю свои мысли не как политический деятель, а как человек, который понимает, может черное от белого отличить. Я говорю так, как есть на самом деле.

— Может быть, вы вернулись к своим корням и в силу возрастных причин? Если б вы были помоложе, вряд ли бы приехали назад? Не так ли?

— Нет, вы знаете. Я себя чувствую сегодня так же, как в 20 лет, я делаю тоже самое, что я делал тогда. У меня нет проблем со здоровьем, слава богу. И возраст меня совсем не волнует. У меня с моей супругой разница 42 года. У нас нет возрастного барьера, никто не замечает, что мы разные. У нас двое детей: 4 года и 7 лет — девочки. Это не имеет значения наверно потому, что разные люди бывают.

— Главным смыслом жизни сейчас для вас являются, ваши девочки?

— Ну да, это мой стимул и в работе тоже. Они меня очень любят. И я тоже, когда вижу своих детей, то у меня появляется какая-то энергия. Утром они встают и говорят: «Папа, здравствуй!», поцелуют меня и это заряд на целый день. Это чудо, понимаете?

— Да!

— Жить ради детей которые тебя любят, и которых ты любишь. Я сделаю все, чтобы они были достойными гражданами этой страны.

— И ещё раз о синдроме эмиграции. Вот эти кавказские национальности, которые живут и работают в Москве. Они как бы подвешены всегда между своей Родиной и Москвой. А у вас эта подвешенность была тогда, когда вы жили в Америке? Вы ощущали всегда, что вы должны возвратиться? Не так ли?

— В моем доме живут американцы. Они говорят: «Мы останемся здесь навсегда, потому то нам нравится эта страна». Они полюбили эту страну. Такие тоже есть. А вот я когда жил в Америке, то я мечтал возвратиться домой потому, что я то, что хотел сделать уже сделал. Когда я был в Лос—Анжелесе две недели назад, то там была денежная акция для умственно отсталых. И я был приглашен на этот фонд. Было очень много артистов из Голливуда, и один журналист, который ведет мой блок, сказал, что Вилли Токарев — это 150 миллионов выпущенных пластинок. Это каждый средний житель имел мою кассету, диски.

— А вообще получается, что вы являетесь основоположником массовой легализации жанра, так называемых блатных песен.

— Раньше как было: в подворотне, под гитару, это было непрофессионально. Я придумал этому жанру профессиональный вид. Когда я собрал деньги на свою первую пластинку, я пригласил лучших американских музыкантов, снял лучшие студии в городе и записал эти песни с ними. Результат был потрясающий. Звонили даже из Советского Союза и восхищались исполнением.

— Получается, что вы в свое время действительно были как бы за пределами того обывателя, который был погружен в патриотические песни. Кстати, именно эти блатные песни были об истине, о правде жизни. Вы всегда как бы на острие, тяжело переносите унижения, тяжело переносите, когда унижают ваше человеческое достоинство?

— Я с вами согласен. Очень большое значение имеет текст, слова. Один писатель как-то сказал, что Вилли Токарев пишет блатные песни для интеллигентов. Что он хотел этим сказать вы можете представить себе. По песням можно судить о человеке, о его внутреннем мире, о его способностях, таланте. Вот например Высоцкий — это суперодаренный человек, эрудированный и от природы такой дар дается только один раз в сто лет.

— Вы не подчиняетесь ни кому. Вы — хозяин мира. Я просто почувствовал это!

— Я — свободный человек, я везде свободен.

— Вас Советская система искусства не смогла ссучить, поэтому вы уехали.

— Правильно, правильно.

— В пьесе драматурга Михаила Волохова у одного из персонажей есть такие слова: «А кто в суки ссучится — тому и смерть!» Получается, что вы человек, который не приемлет, когда кто-то начинает вас ссучивать, у вас начинается сильное беспокойство. Не так ли?

— Причем я делаю это без всякой обиды. Я просто ухожу и делаю свое дело на стороне, где мне не мешают.

— Именно поэтому вы в политику и на телевидение не лезете, потому что там ссучивать начнут. Не так ли?

— Абсолютно верно!

— Вы лучше спокойно будете дышать языком искусства…

— Абсолютно верно, да!

— Вот мне самое главное кредо ваше почувствовать. Вот это свободное дыхание. А другие музыканты как-то умудрялись ссучиваться и получали свой кусочек сала. Не так ли?

- Сейчас везде таких много, я не буду указывать их имена. Они просто делают это откровенно. Они имеют хорошие диведенды за это. Но я никогда не пойду на это. Не потому что мне не нужны деньги, а потому что я другой человек по психологии.

— Именно поэтому вас телевидение не балует?

— (смеется) Да, не балует.

— Там же надо играть в их игру. А что вы сейчас чувствуете?

— Вы задали мне вопросы, которые никто мне не задавал. О том, как я один оказался с огромной машиной выживания. Было очень трудно. Я приехал туда и шаг за шагом шел к своей цели.

— Все таки страх выживания был?

— Ну естественно страх был. Иногда даже было нечем заплатить за квартиру. Всякие моменты были.

— Вы никогда не высказываете в явной форме нарекания и потихоньку уходите и делаете свое дело?

— Это неблагодарное дело.

— Зависти к деньгам других у вас никогда не было?

— Я не считаю чужие деньги и никому не завидую. Я вижу, у меня здесь мои бывшие знакомые они стали очень богатыми людьми. Они приглашают к себе, у них такие дворцы. Ну что, я приду, посмотрю. Меня устраивает моя жизнь, которую я имею.

— Скажите откровенно, а родственников-паразитов не нажили себе?

— Нет, я наоборот им помогаю. Они у меня три сестры. И я, по — возможности, делаю им приятное, хотя им может быть этого не нужно, но они так же ставят себя, что я это делаю насильно.

— Ну и хорошо. Самое главное, что бы они не паразитировали.

— Нет, нет, нет. Другие, очень многие звонят, говорят: «Давайте нашему фонду помогите; взаймы дайте; на операцию там. Ну я же говорю, что я очень тяжело зарабатываю деньги и еще легче с ними расстаюсь. Деньги нужны для того, что бы сделать для себя лучше, чем оно есть на самом деле.