ЭКС-ДЕПУТАТ ГОСДУМЫ ВАСИЛИЙ ШАНДЫБИН

ЭКС-ДЕПУТАТ ГОСДУМЫ ВАСИЛИЙ ШАНДЫБИН

— Я чувствую, что вы о чём-то переживаете, о чём-то хотите выговориться? Ну, давайте!

— Я, как и все люди, которые не прошли в Госдуму, переживал. Были такие бывшие депутаты, у которых сердце не выдержало, и, они скоропостижно скончались. Проиграл потому, что было предательство, измена, непорядочность людей, когда во время выборной компании подкупали отдельных личностей, которые раньше меня поддерживали. Я увидел, что сегодня честных выборов нет. У кого деньги, тот и побеждает. Видел предательство отдельных коммунистов, которым власть что-то пообещала, и, они готовы были предать и мать родную. Компартия мне ничем не помогла не финансово, не депутатами, которые должны были меня поддержать. Видимо все боятся, что я пройду в Госдуму. Была поставлена задача Кремлем, чтобы я ни при каких обстоятельствах не прошел в Госдуму. Руководство компартии не хочет портить отношения с Кремлем из-за меня, и, поэтому оно не оказало мне никакой поддержки.

— Судя по всему, вы сейчас находитесь в подвешенном состоянии, и, это неудачное прошлое вас терзает?

— Нет, я уже бросил переживать.

(Судя по переживаниям моего пациента — это защита отрицанием.)

Я посмотрел на эту думу, и, наверное, Бог есть, и, он меня увел от этой думы потому, что дума принимает антинародные законы, она не пользуется авторитетом. Поэтому журналисты говорят, дескать, Василий Иванович, дума заросла тиной. Но так кто бы выступал так ярко и громко я не знаю, может быть есть такие люди сейчас в Госдуме, но мне они говорят, что нет таких людей.

— Таким образом, в вашей душе сейчас нет беспокойств. Тогда чем живете и чем наполнены?

— Я часто встречаюсь с народом и много езжу. Знаю, чем народ живет.

— Я тоже знаю, а о вас, как о личности я ничего не знаю…

— Народ ко мне относится очень хорошо, берут автографы, зовут фотографироваться, приглашают в гости.

(По-видимому, мой пациент пытается нарисовать картинку о своей личности, но явно недооценивает себя, то есть имеет заниженную самооценку. Теперь попробую раскрыть личность своего пациента через лозунги.)

— Если Жириновский — это наши психозы и неврозы, если Зюганов — это наша ностальгия, консерватизм, если Яблоко — это наша интеллигентность и многодолгодумство, СПС — это наша зависть… к Западу, Единство — это наша конформность, подчинение, иллюзия реальности, то Шандыбин — это наша …? Продолжайте…Это наша…

— Прямота, от которой мы все гибнем. Да, прямота! Правдивых и честных людей любили все, когда Чингисхану воины говорили правду. Он, наоборот, их поощрял, но сегодня у нас если скажешь правду выше стоящим руководителям, то ты изгой, враг.

(Мой пациент, по-видимому, сильно пострадал от своей нужной и ненужной прямоты. Складывается впечатление, что он от неё сам «желает погибнуть», то есть имеет место политический мазохизм. Но так ли это? Далее, я попытаюсь раскрыть своего пациента методом сравнительно-провокационного анализа.)

— А вообще говорят, что, дескать, Жириновский — это наша прямота. Это не так?

— Жириновского я отлично знаю. Если кто-то говорит, что он дурак. Нет. Он талантливый политик. Он может ориентироваться. Он верно служит власти, и, за свою верность он получил орден, и сын его получил орден, поэтому он все сделает для власти.

— В чём конкретно проявлялась ваша прямота?

— Я часто выступал в Госдуме и, конечно, говорил правду в лицо. Я многим не нравлюсь. У нас сейчас нравятся те люди, которые подхалимничают, подпевают хорошо. Сегодня правда не в моде.

(Судя по всему, мой пациент не настолько хорошо владеет приёмами политической манипуляции и игры, без которых политика теряет свою основу. Поэтому мой пациент не приемлет эти способности в других. И всё-таки мой пациент хороший игрок, но об этом ниже.)

— Это политическая прямота, а прямота в межличностном общении у вас тоже проявляется, то есть вы страдаете отсутствием пластичности, дипломатичности, поведенческой корректности?

— Нет, нет, такого нет. Я очень такой, знаете, ну как можно сказать, лояльный человек Ведь все большие люди добрее, скромные, жалостливые. У меня со многими складываются добрые отношения.

(Мой пациент, умеет «включать» нужную прямоту в зависимости от ситуации и социальной среды.)

— Ленин вам когда-нибудь во сне снился?

— Мне снился Сталин. Сон был такой. У меня вообще много таких вещих снов.

Вот мне в 70-х годах снился сон и много дней подряд. Вот налетают американские самолеты на Советский Союз и бомбят, а я смотрю, где наши самолеты, а наших самолетов нет. Американцы листовки разбрасывали, потом фотографии разбрасывали, и где-то в последний день приходит в воскресенье ко мне Сталин и говорит: Василий Иванович, говорит, Советский Союз падет под действием США, и говорит, ты останешься одним из самых стойких коммунистов, и я на тебя возлагаю большие надежды. Вот такой вещий сон. Потом смотрю, умер Брежнев, потом Черненко, потом Андропов. Потом пришел Горбачев и начал перестройку. Сталин сказал, что явится человек, высокого роста и имя у него будет… Ну, вот он мне сказал имя, а я проснулся и забыл. Но когда пришел Горбачев, то я вспомнил слова Сталина, что действительно появится человек высокий, который разрушит Советский Союз.

(Мой пациент верит в то, что ему приснился вещий сон и благодаря анализу этого сна самим пациентом, у него в прошлом улучшилось душевное состояние, то есть произошла позитивная психологическая реакция. Поэтому мне не имело смысла изменять интерпретацию данного сна. При этом необходимо признать, что это сон, говорящий о значительном тщеславии и амбициях моего пациента в прошлом. Более того, это сон о претензиях быть «пророком в своём отечестве», но до патологической мании величия здесь ещё далеко. Об установках моего пациента стать священником читайте ниже.)

— Ещё какой-нибудь сон расскажите?

— Перед закрытием КПСС мне приснился сон, что я прихожу к колодцу, смотрю в него, и вдруг моя шапка упала в колодец. Вода как хлынула из колодца, такая чистая вода и образовалась огромная река и я плыву и вроде оказался посреди реки и до одного берега далеко и до второго берега далеко, и я плыву.

(В процессе анализа данного сна мы выяснили, что шапка для моего пациента — это партия. Мой пациент увидел, что закроют партию. Мой пациент был удивлён, что через пять дней партию действительно закрыли, то есть Ельцин подписал указ о закрытии компартии на территории РФ.)

— А вообще, когда вы плыли через реку вы что чувствовали? Чувство страха или радости во сне было?

— Нет, чувство страха не было, какая-то была у меня уверенность. Ну, вот дело другое, что я ни к одному берегу не приплыл, я так проснулся.

(Этот сон весьма символичен и для нынешнего состояния. Мой пациент «так и окончательно не приплыл к берегу» и поэтому, в настоящее время находится в подвешенном состоянии, но именно это придаёт ему силы для развития. Мой пациент в поиске.)

— Ещё какие-нибудь вещие сны были?

— Ну, таких снов у меня много было, у меня жена заболела… И врачи сказали, что она умрет. Я коммунист, но как-то начал молиться Богу и вдруг ночью, когда я уже лежал вижу как дверь открывается и заходит человек. Был час ночи. Он говорит, дескать пришел за твоею женою, ну я встал на колени перед ним, молился…

(И вновь мой пациент проявляет свою религиозность и установки священника.)

— А Путин когда-нибудь снился?

— Президент Путин мне снился, но он вылетает из головы, забываю.

— Получается, что он заметает свои следы в вашей психике?… А какие чувства он во сне вызывал?

— Одно я знаю, что те, кто во сне мне делает плохо, то с этим человеком обязательно что-то случается.

— А во сне не кричите?

— Нет, не кричу никогда. Сплю спокойно. Ну, так кричать, вот нет.

— А случаются с вами какие-нибудь странности, неведомые силы вас ведут?

— Как-то я сидел в Госдуме на послании президента, я не хотел выступать. Но меня кто-то взял силою и поднял, понимаете, вот как! И вложил мне эти слова.

— Иногда бывает, что кто-то вкладывает в вас какие-то слова?

— Да, я просто говорю.

— И вы даже не понимаете, откуда это?

— Я всё помню, вот так подняли и понимаете, вот как!

— Иногда вам кажется, что вас какая-то сила ведет и подсказывает?

— Да, действительно возможно меня кто-то ведет. Он уводит меня от опасных моментов таких.

— А не слышатся голоса какие-нибудь?

— Нет, голоса я не слышу. Нет, голоса я не слышу, просто кто-то укалывает мне в голову мысль.

— То есть, как будто кто-то реально сзади подходит и укалывает как иголкой?

— Нет. Это я образно выразился.

(Я сильно переживал во время последних вопросов и ответов. Оказалось напрасно. Мой пациент психически здоров. Теперь попытаюсь проанализировать работу архетипа персоны, то есть маски или личины моего пациента.)

— А может быть, вы уже сейчас превратились в публичного человека, в некоего артиста, который как бы известен и выступает перед людьми. Может быть вас просто узнают и всего лишь?

— И узнают меня, и поют обо мне, и анекдоты рассказывают про меня, как и про Чапаева. Значит, народ любит и уважает, если бы не пели и анекдоты не рассказывали, тогда, наверное, народ не уважал бы.

— Можно сказать, что вы стали можно шоуменом или брендом?

— Нет, не шоуменом, не брендом, я не стал. Хотя меня приглашают на телевидение, на многие шоу и я часто отказываю.

— Может быть, вы просто некий живой знак или символ, который как бы сам по себе, а вы реально совершенно другой. Телевидение о вас создало какой-то такой живой знак.

— Это не негативный образ.

— Нет-нет. Когда я вас увидел с телеэкрана, то у меня у меня сразу возникло позитивное ощущение.

— Да, да, да. Я даже такое скажу, приходили к Зюганову некоторые депутаты фракции и говорили, что, дескать, почему Шандыбин позорит фракцию, дескать, почему меня часто показывают по телевидению, а их не показывают.

— Получается, что Госдума — это своего рода театральная сцена, на которой кому-то везет и его больше снимают, кого-то меньше. Получается такой театральный рынок? Какой-нибудь главный редактор, даёт задание тележурналистам, давай теперь воткнем Шандыбина, иди и снимай. А вы всегда рады этому?

— Нет, такого никогда не было, обычно ходят и упрашивают меня. Сегодня TV показывает только партию власти.

— Я видел вас на телеэкране, как творческого, поэтического, начитанного человека. Вы много читали стихи, вы артистичны, вы оратор, а не разочаруете вы тем самым тех, кто за вас голосовал как за рабочего?

— Нет, я не всегда был рабочим и с рабочим классом всегда останусь. Вернее с трудовым народом. С ворами я никогда в ногу не пойду.

— И все-таки, у меня после этой программы сложилось впечатление, что вы человек очень интеллигентный, глубокий, а роль рабочего, вы сыграли, заполнив, в своё время нишу в Госдуме.

— Нет, я не играл рабочий класс, потому что советский рабочий класс был начитанный, он, во-первых, закончил 10 классов, техникум, а многие учились в институте.

— Вы про себя рассказываете?

— Я просто имею среднее образование, я много читал.

— Тогда вы очень умный рабочий.

— Это я про себя не могу сказать, пусть скажет народ.

— И все-таки, вы ощущаете себя сейчас в роли кого шоумена, отца…всех народов, человека-трибуна, а — ля Маяковским?

— Публичный политик всегда шоумен, но если я талантливый, если меня считают шоуменом, я соглашусь с этим.

— И всё-таки вы обладаете артистическим даром, и, именно поэтому, вы имеете успех?

— Ну, я владею каким-то артистическим даром, но у меня в общем много завистников: завистников среди своих и чужих. Некоторые меня считают врагом. Равнодушных ко мне людей нет. Я получаю сотню писем.

— А может быть вы уже давно не человек труда, а играете роль человека труда?

— Я работал на самых тяжелых работах завода и поэтому как я там мог играть.

— Когда вы уже были в думе, вы все-таки уже были представителем от человека труда, ведь вы уже не были трудящимся?

— Да, я был и защищал рабочий класс, сегодня никто не говорит о рабочем классе.

(С архетипом трудящегося в психике моего пациента закончим и перейдём к анализу работы архетипа священника.)

— Вот я помню, по телевизору, вы около Останкино чистили снег. Это была постановка? По разнарядке партии чистить снег перед телекамерой?

— Я часто выхожу чистить снег, помогаю дворникам. Все стали баринами, боятся выйти расчистить снегопад. Нет, чтобы самим лучше ходить. В начале рабочему человеку подам руку, спрошу, как он живет, сколько получает, каждого, я не стесняюсь и дворнику руку подам, и уборщику.

— Согласитесь со мной, что в этом есть какой-то элемент постановки. Вы подаете руку как публичный человек.

— Нет, нет, ну почему они вот. Я иду, они говорят мне «здравствуйте». Я подойду к ним поинтересуюсь. Думаешь, что говорить, понимаете как. Сказать народу, что он хочет услышать и чтобы, ответив слово, что-то изменилось в его жизни.

— Я чувствую, что вы человек довольно-таки эмоциональный, чувствительный, сочувствующий, сопереживающий.

-. Вижу, когда идет нищий, больной. Думаю, господи вот почему я не Иисус Христос. Вот идет слепой человек с палочкой, я думаю, раз, и, сейчас подошел бы вот рукой провел и что бы он видел.

— Я чувствую в вас установки священника-целителя.

— Ну, возможно, но священник из меня не получился.

— Не получился? А может быть еще и не все потеряно?

— Да священником я никогда не стану.

— Вы хотите сказать, что у коммунизма и религии нет ничего общего?

— Христианство обещало людям рай на том свете, а коммунисты хотели построить рай на этом свете. Вот разница между ними. Когда я говорю с человеком, а у него недуг какой-то, потом значит приходит, звонит: Василий Иванович все прошло.

— У вас есть все данные необычная внешность, артистичность, глубина. Если бы вы закончили небольшие актерские курсы, у вас бы началась вторая карьера. Я в вас чувствую артиста. С другой стороны, я в вас чувствую священника. Иоан Павел II был актером по образованию, и одновременно политиком, полководцем, президентом. Почему бы вам не последовать примеру Иона Павла II?

— Да, с удовольствием последовал бы, если народ выберет меня на президента, то пойду.

— Все-таки вы в душе не артист, я вижу и слышу не имидж — это вы?

— Да, нет, не артист, не оптимист, не пессимист, я просто человек.

— А может быть вы уже устали от того, что играете? Устали от того, что вы забыли кто вы на самом деле?

— Я с вами согласен, я встречал таких людей, понимаете, вот они выступали на телевидении я со многими политиками выступал, и, знаете каждый политик меня старался укусить, особенно с той стороны…

— С какой стороны?

— С той стороны, что у меня нету высшего образования.

— А вот с Мосфильма к вам предложения не поступали сняться в роли какой-нибудь?

— Как-то поступали мне, но я отказался. Ну я же не артист, и не играю роль как артист.

— Но дело в том, что в кинематографе есть такой жанр — этюдный, когда снимаются не профессионалы, потом делается много дублей и делается монтаж.

— Да нет, я знаю. И Жириновский снимался, и Симаго. У меня ничего хорошего от съемок не получилось.

(В эпоху постмодернизма многие специальности сейчас переплелись. На телеэкране везде постановки, везде роли, в том числе и в информационных программах. Сам Лебедь называл Жириновского народным артистом России, при этом, он сам прекрасно отыграл свою роль тоже, ну не народного, но заслуженного уж точно?)

— Многие политики давно уже стали артистами…

— Да-да-да. Они артисты и клоуны. Это эпоха, когда не поймешь, что от известных людей, от политиков можно услышать и куда поведут они за собой страну.

— А в целом вы личность не теряющая самообладание, но стрессов бывает много, как вы снимаете их?

— Стрессы они у любого человека есть. Ну я просто, когда сильно переживаю очень много хожу ну в другой раз и 100 грамм выпью.

— Среднестатистический рабочий в России — пьющий, а очень часто даже и алкоголик. У вас с этим проблем не было?

— Когда пришел в Госдуму начал выпивать. Если мою выпивку измерять по Ельцину, то мало. Если по Горбачёву, то больше Горбачёв.

— Это интересно измерять пьянство политических субъектов в «ельцинах» или в «горбачёвах». И все-таки у вас не бывает с утра состояния похмельного синдрома, вставать тяжело?

— Нет, никогда у меня такого синдрома нет. Опохмеляться я пробовал так у меня еще хуже состояние, голова болит, понимаете, я никогда не похмеляюсь.

— Но вы наверно не пьете до такой степени, чтобы вас несли, вот такого наверно не бывает?

— Но такого, конечно, не было никогда и не будет. Сталину говорили не ставьте министру угольной промышленности, но он пригласил его в кабинет, стал наливать ему водки. Он пил, пил, потом говорит министр, говорит, что дескать знает свою норму и когда утверждали Сталин говорит, да он знает свою норму.

— Какие приходят в голову фантазии, мечты, картинки?

— Хочется, если есть во вселенной жизнь, хочется первым полететь на эту планету, где есть жизнь и рассказать, что происходит в стране, что происходит на нашей земле.

Чтобы наш народ хоть на отдаленной планете, кто-то пожалел, посочувствовал, помог ему.

(У моего пациента сформировалась профессиональная установка жалеть и сопереживать. Хочется верить, что она не используется моим пациентом, как средстсво манипуляуции)

— А не было фантазии об Америке? О Голливуде?

— Нет, у меня к Голливуду страсти нет. Хотя меня в Голливуд приглашали, но была выборная компания, я отказался. Приглашали сыграть одну роль.

Я почувствовал, что мой пациент артистичен, обладает актерским даром, но он не желает это развивать в рамках кино и телевидения, хотя известно, что это могло бы стать хорошим инструментом в области движения моего пациента к власти. Он прислушался к моим советам по этому поводу. Я почувствовал, что не он был отторгнут, а роль рабочего, на которой он зациклился, исчерпала себя и была отторгнута, но мы нашли для моего пациента другие роли (священника, шоумена, киноактёра). Мой пациент душой открыт к ним. Он в течении всего сеанса излучал доброту. Не было разочарования, не было той пропасти, между телеэкраном и реальностью. При этом необходимо признать, что доброта, простота, открытость, чувствительность, по-видимому, было всё-таки не ролью. Мой пациент носит эти качества в себе, как данность, а не как средство манипуляции, которым он также владеет. Я почувствовал, в чем основа успеха моего пациента. В заключении мой пациент был опять в своём духе. Он высказал наилучшие пожелания читателям и чтобы никто из них не болел и не страдал.