Языки нашего бессознательного
Языки нашего бессознательного
Помнится, еще в детстве я, изучая какие-то популярные книги по йоге, с интересом прочел, что даже с органами человеческого тела вполне можно разговаривать. Причем, например, с печенью можно говорить строго, а с сердцем — наоборот, мягко и даже увещевательно. Однако автор этого давешнего опуса начисто забыл сообщить, на каком таком языке сие следует (а также можно и нужно) делать. Ведь все без исключения человеческое тело, не случайно названное кем-то из довольно умных «овеществленным бессознательным», сознанию вообще не подчиняется! И, кстати, его (сознания) многочисленные бла-бла-бла тело просто не понимает. Так что не случайно ученые довольно давно уже пришли к выводу, что психосоматическое лечение (т. е. исцеление тела душой) в сути своей сводится к двум проблемам: веры и языка. То есть уверенности в том, что вы исцелитесь, и языка, на котором вы объясните своему бессознательному, что вам в связи с этим надо.
О вере чуть дальше, а пока вернемся к языку — к системам кодов, которые использует наш бессознательный разум для осуществления (и обеспечения) своей работы, кои здесь опишу куда как подробнее, чем в начале книги. Так вот, первыми, кто всерьез занялся этим вопросом, были славные (и не очень) представители пресловутого НЛП (нейролингвистического программирования). И успехи (увы, уже прошлые) этой весьма интересной отрасли прикладной психологии как раз и основывались на том, что в основу разработанных (а иногда и, так сказать, заимствованных) техник, ими применяемых, легла именно система первичных кодов человеческой психики. К таковым господа энелперы отнесли так называемые модальности — небезызвестный VAKD, т. е. вижу (V), слышу (А), чувствую (К) и, так сказать, думаю (D).
В принципе, они были совершенно правы, так как если с этой точки зрения покопаться в собственных мозгах (точнее, в том, что там случайно сохранилось), в них (в этой самой психике) не найти ничего, кроме внутренних (i) и внешних (е):
• «картинок и фильмов» (V);
• звуков и их последовательностей (А);
• ощущений и их сочетаний (К);
• всяких там слов, цифр, графиков и тому подобной дребедени (D), что полностью заменили многим реальный мир.
Чуть позднее в НЛП даже сообразили, что главную, так сказать, кодировочную роль во всем этом играют не сами по себе модальности, а то, из чего они состоят или, точнее, как выглядят. Названо сие было субмодальностями. И для, например, «картинок» оказались чрезвычайно важны размер, форма, освещенность, резкость, фокусировка, глубина и еще прочие «аспекты» изображения (естественно, что соответствующие субмодальности нашлись и для звуков, ощущений и даже всяческих «абстракций»).
Кстати, это было действительно великое открытие. Потому что оказалось, что для того, чтобы поменять некий «минус» на «плюс», не обязательно возюкаться с переговорами и уговорами в стиле «неприятность — это неправильно понятое приключение». Достаточно (если это «картинка») перенести субмодальностные (т. е. визуальные) характеристики некоего аналогичного «минусу» «плюса», что, как оказалось, автоматически превращает этот «минус» в, как минимум, «ноль». Например, если вы не в состоянии нормально взаимодействовать со своей тещей («проблема»), но вполне даже коммуникабельны с некой другой особой женского пола, примерно соответствующего вашей тещеньке возраста («эталон», он же «решение»), просто увидьте (мысленно) две картинки — проблемы и решения. И сделайте «проблемную» картинку такой же, как и картина решения (эталона). Т. е. переместите в то же место и «визуально отредактируйте», сделав ее аналогичной или просто похожей (по цвету, яркости, размерам, форме и т. п.). После чего не постесняйтесь вложить новую картинку себе в голову и обнаружить, что проблемы общения с тещей сами куда-то испарились или исчезли (во всяком случае, позитивные изменения гарантированы).
Но внедрение в психотерапевтический обиход исходного нейрологического кода (кстати, почему-то очень медленное), никак не отменило того факта, что и до его открытия психотерапевты умудрялись как-то (и даже иногда успешно) лечить своих клиентов. Используя при этом не лекарства (напоминаю, что с медицинской психотерапией мы никак не связаны), а слово или, точнее, слова (с помощью которых умудрялись очень даже ловко менять наше отношение к собственным и чужим проблемам). Как бы по-иному поворачивая и даже переворачивая их значение. Нет, далеко не всегда в стиле известного анекдота: «Так ведь совсем не стоит! — Зато как красиво висит!..», а весьма даже эффективно и просто — эффектно.
Вы бедны? Зато свободны! Одиноки? Так все женщины ваши! Депрессивны? Зато по-настоящему цените жизнь! Эти и аналогичные (а имя им — легион легионов) способы работы с психосемантическим кодом человеческой психики можно в конце концов свести к простой модели (модели, а не теории!). Есть некие первичные чувства, вырастающие из наших ощущений по поводу себя, других, Мира и Запредельного. Например, банальный страх на фоне первичного испуга. То есть чувства и мысли по поводу этих первичных мыслей и чувств. Например, страх собственного страха или апатия по его поводу, сопровождаемая мыслями и враждебности данного мира и собственной никчемности. Эти мысли, если надо, можно рекомбинировать и трансформировать, например, за счет того же изменения значений («И это у вас не страх, а умное чувство опасности, которое, кстати, можно сделать менее надоедливым. И вы не трус, а человек, который хорошо ощущает и осознает сложность этого мира»).
Однако не так давно на психотерапевтическом небосклоне стали появляться «звезды» (а-за ними и «звездульки»), которые показали изумленному психотерапевтическому сообществу потрясающие вещи. Что, оказывается, внешнее по отношению к человеку пространство тоже имеет для него вполне конкретный смысл и значение. А изменение положения чего угодно в этом самом пространстве означенные смысл и значение как бы даже меняют, и порой кардинально! Сначала гениальный, хотя ныне и подвергнутый известному остракизму Б. Хэдлингер (см., например: [53]) в своем методе семейных расстановок показал, что изменение структуры порой весьма давних проблем в семье (и не только в ней) начисто меняет отношения к этим проблемам. Равно как и семейные взаимоотношения — тоже. Далее его последователи (как раз и подвергшие отца-основателя направления вышеупомянутому остракизму — правда, к сожалению, было за что…), уже в методах структурных, системных, организационных и иже с ними расстановок (см., например: [10]) наглядно продемонстрировали, что расставить в пространстве можно все: от больных органов до взаимоотношений между политическими системами. И что всякие там, в пространстве, манипуляции действительно меняют суть вопроса, переводя проблемы в более или менее приемлемые решения. А после Лукас Деркс в своей теории так называемой социальной панорамы [19] объяснил большую часть этих феноменов, доказав и показав, что мы взаимодействуем не с предметами и людьми, а с их проекциями. Эти проекции мы кодируем в некой своей Модели Мира, именуемой Социальной Панорамой, где все они как бы размещены вокруг нас, хотя обычно мы их и не видим. И что в этой самой Социальной Панораме все очень даже определяется местом, куда мы поместили какую-нибудь проекцию (а места эти как бы даже расписаны и размечены: для ближних и дальних, хороших и плохих etc). И ежели мы проекцию плохого человека переместим туда, где у нас размещаются хорошие люди, он станет куда как более «приятным во всех отношениях». Более того, в силу того, что все мы связаны так называемым морфическим полем (Р. Шелдрейк), не только вы измените свое отношение к нему, но и он к вам. Так родился никем, кроме меня, не окрещенный, пространственный код.
Наконец, хотя и задолго до НЛП, психосемантики и расстановок, целая плеяда психотерапевтов и психологов самых различных школ и направлений использовала еще один код: символы. На разных уровнях их представленности. От чисто вербальных (словесных) метафор: этаких волшебных сказок, притч и анекдотов, содержащих в себе зерно или даже схему решения проблемы. (Например, я однажды за минуту спас своего приятеля от попытки женитьбы на классической стерве, ответствовав ему анекдотом: «Жена — это то, что дается мужу Богом. Правда, не знаю, за какие грехи…».) До воображаемых как бы во сне наяву сложных систем образов, зачастую довольно четко структурируемых и передающих тот или иной аспект реальности. Например, в структурированной символодраме Г. Лейнера [32] на первом этапе работы использовались всего пять символов: Поляна, Ручей, Гора, Дом и Опушка Леса, но этого хватало для того, чтобы человек буквально выложил, а потом и разрешил все свои главные проблемы… А буде еще великий К. Юнг [59] показал, что символы, как язык бессознательного, еще и довольно-таки универсальны (т. е. строго не зависят от страны, национальности и прочего). Идея о выделении отдельного символического кода буквально витала на поверхности.
А теперь догадайтесь — можно с трех раз, — что сделал я. Правильно: сложил два и два. И получилось, что существует четыре основных кода психики:
• нейрофизиологический (НС),
• психосемантический (ПС),
• пространственный (ПР),
• символический (СМВ).
Существует и определенная предрасположенность человека к преимущественной работе в том или ином коде, в общем-то коррелирующая с уровнем его развития (нижеследующую схему следует рассматривать только в качестве иллюстрации, а про досоциальный, социальный, постсоциальный и надсоциальный уровень я уже писал).
Рис. 30
Хотя с учетом того, что новый код, рождаясь, не отменяет, а как бы поглощает старый, все это можно было бы более точно отобразить в виде этакой матрешки кодов:
Рис. 31
А дальше само собой у меня родилась простая, но, честно говоря, в чем-то даже гениальная идея. Для того чтобы увеличить, усилить и ускорить процесс психотерапии, надо просто одновременно работать в как можно большем числе кодов (в идеале. — с использованием всех четырех). Почему именно так, вам станет ясно из следующего раздела, посвященного воплощению субъективного в объективном, а также основным методам этого процесса…