2.1. Как все это начиналось и продолжалось

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

2.1. Как все это начиналось и продолжалось

Хороший психотерапевт — конечное прибежище людей, страдающих патологией; он никогда не устает слушать о старых добрых временах.

Ш. Роут

А начиналось все с НЛП. С пресловутого нейролингвистического программирования — системы прикладной психологии, созданной гением Дж. Гриндерна и Р. Бэндлера, которая буквально потрясла меня при первом с ней знакомстве (историю НЛП см.: [13]). И которую, несмотря на мои своеобразные (если не сказать более) взаимоотношения с отечественным энелперским сообществом (кстати, как ни странно, именно и только отечественным), я до сих пор считаю одним из важнейших открытий XX века. НЛП явно не заслужило того презрительного забвения, которое оно получило со стороны официальной психологии и психотерапии.

Правда, адепты НЛП виноваты в этом сами. Они вместо психотерапевтической помощи людям увлеклись «пикапом» и прочими нехорошими манипуляциями. Отчего и скатились до сектантства и шарлатанства. Но НЛП не виновато в том, что с ним сотворили эти люди. И потому для меня оно было, есть и будет действительно великой системой практической психологии.

Из нее я и вышел. Навсегда. И безвозвратно. Потому что понял, что без серьезнейшей методологии (которую никто даже и не пытался разрабатывать) данное нейролингвистическое программирование действительно скоро превратится (впрочем, уже превратилось) в этакую большую мистификацию, в раздачу нежизнеспособных слонов и материализацию никчемных духов (О. Бендер). И тем и в том рано или поздно уничтожит самое себя и исчезнет, «как шепот листьев на ветру» (подлинные слова Дж. Гриндера и Б. Сент-Клера, см.: [17]).

А тогда… Представьте себе ситуацию, что лощеный и даже уже остепенившийся выпускник Московского государственного университета, решивший покинул» преподавательское болото, внезапно с ужасом осознал, что (почти как собака Павлова или студент на экзамене) практически все понимает в части того, что варится в человеческой психике и что происходит с конкретным человеком. Но ничего в ней (и в нем) не может толком изменит»! То есть я тогда уже очень хорошо понимал, ЧТО происходит (образование позволяло…). Но очень плохо — КАК это изменить (за счет чего-то, что выходило бы за пределы примитивных увещеваний из серии бессмертных: «Иди и не греши»).

Чуть позднее пришло и осознание двух важных вопросов. Первое, что эпистемологический подход современной науки (тот самый, в основу которого положены сакраментальные вопросы «Что случилось?» и «Почему?») здесь просто бессилен. И должен быть заменен чем-то, что сможет внятно реализовать другой подход: эвристический (отвечающий уже на вопрос «Как?»: сделать, изменить, вылечить). И второе, что 3. Фрейд был точно прав. Хотя бы в той своей идее, что процессы, проходящие в бессознательном, куда важнее их же, но в сознании, которое всегда остается следствием, но не причиной. Куклой, но не Кукловодом. Оперативной памятью, но не процессором. Я, помнится, даже составил едва ли не первую из своих четырехклеточных таблиц, которая выглядела так:

Рис. 38

Самое интересное, что уже в ней как бы проглянула некая исходная мудрость, так тогда до конца и не понятая. Согласно которой, только задавшись сознательным вопросом «Что случилось?» (чаще в варианте «А что — что-то случилось?»), мы можем перейти к сознательному же вопросу о том, как от этого случившегося избавиться. Дальше, правда, как повезет. Если вопрос легкий, решение вскоре появится. Потому что, как в школьном задачнике, правильный ответ можно будет найти в различных изобретенных для этого сознательных рецептах. Если же нет, то придется включать свое собственное Бессознательное, которое обладает одной воистину уникальной способностью: выдавать новые возможности вместо готовых рецептов. Я, кстати, научился делать это еще в девятом классе средней школы, прочитав в каком-то журнале, что для этого нужно хорошенько обдуманную проблему «задвинуть» (лучше вечером) на «мысленный чердак», чтобы потом достать оттуда (лучше утром) готовое решение.

Единственное, что мне тогда не открылось, так это то, что четвертый квадрат (Бессознательное и «Что?») не просто показан, но совершенно необходим. Потому что только Великое Бессознательное может объяснить подлинный (глубинный, а не поверхностный; квантовый, а не физический, поту-, а не посюсторонний) смысл того, что произошло (а заодно и то, зачем оно произошло: какой очередной урок ты выполнил в Школе Своей Жизни…)

Но это было потом. А тогда я открыл для себя НЛП и пришел в совершеннейший восторг от этого удивительного инструмента (тогда я еще не понял, что только инструмента). Он позволял без всяких там «Что?» и «Почему?» очень быстро ответить на вопрос «Как?» И не просто ответить, а воплотить все это в быстрых и изящных техниках изменений и трансформации. И я с головой погрузился в пространство нейролингвистического программирования, осуществляя одно лихое исцеление за другим. Причем быстро-быстро — часто за один сеанс (как и завещали классики НЛП).

А потом наступило отрезвление. И даже некоторое прозрение. Во-первых, по, так сказать, чисто практическим причинам: клиенты-то от своих бяк все же излечивались, но потом опять приходили уже с чем-то другим и как-то смутно похожим на то, что вроде уже только было… А во-вторых (кстати, и вследствие выше упомянутого «во-первых»), по причинам уже теоретическим. Потому что к моменту выпуска первой моей книги по нейролингвистическому программированию (а я, как наивный тогда идеалист, ужасно хотел, чтобы все-все-все имели возможность приобщиться к открытому мною чуду и, разумеется, его использовать…), я четко понял, что без ответа на три архиважных вопроса я просто не смогу пойти дальше. Первый вопрос — о структуре задействованного в процессе изменений бессознательного. Второй — о классификации используемых при этих изменениях методов. И третий — о моделях или хотя бы модели того, с какими проблемами мы все-таки работаем.