35.

35.

И вот к нему приходит человек. За советом. Можно с уверенностью сказать, что люди приходят к мудрецу только с нравственными проблемами. Это и естественно: даже самые сложные интеллектуальные и эстетические задачи под силу нам самим; как вы помните, уже в самой задаче — если она осмыслена — содержится ее решение (как гармония в дисгармонии); мы это знаем; мало того, мы чувствуем: достаточно соответствующим образом наладить свою ЭПК(поднять энергопотенциал, лучше освоить материал задачи, взглянуть на нее с другой стороны) — и задача будет решена.

Объяснение этому простое. Интеллектуальных задач (если их классифицировать) — по пальцам перечесть. Эстетических — на порядок больше. И самое важное их достоинство в том, что человек может их решить достаточно точно; настолько точно, что задача для него умрет. Когда чувство умирает в мысли — это типичный пример решенной интеллектуальной и эстетической задачи. И мысль, в свою очередь, умирает, материализованная в действии, механизме, произведении искусства.

Другое дело — нравственные проблемы. Их — бесчисленное множество. Сколько людей, предметов и явлений — столько и нравственных проблем. И сложнейшие из них — между людьми. Человек бесконечен, а наши возможности решать проблемы — ограничены, поэтому максимум, на что мы можем рассчитывать в отношениях с другими людьми, — это компромисс. Большинство компромиссов нам ничего не стоит; мы привычно, не задумываясь, находим общий знаменатель с человеком, который нас не интересует, с которым лишь случайно свела нас судьба. Следовательно, речь идет о конфликтах с людьми, которые находятся на нашей территории; либо мы — на их.

Постоянная общность территории есть в трех случаях: 1) семейном, 2) производственном, 3) социальном (малая группа — например, соседи по дому; большая группа — социальное неравенство; еще больше — национальный вопрос).

Чтобы не было конфликтов, достаточно соблюдать главное нравственное правило: отдавать. И подавляющее большинство людей живут по этому правилу. Либо хотят по нему жить. Ведь в него укладывается вся общечеловеческая мораль! Но, увы, есть очень много людей, установка которых противоположная: брать, хапать, грести под себя. Лидер среди них — «черный человек»; масса, которую он ведет, — обыватели их идеал — потребление. Каждый из этих обывателей готов захапать хоть весь мир, но силенок у них мало, унести они могут — совсем ничего. Да и страшно! Страшно надорваться, страшно получить по рукам. Ах, как же они завидуют «черному человеку», его силе и наглости! Они не могут, как он, но охотно бегут за ним, подражают, стараются жить по его программе. Правда, при этом, чтобы не болела душа, приходится постоянно практиковаться в облагораживании зла, но в этом они быстро достигают больших успехов. В какой-то момент возникает ощущение (у них — тоже), что они сравнялись со своим образцом — стали «черными людьми», но достаточно им потерпеть серьезную неудачу, тем более — крах, как их совесть обнажается из-под обломков потребительской брони огромной кровоточащей раной. А вот у «черного человека» так не бывает никогда. Собственный крах приносит ему мазохистское наслаждение — ведь это тоже разрушение! — и он бросается с топором и факелом на новые подвиги с еще большей энергией.

Значит, конфликт возникает оттого, что гусеница объедает лист — и он умирает.

Нельзя брать ниоткуда, ни за чей счет, никому не причиняя зла. И как ни облагораживай это зло — раньше или позже, а за это удовольствие придется платить.

Вот мы и выяснили обе категории людей, приходящих к мудрецу:

1) Те, чья целостность была разрушена извне (они «жили по совести» — отдавали);

2) Те, чья целостность была разорвана изнутри (это экологический феномен: только гребя под себя, только потребляя — оставляешь вокруг себя смертоносную пустыню; как бы старуха ни вознеслась, ее судьба — остаться с разбитым корытом).

Первых ведет к мудрецу обида, вторых — раскаяние.

Как мы уже говорили, мудрец не жалеет и не судит.

Крах человека (отрицательные эмоции!) всегда сопровождается истощением энергопотенциала. Истощением до такой степени, что это может закончиться неожиданным угасанием («ведь был такой молодой! — и вдруг умер…»), самоубийством, метастазированным раком. Но даже если до этого не дошло — он все равно уже не способен видеть свою задачу: как восстановить разбитую целостность.

Он переживает задачу как боль. А боль можно понять, лишь переведя это чувство в мысль, — что стоит, как вы знаете, немалых энергетических затрат.

Мудрец видит задачу страждущего сразу. А увидеть задачу для него равнозначно получению ответа. Это делается просто: своей культурой мышления он отделяет от скалы Истины кусок, который абсолютно точно закрывает рану страждущего, восстанавливая целостность.

Значит, он не утешает — морализаторство ему чуждо; он не врачует — это может сделать только сам человек. Он задает способ действия. И страждущий не сомневается в этом совете, потому что как бы ни был мал энергопотенциал, но разглядеть, что в совете мудреца — Истина, — способен каждый.

Для каждого человека — единственные слова, индивидуальный способ действия.

Вот почему советом мудреца не может воспользоваться никто другой. То, что для страждущего — Истина, для других будет в лучшем случае Правдой, а скорей всего — банальностью. Вот почему после мудрецов не остается ничего, кроме восторженной памяти спасенных ими людей.