УЧЕНИК НА УРОВНЕ ИНТУИЦИИ (06/89 -12)

УЧЕНИК НА УРОВНЕ ИНТУИЦИИ (06/89 -12)

И вот он встречается с учителем на уровне эмоций. Один очарователен благодаря ореолу чувств, интересен торчащими во все стороны иголками мыслей; другой замурован в раковину доброжелательности (чтобы не спровоцировать агрессию) и банальности (чтобы быть наверняка неуязвимым). Один даже одеждой стремится выделиться (если все вокруг модные и экстравагантные, то он оденется в псевдонародном стиле или на нем будет все сделанное своими — мамиными — руками, что будет подчеркиваться им при малейшей возможности), другой либо одет как серая мышь, либо в духе времени — это ведь тоже способ стать незаметным…

Разумеется, они с первого взгляда «узнают» друг друга. Как кошка и собака. И с первого же мгновения знают, что просто так им на узком мостике не разойтись. Пройти может только один. Тесно им в одном классе. В одной студенческой аудитории.

Впрочем, конфликт вспыхивает не сразу. Конформист по натуре, ученик понимает, что силы не равны, — и прячет иголки. Делает вид: я такой, как все. Реализация этой программы вам знакома: он занимается на уроке посторонними делами: Списывает у отличника домашнее задание на следующий урок, читает книжку, играет в шахматы или морской бой, наконец — пишет роман; а почему б и нет? Его эстетическое чувство требует воплощения в чем-то конкретном, остальные в этом возрасте пишут стихи, а вот он, видите ли, роман…

Нашего учителя все это устраивает. Все варианты. Пусть этот дурачок занимается чем хочет, лишь бы не возникал, не мешал провести урок!.. Но он знает: долго так продолжаться не может. Ведь иголки хотя и поджаты — они есть, есть! — и в любую минуту они могут вдруг заторчать и вонзиться. И что с того, что их пока не видать — угроза страшнее и противней исполнения.

Так и получается: ученик, зажав свой пар конформизмом, с каждым днем ощущает, как давление в котле неудержимо растет, и тем разрушает его комфорт; а учитель, зная все наперед, с первой же минуты находится в дискомфорте (хотя объективно для этого нет причин) и, не владея собой, начинает ускорять события, провоцировать ситуацию — вопреки собственным принципам начинает цепляться к этому ученику.

Представьте: вы знаете, что перед вами — жалкий, никчемный, потухший человек; вы знаете, что в вас больше сил, что вы честнее и прямодушнее, а самое главное — вы полны зреющих в вас и непременно раскроющихся в свое время талантов, а вас пытается унизить человек не просто бездарный, но и безнадежно банальный, не способный на такое естественное для вас действие, как различение гармонии и восприятие, ассимиляция ее. Представляете? — вот такая серость цепляется к вам, цепляется только потому, что вы не такой, как все. Неужто стерпите?

Никогда! Ни за что!

У нашего ученика трехцветный ореол. Этот ореол создают чувства трех видов:

1) интеллектуальные, 2) нравственные и 3) эстетические;

они воплощаются в символах: 1) истины, 2) добра и 3) красоты.

Соответственно и мысли его имеют трехцветный окрас. Чувства — это его приемник, которым он прослушивает мир, мысли — его передатчик. Следовательно, действия нашего учителя можно квалифицировать так: он старается наступить ногой на чувства, чтобы затем, когда поднимутся мысли — иглы, обломать их.

Вопрос: на какое чувство прежде всего наступит этот учитель?

В интеллектуальных играх наш ученик неуязвим: любое задание он выполняет запросто; мучить его у доски — только время тратить. Эстетическое ристалище тоже не годится: здесь наш ученик выше учителя… вот на сколько понадобится — на столько и выше. Остается нравственное. Совесть. То, что греет нашу душу, укрепляет нас в наитяжелейшие минуты, но что и беззащитно, что можно поразить не только словом — даже взглядом; совесть, которая становится неуязвимой лишь у редчайших праведников, взошедших на вершины человеческого духа.

Кстати, интеллектуальных чувств по пальцам перечесть; достаточно сказать «ложь» или доказать обратное — и ты неуязвим. Эстетических чувств поболее: красоты и безобразного, трагического и комического, — счет идет уже на десятки, и все же счет им есть, потому что в основе лежит мера, эталон, ритм, которые уже несут в себе конечность счета. А нравственных чувств не счесть. Не счесть — и все тут. Человек открыт им отовсюду, человек перед ними беззащитен; человек потому и человек, что он открыл в себе способность к этому осознанному чувствованию чужой души и состраданию к ней.

Вот и ответ получился: только нравственные чувства доступны агрессии учителя на уровне эмоций.

Как же действует этот учитель?

1. Занижает оценки.

2. Вызвав ученика к доске, прерывает свободную импровизацию: «мне от тебя немного нужно — ты расскажи по учебнику, только и всего».

3. Делает его мишенью для замечаний: «Вижу, наш Петя опять заскучал; может, мы мешаем тебе читать детектив? Или сбиваем своими скучными задачками высокий полет твоих мыслей?..»

4. В учительской: «С Петей надо что-то делать, каким-то образом изолировать его от остальных? Ведь он как дрожжи: если начнут бродить — весь класс станет неуправляемым».

5. Родителям: «Петя не даст соврать: я ему не мешаю жить, быть самим собой, даже замечаний не делаю; но обязана вас предупредить: если он сейчас не работает, то потом, когда он вырастет, его никакой силой не заставишь это делать».

Как быть ученику?

С ним сражаются оружием, которого он сам не имеет права применить. Ведь достаточно показать, как на самом деле он относится к этому учителю (как к безнравственному, бессовестному, лицемерному человеку, иезуиту с привычками раба и мировоззрением слепой лошади, приспособленной ходить по кругу, поднимая воду из колодца), — и ученика уничтожат. Жизнь превратится в ад, а в будущем гарантирован обескровленный аттестат и ужасная школьная характеристика.

Значит, поле нравственных чувств исключено.

Интеллектуальные тоже не годятся: этот учитель соблюдает букву учебника, его борта надежно прикрыты, нос он держит по ветру — тут он неуязвим.

Остается эстетическое оружие. Чувство меры, чувство ритма, чувство гармонии. Они для нашего ученика естественны, как дыхание, тогда как для учителя на уровне эмоций это всего лишь слова, схоластические понятия, которые закрывают… не пустоту, нет! Учитель готов признать, что за ширмами, на которых начертаны эти слова — «гармония», «мера», «ритм», — что-то есть непременно, и если бы удалось заставить его задуматься (вот такое фантастическое допущение!), он бы сказал, что понимает (оставим на его совести это заблуждение) смысл этих понятий. Но для него они как для нас с вами латынь: она есть безусловно, но к чему ее применить — непонятно, а уж что без нее можно вполне обойтись — это очевидно!..

Зачем ему мера и гармония, и ритм, если с любой проблемой он справляется, имея в руках незатупляемое зубило шаблона и надежнейший молоток стереотипа? И компас «так, как все» не даст ему заблудиться в любой городской тайге, и прописные истины утешат во всех сложностях жизни и объяснят ее смысл просто, как дважды два.

Самое поразительное, что понятия истины, добра и красоты не чужды этой улитке, затаившейся в хрупкой скорлупе раковины. Но поскольку весь космос улитки ограничен ее домиком, то и истину, и добро, и красоту наш учитель находит только в себе, любимом. Его душа божественна, почти идеальна и, конечно же, трагична — ведь никто не видит ее сокровищ; все заняты собой, а до нее никому нет дела. Но ведь она есть, есть! Вот почему наш учитель считает себя вправе быть эталоном и истины, и добра, и красоты. Представляете, как ему горько и одиноко идти через жизнь с грузом всеобщей слепоты и непонимания?..

(Но ведь он доброжелателен, он и других хвалит, а порой — при всей своей требовательности! — и восторгается. Почему? Отвечаем: это всего лишь защита. Игра по правилам. Он знает, где нужно хвалить, — и там хвалит, знает, где нужно порицать, — и там клеймит. Не потому, что он так думает на самом деле. Нет! — он поступает «правильно», «как надо», «как все», — и тем достигает цели: становится незаметным.)

А для ученика на уровне чувств истина, добро и красота — вне его. Вокруг. Вот отчего он так доброжелателен, так любознателен, так отзывчив. Он тянется ко всему, что его окружает, энергично разгребая завалы мусора, безошибочно чуя под ними гармонию, которая компенсирует его затраты потоком положительных эмоций.

А где же та мера, которая помогает ему находить вокруг себя истину, добро и красоту? Может быть, где-то внутри его? Например, в мозгах? Или — в сердце?.. (Перед теми, у кого плоховато с чувством юмора, признаемся: мы пошутили.)

Мера — он сам.

Вершина развития живой природы, на диво гармонично устроенный эталон природы, — снова и снова обнаруживая свое сродство с окружающим миром, — он каждый раз наслаждается этим узнаванием и утверждается им (подпиткой положительными эмоциями).

Не правда ли, напрашивается вопрос: а как же его соседи, живущие этажами выше и ниже? Или они не эталоны? А если эталоны, то как этим пользуются?

Отвечаем: ну конечно же, эталоны; только нижний сосед — человек на уровне эмоций — наслаждается самим собой, эталонность ему необходима, чтоб выделиться: «я есмь!»; а верхний сосед — человек на уровне интуиции — наслаждается, преобразуя окружающий мир.

Значит, на самом нижнем этаже — отстойник природы, на втором — зеркало природы, на третьем — ее инструмент.