О механизмах эволюции

Рассматривая процесс развития цивилизации и человека с позиции вирусологического подхода, стоит отметить, что эволюция всегда опосредована непрерывным процессом вирусной мутации контакта. Передаваясь от человека к человеку, от поколения к поколению (в результате интроекции), культурные штаммы[78] трансформируются посредством присоединения сопутствующих им второстепенных вирусов в виде знаний, умений, технологий, парадигм. Накопление вирусного содержания до степени, превышающей инкорпорирующие возможности культурных штаммов, провоцирует их мутацию. Так появляются новые штаммы, определяемые специфическими для них способами организации контакта. Думаю, стоит разделять культурные штаммы по степени их распространенности, устойчивости, интенсивности воздействия на культуру и self[79]. Жизнеспособность и степень влияния штамма определяется, в свою очередь, его способностью к мутации[80]. Одни из самых распространенных и устойчивых штаммов – мировые религии, эпохообразующими являлись вирусы ренессанса, барокко, классицизма, романтизма, модернизма и т. д. Пример вируса более частного характера, в результате эпидемии экстраполировавшегося на многие культурные феномены, – психоанализ. Наименее устойчивым, но широко распространенным вирусом выступает мода. Частные локальные вирусы, имеющие различную интенсивность воздействия на self, но неспособные к глобальной эпидемии – семейные.

Немаловажной для развития культуры является способность культурных штаммов регулировать друг друга. Так, хаотичный рост количества вирусов способствует росту ограничивающих этот процесс штаммов – законодательства, морали и т. д.[81] Думаю, это происходит потому, что в хаосе выделяется огромное количество энергии, которая расходуется на восстановление баланса посредством создания структуры. Таким образом, чем большее количество штаммов появляется в культуре, тем больше регулирующих их вирусов, возникающих в результате мутаций. Эволюция мышления и творческий процесс также имеют вирусную природу и опосредованы механизмом первичной интроекции штамма с последующей ассимиляцией его до вторичной мутации.

Несмотря на очевидный и постоянный процесс культурной эволюции, стоит отметить и его малопривлекательную сторону. Так, вирусные мутации не всегда позитивны по своему значению и влиянию на человека и человечество. Зачастую они имеют деструктивные последствия (например, войны, геноцид, катастрофы и т. д.). В процессе эволюции не всегда фиксируются более позитивные формы организации контакта. Большей способностью к фиксированию своего положения в культуре (аналогично и в развитии self) обладают филогенетически (и онтогенетически) более ранние мутации. Возможно, описанные выше деструктивные феномены обусловлены более ранним возникновением штамма страха по отношению к другим возникающим мутациям. Такое столкновение, по всей видимости, и рождает специфические хаотичные деструктивные мутации в форме войн и бедствий. Тем не менее (выше мы уже отмечали этот феномен) даже такие хаотичные мутации имеют тенденцию к восстановлению вирусного баланса.

Рассматривая культурную эпоху как проявления культурообразующего штамма, следует отметить, что четко обозначить ее временные границы не представляется возможным. Объяснение этому также можно обнаружить в предлагаемой вирусологической модели эволюционного развития. Так, эпохальный культурный вирус определяется соотношением и взаимодействием более локальных вирусов. Например, начало эпохи постмодерна определяется появлением людей, транслирующих постмодернистские идеи при превалировании влияния других людей, психическая жизнь которых определяется модернистскими концепциями. Таким образом, с одной стороны, наступление новой эпохи неизбежно, с другой – не стоит рассчитывать на стремительную ассимиляцию новых идей, концепций и подходов[82].

С развитием цивилизации культурные штаммы либо меняют друг друга, либо продолжают существовать в одном поле. Поэтому с течением времени количество штаммов безудержно растет, и в настоящее время сложилась ситуация, когда прогрессивное вирусное развитие начинает восприниматься как угроза. Сегодня мир превратился в гигантскую лабораторию по производству различных вирусов[83]. В эту самую минуту, когда я, работая над статьей, создаю некоторую модификацию постмодернистского штамма, кто-то другой разрабатывает новую модную коллекцию одежды, а третий – пишет речь для какого-либо видного политического деятеля. Я уже не говорю об одновременном создании безумного количества программных компьютерных продуктов и рекламных роликов, которые превращаются в безумную по своему объему вирусную лавину. Интенсивность вирусного потока информации в настоящее время, достигая своего апогея в Интернете, становится чрезмерной. Отражением актуальной тревоги, связанной с глобальной вирусной эпидемией, является, по всей видимости, множество популярных в последние десятилетия фильмов-катастроф, значительная часть которых описывает вирусную угрозу для человечества. Все вышесказанное демонстрирует неуклонное возрастание угрозы со стороны вирусного тоталитаризма, вызывая необходимость в защите. Одним из таких способов стало появление постмодернизма, который в силу своего плюрализма и нигилизма нивелирует значение частных и общих информационных вирусов; выступая, тем не менее, сам в форме глобального вируса. Неуклонное снижение рождаемости в последние годы во всем западном мире, возможно, также является противодействием вирусной угрозе[84].