Этикообразующая природа цинизма

Именно цинизм, на мой взгляд, как процесс деконструкции морали[61] до удобоваримых элементов, содержащих желание, позволяет осуществиться возможности этики. Поясню это определение более подробно. Натолкнула меня на подобную ревизию модернистского понимания категории цинизма фраза С. Жижека: «Фундаментальный жест цинизма, по-моему, заключается в разоблачении настоящей власти, чья единственная эффективность, как мне кажется, проявляется в принуждении, или в подчинении кого-то под предлогом защиты кого-то другого» [С. Жижек, 1998]. Сказанное имело отношение к политическим процессам, происходящим в обществе. Однако думаю механизм цинизма, проявляющийся в разоблачении власти может оказаться справедлив и в отношении к огромной и зачастую непререкаемой власти морали. Еще раз напомню, опираясь на рассуждения из более ранней работы, что мораль регулируется страхом и стыдом, поскольку формировалась исходя из этих мотивов. Человек, справляясь с этим достаточно сильным эмоциональным давлением, вынужден был посредством создания некоторых ценностей, норм, правил и т. д. зафиксировать в репрессированном состоянии сопутствующие им в качестве полярностей желания[62]. Зачастую аффективные мотивы формирования и существования моральных норм (равно как и угроза, сопутствующая возникновению морали) теряют возможность быть сознанными или вообще утрачиваются. Несмотря на это, сами нормы и правила все еще продолжают существовать, подкрепляясь властью страха и стыда, которые, в свою очередь, возвышаются тяжелыми надгробными плитами над похороненными под ними желаниями. Нетрудно заметить, что при таком положении вещей этический процесс не может существовать ввиду блокирования любых намеков на желания. Также становится очевидным, что цинизм, деконструирующий моральные надгробья, со всей беспощадной ясностью демонстрирует наличие похороненных под ними желаний. Отрицать их больше нет возможности. Обратный реконструирующий процесс невозможен прежними средствами морали и оказывается в сфере влияния этики.

Таким образом, процесс трансформации понимания этики от прежней дефиниции к его современному состоянию становится возможным благодаря введению представления об опосредующем этику динамическом механизме «мораль – деконструкция цинизмом – этика». Итак, цинизм отнюдь не выступает средством аксиологической аннигиляции, но имеет своей задачей восстановление этического процесса: ценности, лежащие в основе морали, не разрушаются, а вступают во взаимодействие с высвободившимися при циничной деконструкции морали желаниями. Что и говорить, жизнь человека, не привыкшего к приятию этических решений, при этом значительно осложняется, наполняясь тревогой и сомнениями. Вместе с тем в такой ситуации также появляется возможность для переживания радости, сопутствующей осознанию и удовлетворению желаний. Радость, имеющая отношение к удовлетворению желаний, и этика сходятся вместе в реализации этического действия, которое может быть определено тремя основными критериями: 1) позитивностью, т. е. направлением в исполнении желания субъекта; 2) взаимностью, определяемой осознанием существования и ценности другого, которое утверждается посредством действия; 3) особенностью, заключающейся в том, что взаимность имеет отношение не к абстрактно-универсальному, а к конкретному и особенному, которое свойственно лицам, находящихся в отношениях [Ж. Блез, 2007].