38

38

К несчастью для нормального прежнего Люка Райнхарта, а также его друзей и поклонников, кости всё катились и катились, а июнь стал «Национальным месячником ролевых игр» и требовал слишком много. Мне было приказано регулярно консультироваться со Жребием и менять роль, которую я должен был исполнять, каждый час, каждый день или каждую неделю. Предполагалось, что я расширю набор своих ролей и, может быть, даже доберусь до пределов податливости человеческой души.

Возможен ли вообще всецело Человек Случая? Может ли человек так развить свои способности, чтобы по прихоти менять свою душу час за часом? Может ли человек быть бесконечно множественной личностью? Или даже, по некоторым теориям, подобно Вселенной, быть постоянно расширяющейся множественной личностью, сжать которую сможет только смерть? И тогда, даже тогда, кто знает?

На заре второго дня я дал жребию на выбор шесть человек, одним из которых я постараюсь быть весь День. Я пытался придумывать только простые, социально неопасные варианты. Шестерку составили: Молли Блум, Зигмунд Фрейд, Генри Миллер, Джейк Экштейн, ребенок семи лет и прежний доктор Люциус Райнхарт до того, как он стал дайсменом.

Сначала Жребий выбрал Фрейда, но к концу дня мне стало казаться, что быть Зигмундом Фрейдом весьма скучно. Я находил множество бессознательных источников мотивации там, где их обычно не замечал, но, увидев их, я не ощутил, что мне это что-то дало. Я попытался проанализировать свое бессознательное сопротивление роли Фрейда и обнаружил нечто, в чем так хорошо разбирался Джейк: соперничество с Отцом, страх разоблачения бессознательной агрессии. Однако я не счел свои открытия убедительными, или, скорее, я не счел их относящимися к делу. Может, я и был «оральной личностью», но знание этого не могло изменить меня так, как это делал один бросок кости.

С другой стороны, когда я читал о человеке, который покончил с собой, порезав вены на руках, я немедленно отметил сексуальный символизм резанья конечностей. Я начал размышлять о других способах самоубийства: броситься в море; засунуть пистолет в рот и нажать на курок; забраться в духовку и включить газ; броситься под поезд… Всё, казалось, имеет очевидный сексуальный символизм и обязательно связано с психосексуальным развитием пациента. Я придумал отличный афоризм: «Скажи мне, как пациент совершает самоубийство, и я скажу тебе, как его можно было вылечить».

На следующий день я вычеркнул Фрейда из списка, заменил его «слегка психотичным хиппи, агрессивно настроенным по отношению к истэблишменту» и бросил кубик: Жребий выбрал Джейка Экштейна.

Джейка я мог исполнить очень хорошо. Он был реальной частью меня самого, кроме того, я мог легко сымитировать его манеры и стиль речи. Я написал полстатьи для журнала по психопатологии, проанализировав концепцию дайсмена с ортодоксальной джейкианской точки зрения, и чувствовал себя изумительно. Во время аналитической сессии с Джейком я настолько вошел в его способ мыслить, что в конце он объявил, что за один этот час мы продвинулись больше, чем за предыдущие два с половиной месяца. В статье, которую он впоследствии написал о моем анализе — «Случай шестигранного человека» (уже одними названиями Джейк обеспечил себе вечную славу), — он в деталях описывает этот аналитический час и объясняет его успех тем, что случайно прочел малоизвестную статью Ференши, натолкнувшись на нее накануне ночью: открытая на ключевой странице, она лежала у него в ванной под раковиной; она и дала ему ключ, «который начал открывать дверь в шестигранный куб». Он был в восторге.

Кубики переворачивались и поворачивали меня от роли к роли в шизофреническом калейдоскопе драмы. Жизнь стала серией эпизодических ролей в плохом фильме, без сценария, без режиссера, с актрисами и актерами, которые не знали своих реплик и своих ролей. Большинство ролей я по вполне очевидным причинам исполнял подальше от знакомых со мной людей.

Я лишь смутно помню, что делал и говорил в те дни; образы вспоминаются отчетливее диалогов: вот я сижу как учитель дзен Обоко, в основном молча и улыбаясь, а молодой аспирант пытается расспросить меня о психоанализе и смысле жизни; вот я, как семилетний ребенок, еду на велосипеде по Центральному парку, смотрю на уток в пруду, сижу поджав ноги и наблюдаю, как старый негр удит рыбу, покупаю жвачку и выдуваю большой пузырь, мчусь наперегонки с другим велосипедистом, падаю, раздираю колено и плачу — к немалому замешательству прохожего: 240-фунтовые плаксы — все-таки раритет.

Несмотря на все старания ограничить контакты ширящегося круга своих личностей незнакомцами, а перед друзьями и коллегами выглядеть более-менее нормальным, я всегда давал Жребию хотя бы мизерный шанс уничтожить меня, и Жребий, будучи Богом, не смог устоять.