96

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

96

Лил прижалась ко мне и не отпускала секунд пятнадцать, снег падал с моей головы и запутывался в ее светлых волосах. Я выбился из сил. Обняв друг друга, мы повернулись и, шатаясь, пошли по коридору в гостиную.

— С тобой всё в порядке? — спросила она.

— Возможно, — ответил я. — Но у меня иногда складывается впечатление, что мир распадается даже быстрее, чем я.

Когда мы вошли, X. Дж. поднялся с кресла и подошел пожать мне руку.

— Потрясающее шоу, Люк, — сказал он, выдыхая дым сигары мне на грудь и ободряюще кладя пухлую руку мне на плечо. — Иногда просто не понимаю, как ты это делаешь.

— Я ничего не планировал, — сказал я. — Я и не предполагал, что так случится. Когда Эрик попросил у меня билеты на программу, я подумал, что он и его друзья стали моими почитателями. Лицемеры!

— Все-таки не очень хорошо для нашего имиджа. Ты это учитывал?

— М-м-м-м-м-м-м.

— Кого-то убили? — спросила Лил.

Я добрался до кушетки и со стоном рухнул рядом с Джейком, а он, одетый в белую футболку и черные бермуды, по-дружески мне улыбнулся. Он был босиком, а волосы выглядели так, будто последний раз их стригли два месяца назад, причем делала это Эдгарина.

— Да, — ответил я. — Можно мне чего-нибудь выпить?

— Конечно, — сказала Лил. — Что ты будешь?

— Горячий шоколад.

— Люк-детка, ты великолепен, — сказал Джейк, благожелательно улыбаясь. Лил отправилась на кухню.

— Спасибо.

— Белый воротничок. Тебя опять потянуло в религию?

— Маскировка. Люди верят священникам.

— Я слегка под кайфом, — сказал Джейк, продолжая блаженно улыбаться.

— Или, во всяком случае, доверяют священникам чуть больше, чем Людям Жребия.

— Но не настолько под кайфом, чтобы это мешало мне блистать, — добавил Джейк.

— Ты таешь на моем диване, — сказал X. Дж., взглянув на меня.

— О, прости, — сказал я.

Когда я поднялся, где-то раздался телефонный звонок, и X. Дж. заторопился ответить на него, пока я счищал с себя снег.

— Полиция ищет тебя из-за телепрограммы? — спросил Джейк.

— Думаю, да.

— Ты должен подумать о смене личности, — сказал он.

Я посмотрел на него, и он расплылся в ухмылке.

— Ты таешь на его ковре, — добавил он.

— О, прости, — сказал я и двинулся к коридору, где встретил возвращающегося X. Дж.

— Полиция скоро будет здесь, — сказал он без всякого выражения.

Я вытащил кубик.

— Хотелось бы попробовать отсюда выбраться и всё обдумать, — сказал я. — Это возможно?

— Что происходит? — спросила Лил, возвращаясь из кухни.

— Можно спуститься по служебной лестнице в гараж на цокольном этаже, — сказал X. Дж.

— Что происходит? — снова спросила Лил.

— Есть машина, которую я могу взять?

— Там мой «линкольн континентэл». Я позвоню вниз и скажу, чтобы его приготовили для моего друга.

В конце коридора раздался громкий стук.

— Не забудь записать пробег, — сказал X. Дж. — Для подоходного налога. Я считаю, что это нужно отнести на служебные расходы фонда.

— Я должен бежать, Лил, — сказал я. — Позвоню, когда доберусь куда-нибудь.

Я напоследок перемигнулся с Джейком и поспешил к служебному входу, который показал X. Дж. Я вышел из квартиры и, соблюдая все возможные предосторожности, спустился по служебной лестнице на цокольный этаж, а оттуда, как кот — большой кот, надо сказать, — пробрался к дверям подземного гаража. Медленно, так медленно, что почувствовал себя немного Джеймсом Бондом, я открыл дверь и заглянул в ярко освещенный гараж. Если не брать в расчет неряшливо одетого, но приятной наружности дежурного, откинувшегося на стуле возле входа, гараж казался пустым.

Мне понадобилось всего пять минут, чтобы распознать большой «линкольн континентэл» X. Дж. среди одиннадцати других «линкольнов континентэл»: до меня наконец дошло, что мне нужен стоящий возле входа и готовый двинуться. Я еще раз проверил номерной знак и с хладнокровной бесстрастностью тихо открыл переднюю дверь и плавно проскользнул на водительское место.

На переднем сиденье сидел молодой человек лет тридцати, красивый и серьезный.

— Простите, что беспокою, — сказал он.

— Всё в порядке, — сказал я. — Я просто спустился в подвал подышать свежим воздухом.

— Я Джон Холком из Федерального бюро расследований, — сказал он. Он достал из кармана пиджака и, наклонившись ко мне, показал маленькую карточку похожую на мой членский билет Американской ассоциации практикующих психиатров. Я недовольно покосился на нее.

— Что вас так задержало? — спросил я.

Он вернул карточку в карман пиджака, откинулся на сиденье и серьезно посмотрел мне в глаза.

— Когда мы узнали по определенным каналам, что вы у Випла, нам пришлось решать, что с вами делать.

— А-а-а, — сказал я.

— К тому же на Манхэттене сегодня пробки. — Он сдержанно улыбнулся мне, как отличник, отвечающий у доски. — Вы доктор Люциус Райнхарт, — закончил он.

— Верно, часто это я, — ответил я. — Чем могу быть полезен? — Я откинулся на подголовник и попытался выглядеть непринужденно. Рука задела гудок.

Бледно-голубые глаза м-ра Холкома честно исследовали мое неискреннее лицо. Он сказал:

— Как вам, должно быть, известно, доктор Райнхарт, в ходе вашего сегодняшнего телепредставления вы нарушили несколько законов штата и несколько федеральных законов.

— Я так и знал. — Я рассеянно бросил взгляд за окно слева, проверяя, не идет ли мне на помощь Одинокий рейнджер или дайс-Женщина.

— Нападение на доктора Дарта с нанесением побоев, — сказал он. — Агрессивная демонстрация огнестрельного оружия в общественном месте. Кража пистолета у доктора Дарта. Сопротивление аресту. Содействие заведомым преступникам. Сговор с целью свержения правительства Соединенных Штатов. Незаконная выдача себя за духовное лицо в общественном месте. Незаконное использование времени спонсора для передачи личного сообщения по каналу массовой информации. И нарушение еще двадцати трех постановлений ФКС[168] относительно пристойного и сообразного поведения в телевизионной программе. Кроме того, мы помогаем инспектору Патту в сборе улик для возможного преследования вас по обвинению в убийстве Франклина Остерфлада первой степени.

— А как насчет автостопа в пределах города?

— Честно говоря, у нас не было времени проверить это без компьютеров, но мы полагаем, что данных преступлений достаточно для срока заключения около двухсот тридцати семи лет.

— А-а-а.

— Однако правительство полагает, что на самом деле вы являетесь безобидной жертвой, одураченной более значительными подрывными силами.

— Так оно и есть.

— Мы знаем — хотя могли бы доказать обратное, если бы захотели, — что вы не состояли в сговоре о совершении налета на телестанцию.

— Хорошая работа.

— Мы также знаем, что, если вы заявите о невменяемости, у вас может оказаться очень сильная защита.

Молчание.

— Поэтому мы решили заключить с вами сделку.

Молчание.

— Если вы скажете, где нам найти Эрика Кеннона, мы сделаем одно из двух: мы так выстроим свои обвинения, что самый неумелый адвокат в Нью-Йорке вытащит вас всего-то года через три, или…

— Гм!

— …во-вторых, дадим вам тридцать минут, чтобы убраться отсюда и попытать удачи с правосудием в будущем.

— Гм-гм.

— Разумеется, это предложение зависит от того, поймаем ли мы Кеннона и его людей там, куда вы нас направите. Оно также возможно лишь при том, что полиция Нью-Йорка не обнаружит, не арестует или не убьет вас раньше нас. Не будучи стороной в нашем соглашении, они могут лишить нас возможности сократить обвинения.

— М-м-м-м-м.

Он замолчал и посмотрел мне в лицо даже еще искреннее, если такое возможно.

— Доктор Райнхарт, где Эрик Кеннон?

— Ах! Эрик? — Я бросил кубик на сиденье между нами и посмотрел на него.

— Простите, мистер Холком, — сказал я. — Жребий считает, что мне нужно подумать о том, предавать ли мне Эрика, и проконсультироваться с Ним через час. Он велел мне попросить вас дать мне время до завтрашнего утра.

— Сомневаюсь, что у вас есть столько времени. И у нас его тоже нет. Я даю вам ровно сорок минут. После этого мы произведем арест. Если вы нам укажете место, мы будем держать его в оцеплении, пока нам не удастся взять Кеннона — или не взять. Вы скажете нам, сколь-

ко времени, три года или тридцать минут, вам нужно, чтобы скрыться. В противном случае, четыре стены до второго пришествия.

— Понятно.

— А теперь, сэр, если хотите, можете вернуться в квартиру мистера Випла и размышлять там. — Он открыл дверь со своей стороны и вышел. Рядом с моей дверью вдруг материализовался дежурный, заглянул внутрь и посмотрел на меня честными глазами.

— Да. Да, неприятная бы сегодня вышла поездка, — сказал я и вытащил свою тяжкую ношу из машины. — Полагаю, мы, наверное, еще увидимся?

— Через тридцать восемь минут. Да. — М-р Холком улыбнулся, и его честные глаза испустили поток неистощимой искренности. — Приятного вечера, доктор Райнхарт.

— Это вы так думаете, — пробормотал я и без особого энтузиазма отправился назад путем, которым пришел.

Десять лестничных пролетов я одолел со значительно меньшей осторожностью и самоуважением, чем при спуске. Похоже, день будет долгим.

Дверь мне открыла Лил.

— Что произошло? — спросила она, пока мы шли по коридору к гостиной.

— Красный свет, — сказал я.

— Что ты собираешься делать?

Я в полном изнеможении рухнул на диван. Джейк сидел на песке в позе полулотоса, уставившись в красный жар искусственного огня в колониальном камине Випла, и лениво покуривал самокрутку. X. Дж. рядом не было.

— Они-таки спустили всех собак, — сказал я. — Лил, думаешь, Жребий вправду хотел, чтобы ты осталась замужем за человеком, которому он может велеть провести следующие двести тридцать семь лет в тюрьме?

— Наверное, — сказала она. — Что случилось?

Я стал рассказывать Лил и Джейку о разговоре в подвале и всех вариантах, с которыми неожиданно столкнулся. Они внимательно слушали, Лил — прислонившись к валуну, Джейк — глядя на огонь.

— Если я предам Эрика, выйдет, — заключил я устало, — не знаю, будто я предал кого-то.

— Об этом не беспокойся, — сказал Джейк. — Мы никогда не знаем, что для нас хорошо. Предательство может быть как раз тем, что ищет Эрик.

— С другой стороны, двести тридцать семь лет в тюрьме выглядят как-то чересчур длинным сроком.

— Мудрый может реализовать себя в любом месте.

— Думаю, я буду ощущать себя в некотором смысле заточенным.

— Дайс-чушь, — сказал Джейк. — Может быть, ты бы открыл в тюрьме целую новую вселенную.

— Я бы попробовал сбежать отсюда, но не уверен, что на крыше есть вертолет.

Джейк сидел на песке, скрестив ноги и глядя на красный жар искусственного огня. Он снова улыбнулся, как дитя.

— Придумывай варианты, тряси кубики, — сказал он. — Не знаю, почему ты продолжаешь болтать.

— Но вы мне нравитесь, люди, — сказал я. — Не уверен, что тюрьма понравится мне настолько же.

— Это заскок, Люк-детка, — сказал он. — Ты должен его побороть.

— Ну так дай хорошие шансы попытке сбежать, — сказала Лил. — Или хорошие шансы нанять меня твоим адвокатом. Это сохранит тебе свободу.

— Меня тревожит моя репутация, — сказал я. — Отец дайс-жизни обязан всегда бросать Жребий наверняка.

— Дайс-дерьмо, — лениво сказал Джейк. — Если беспокоишься о своей репутации, ты не Отец и не ребенок; ты просто другой человек.

— Но я должен помогать людям.

— Дайс-чепуха. Если думаешь, что должен помогать людям, ты просто другой человек.

— Но я хочу помогать людям.

— Дайс-фигня, — сказал Джейк. — Если хочешь чего-либо, ты просто другой человек.

— Ну и к чему все эти новые непристойности? — спросил я.

— Жребий меня побери, если я знаю.

— Ты глупишь.

— Но до тебя мне далеко. — Он сиял, глядя на искусственный огонь. — Придумывай варианты. Тряси кубики. Всё остальное вздор.

— Но я беспокоюсь. Это я могу получить двести тридцать семь лет.

— Кто ты? — лениво спросил Джейк.

Повисла долгая пауза, и теперь уже мы втроем смотрели на красный жар.

— Действительно, я всё время забываю, — сказал я, доставая зеленый кубик, выпрямляя спину и начиная понимать, что сижу на чьем-то снегу. — Я же…