Глава сорок девятая Великая блудница
Глава сорок девятая
Великая блудница
Структуру всех неврозов человека можно представить образно. Один из вариантов — дерево. В этом случае корень (первооснова) — убивающая мать (если слабонервные не выдерживают этого запрещённого в иерархиях словосочетания, то выразимся изящнее: корень неврозов — присутствующая в матери некрофильная часть её естества, ею, матерью, лелеемая); ствол (наиболее массивная часть дерева) — семейный кумир (разумеется, это всегда самый яркий в семье некрофил, частный случай — сама мать); ветви и сучья — знакомые, друзья и коллеги, взаимоотношения с ними и привившиеся к соответствующим на стволе площадкам от них травмы. Сучья — это отмершие ветви; живые же, как известно, ветвятся, давая ростки порой весьма причудливых форм, корень никоим образом не напоминающие. Да и самому корню порой невыгодно признавать сучья своим порождением. Корень, разумеется, тоже не свободен в суждениях и поступках: он питается от органичной ему почвы — некрофилогенной культуры и, как её части, предков — от дедов и пращуров до Адама и Евы.
Всякое дерево — структура не самая простая: случаются, хотя и редко, сросшиеся стволы, укоренившиеся ветви, болезни древесины, скрытые и явные, — как, например, странной формы наросты. В садоводстве есть такое понятие — пасынок. Это побег от основания плодоносящей ветви, который сам плодоносить никогда не будет, но который садоводы непременно удаляют, потому что иначе этот обычно очень быстро растущий побег будет подавлять плодоносящую ветвь и тем снижать урожайность. В запущенных садах потому так и мало плодов, что пасынки не удалены, угнетая развивающиеся ветви. Доходит до того, что некоторые даже никогда не вступают в брак, растрачиваясь на воспевание одного из таких пасынков — скажем, первую свою «любовь».
День, когда Ал добрался до своей «первой „любви“», по стечению обстоятельств запал в память и ему самому, и его Возлюбленной. Ей этот день больше всего запомнился тем, что когда они пошли гулять, она, чтобы выглядеть привлекательней, надела новые, но лёгкие сапожки — промокаемые, на улице же была оттепель, и Ал, не желая, чтобы она промочила ноги, на руках переносил её через лужи.
Алу же этот день запомнился больше по другим причинам. После возвращения с прогулки он предложил почитать Библию с любого места, и Галя для первого в своей жизни чтения Библии выбрала завершающую её книгу — «Откровение». Эта пророческая книга настолько изобилует символами, что перед ней пасуют богословы многих деноминаций, объявляя «Откровение» «закрытой» книгой, то есть книгой, смысл которой понят быть не может до особого вмешательства Божия. Но так думают не все. На самом деле, «Откровение» — книга отнюдь не закрытая; непонятна она может быть только для тех, кто непониманием ограждает желанные в теле мировоззрения предметы; символы «Откровения» расшифровываются в других книгах Библии. Например, символ «зверь» встречается и изъясняется в другой пророческой книге Библии — пророка Даниила, и означает этот символ соединение государственной власти (насилия) с идеологией. Цель «зверя» — насильственное прививание населению убеждений, выгодных властвующим некрофилам. Символ «в`оды» расшифровывается внутри самого «Откровения» — они «суть люди и народы, и племена и языки» (Откр. 17:15). Отсюда, зверь выходящий из вод — тоталитарное государство, образовавшееся на населённой территории, а зверь, выходящий из земли (противоположность вод), — государство, образовавшееся на безлюдных пространствах, подобно Соединённым Штатам, которые возникли на территории, прежде населённой чрезвычайно редкими племенами индейцев. Всё, как видите, просто — если не искать своего.
Что потрясло Ала в тот вечер — так это то, что В., никогда прежде Библию в руки не бравшая и с толкованиями не знакомая, с лёгкостью справлялась с символами «Откровения», — а какие у неё при этом были глаза!
Всё сказанное выше имеет непосредственную связь с психокатарсисом. Дело в том, что, как вы помните, первый его этап — самодиагностика, то есть сосредоточение на одном из объектов души. Этому может способствовать не только потрясение, но и, скажем, книжный символ, в особенности, оставляющий пространство для воображения. В тот вечер этим символом был символ библейский — «женщина». В разных книгах Ветхого и Нового Заветов символ непорочной невесты, приготовившейся жены, верной спутницы означает совокупность водимых Святым Духом людей (не отождествлять с иерархией!), и такие символы выбраны потому, что символ Христа — «жених». Как и «жениха», Его «невесту» ненавидят многие. Скажем, «невеста» из «Откровения» преследуема не только непосредственно дьяволом-драконом (Откр. 12:13), но и некой «великой блудницей», о которой сообщается, что она оседлала «зверя», с которой блудодействовали императоры и богатые (Откр. 18:3). Тут не надо быть В., чтобы сообразить, что блудница — противоположность непорочной биофильной невесты, и не удивительно, что власть над умами принадлежит ей. Для достижения определённых целей ей выгодно выдавать себя за церковь Божию, но она не такова, хотя в это верят послушные своим императорам толпы.
Для анализа стенограммы психокатарсической встречи В. и П. полезно знать, что «Вавилон» — символ смешения библейской истины (а всякая истина — библейская) с ложью, угодной всякому императору и его «великой блуднице». «Египет» — символ атеистического безверия. «Порфира и багряница» — символ самоправедности, той, что не по вере Христа. «Рог» — сила. «Десять» — много.
Итак, прежде чем В. и П. занялись психокатарсисом в, так сказать, канонической форме, они читали и обсуждали Евангелие, завершающую его книгу «Откровение», в частности, следующие строки:
«Зверь, которого я видел, был подобен барсу; ноги у него — как у медведя, а пасть у него — как пасть льва…»
«…с семью головами и десятью рогами: на рогах его было десять диадим, а на головах его имена богохульные…»
«Второй Ангел вылил чашу свою в море: и сделалась кровь, как бы мертвеца, и всё одушевлённое умерло в море. Третий Ангел вылил чашу свою в реки и источники вод: и сделалась кровь…»
«…гнойные раны на людях…»
«…и я увидел жену, сидящую на звере багряном, преисполненном именами богохульными, с семью головами и десятью рогами. И жена облечена была в порфиру и багряницу, украшена золотом, драгоценными каменьями и жемчугом, и держала золотую чашу в руке своей, наполненную мерзостями и нечистотою блудодейства её; и на челе её написано имя: тайна, Вавилон великий, мать блудницам и мерзостям земным» (Откровение 13:1, 2; 16:3, 4, 2; 17:3-5).
* * *
В.: Закрыл глаза?.. Хорошо. Давай попутешествуем?.. Выбери какое-нибудь приятное для себя место и…
П.: Не надо. Это не пейзаж. Это у меня в голове. В левой верхней части головы.
В.: А что это?
П.: Мячик. Ядовито-зелёного цвета.
В.: А из чего он сделан?
П.: Из этого… как его?.. Забыл, как называется. Рамы оконные иногда им утепляют. Лёгкий такой!
В.: Поролон?
П.: Да! Поролоновый.
В.: Он тебе нужен?
П.: Нет.
В.: Что ты с ним собираешься сделать?
П.: А не надо с ним ничего особенного делать. Достаточно порассматривать… Я про себя заметил чётко: часто ничего делать не надо, просто порассматривал — и освободился… Вот он перемещается… вращается… блёстки какие-то вокруг разноцветные… Всё. Исчез.
В.: Твой вздох облегчения мне понравился.
П.: Так… Теперь пейзаж пошёл… Я на звоннице… Ночь. Темно. Месяц светит. Над головой какой-то колокол странный. На балке висит, над головой. Небольшой, прямо так скажем, маленький, и весьма ядовитого цвета. Ядовито-зелёного цвета… Ядовито-жёлтого стал… Ядовито-голубой… Всё! Исчез!
В.: Хорошо.
П.: Разбираться с ним, что это, не было смысла… А теперь спускаюсь в саму звонницу… Скажи, а есть такое слово — звонница? Ведь обычно — колокольня?
В.: Есть.
П.: Хорошо, что есть. Я его, кажется, никогда прежде не употреблял. Странно: откуда выплыло?.. Спускаюсь… Темно…
В.: Фонарь?
П.: Да, факел. Спускаюсь ниже. Стены неровные. Сквозь старую побелку видны кирпичи… Вижу нишу… А в ней что-то чёрное… Бесформенное… Шевелится! Мразь. Надо с ней что-то сделать. Что это, разбирать не стоит — просто сделать. Ага! Надо заклеить нишу свитками. Старинными свитками… Так… Заклеиваю… Почему-то медленно идёт… Наверное, это свитки Священного Писания…
В.: Я это уже поняла.
П.: Так… Осталось приклеить последнюю полоску у самого низа. Всё! Теперь поднимаюсь по лестнице вверх… Опять колокол. Не заметил я его, что ли? Нет, другой — коричневый… Интересно получается, чтобы увидеть другой колокол, надо было спуститься невесть куда, а потом подняться… Так… А колокол, чувствуется, фальшивый. И форма у него какая-то не такая… Попробую форму исправить…
В.: Попробуй.
П.: Нет, не получилось… О! Ай да колокол! Обшивка на нём — клочьями пошла! Я же чувствовал, что фальшивый! Внутри у него деревянные рёбра, а на них что-то вроде ткани натянуто было. А теперь — клочья, одни рёбра остались… И те исчезли… Всё!.. Желтеет… Перед глазами стало желтеть… Это пустыня… Египет… Египет, знаешь, что такое?
В.: Страна в Африке.
П.: Я не о том. Не это главное. Главное — это библейский символ мирского. Я имею в виду — безбожия. Библейский символ… Так! Стоит! Женщина какая-то… В маске… В золотой маске… Сейчас я эту маску с неё сдеру… Ух, ты! Лица-то нет!
В.: Они все без лица.
П.: Да. Знаешь, я какой афоризм придумал? Порок столь многолик, что исчезают лица! И в буквальном, и в переносном смысле. Удивительно, у скольких совершенно друг с другом не связанных людей подсознательное восприятие подавляющих одно — маска или без лица… Хотя это одно и то же. Между прочим, я это не только у тебя и себя встречал, но и у твоей Оли, и у многих художников, и у Мопассана. Он так и писал, что ему мерещится женский торс без головы. Точно такой же торс без головы и ног и я видел. Давно, ещё до встречи с тобой… Только ты не подумай, это не свидетельство развращённости… Хотя очень может быть, что психоэнергетический удар и сифилис Мопассан подцепил у проституток, у которых любил бывать… Прости меня, милая, а? За всё прости ты меня, а?
В. (Звук поцелуя.): Это в знак того, что я тебя простила. Я тебя давно за всё простила. Продолжай.
П.: Так… Ну! Ну и ну!
В.: Что такое?
П.: Я в храме. Я имею в виду, в египетском храме. Величественная архитектура… Купол где-то очень высоко вверху — даже не видно. А сверху опускаются три колонны. Но до пола не достают. Квадратные, деревянные. Очень хорошо обработанная сосна, напоминают пол во дворце японского императора… Здорово! Сверху, из невидимой высоты величественно опускаются три колонны и на разных уровнях останавливаются… На нижних концах — три золотые маски. Женские. Нечто вроде идольских. Но не объёмные, плашмя на дереве.
В.: Опять антисоциальные?
П.: Да.
В.: А что видишь вокруг?
П.: Не видно… Темно… Мрак там. Не только купол, но и стены во мраке теряются… А внизу… Внизу под масками — слитки золота!! Целые штабеля золота! В форме кирпичей!.. А функция масок… Назначение масок — отвлекать! Не дают смотреть на золото! Золото… А ты знаешь, золото — символ чего?
В.: Чего?
П.: Символ веры. Это из сегодняшнего «Откровения». «Советую тебе купить у Меня золото, огнём очищенное, чтобы тебе обогатиться». Третья глава, весть Лаодикийской церкви.
В.: Какой?
П.: Лаодикийской. Последняя церковь в этой главе. А вообще — седьмая, последняя. В том же стихе: белая одежда — символ праведности, глазная мазь — символ Святого Духа, открывающего глаза, а золото — символ веры… Только не просто веры во Христа, а веры Христа. Мы же с тобой говорили, что в синодальном переводе неправильно переведено. Не «соблюдающие заповеди и имеющие веру в Иисуса», а имеющие «веру Иисуса». Есть разница, правда? А эти три маски меня отвлекают. Чтобы я не смотрел на золото.
В.: Продолжай. Что ты будешь с этими масками делать? Ты их знаешь?
П.: Двоих… Двоих знаю. Это те, которые меня в железо заковывали. Два этих дурацких брака… Да их даже по оттенку масок можно различить: какая — кто… Что с ними делать?.. Краской замазываю. Тёмно-синей, почти чёрной… Всё. Больше не видно. А вот третья что-то никак. А золото снизу исчезло… Ну и ладно. Не всё то золото, что блестит… А может, оно нужно было мне для того, чтобы понять… А я уже понял… Смешно, но Пьер у Толстого сказал, что главное, что его разделяет с Богом, — это женщины… Только вряд ли Пьер на уровне логики осознавал тогда всю многомерность проблемы… Силу какой-нибудь третьей… Третья… Третья! Что это за третья? Самая ведь устойчивая!
В.: А давно она в тебе? С какого возраста?
П.: Первое, что в голову приходит? С восемнадцати. Только… Ты знаешь, такое ощущение, что я её даже и не увидел. Так, постояла рядом, а может быть, даже просто прошла мимо, походя изуродовала, а я и не заметил… Может, когда-то за спиной стояла. Нет, не за спиной — слева и чуть позади. На полшага… А влево: метр — метр двадцать.
В.: Так. Хорошо. Что же надо сделать, чтобы избавиться от её влияния?
П.: Ух, ты! Страх какой!
В.: Что?
П.: Столб исчез — престол появился, а маска в царицу превратилась. Сидит передо мной во всей своей мощи! Не обойти! Страшная! Восточное что-то… Восточная величественность. И золотой вокруг неё венец — не венец… Ореол? Словом, что-то вокруг головы золотое. Золотые лучи. Напоминает нимб, ореол, который вокруг головы святых рисуют. Только не однородной, а весь в радиальных линиях. А лица нет — маска. А ведь самая главная — эта! Только не знаю, для меня ли лично, или вообще.
В.: Для тебя. Продолжай работать.
П.: Сдираю позолоту… Сдираю… Медленно идёт… Так… Однако!
В.: Содрал?
П.: Нет, ещё не совсем. Как она, однако, меняется! И тем хочет ускользнуть! А вообще чувствуется, что за всей этой позолотой, ореолом, да вообще всем её образом кроется какая-то грандиозная психологическая правда. Какая-то ассоциация с блудницей на звере… Надо будет потом поразмышлять… Всё! Нет, не всё — лучи остались… Сдираю весь этот ореол, свечение… Свечение ей нужно, чтобы ей поклонялись… Теперь всё! Потеряла силу! А теперь даже исчезла! Уф, как хорошо!
В.: Что ты хочешь этим сказать?
П.: Очень хорошее ощущение в теле. Такое облегчение! Легко! Хорошо, как никогда. Чего только я из себя ни вытаскивал, но чтобы после так хорошо становилось — такого не было. В первый раз… Послушай, а может быть, я в своём творчестве с этой главной боролся? В конце концов, творчество это ещё и способ освобождения. Почему меня привлекала столь странная тема: языческое женское божество Кибела и ей поклоняющийся Руф? В общем-то, хороший парень? Этот Руф, а?
В.: Да.
П.: И смотри, как интересно получилось: читали сегодня про великую блудницу, которая была разряжена в золото и жемчуга и одета в дорогие ткани — синие и красные! Надо бы это осмыслить: почему? И почему до главного я во все предыдущие сеансы не мог добраться, а после чтения «Откровения» — пожалуйста! Как тогда твоё разрезанное сердце. Это очень-очень важно! Может быть, какая-нибудь программа была с защитой?
В.: Вот ты и разберёшься. Всё может быть. И ещё раз: как твоё самочувствие?
П.: Чрезвычайное! Всё, открываю глаза.
В.: Спасибо за сеанс. С тобой очень приятно работать. Ты ведь сам всё и делаешь. Не страшно ошибиться.
П.: Как мне приятно, когда ты мне говоришь «спасибо». По любому поводу! И…
(Конец стенограммы. Сами понимаете, что сеанс психокатарсиса из медицинской формы перешёл в другую, с поцелуями.)
* * *
Сеанс в дальнейшем был продолжен (см. следующую главу). Почему-то в этот раз наш Психотерапевт не смог полностью проявить ту конкретную ситуацию с появлением великой богини-блудницы, которая с ним случилась в его 18 лет. Странно, зашёл ведь достаточно далеко, определил, что источник чрезвычайно важной для его жизни психоэнергетической травмы был ему незнаком (как впоследствии оказалось, знаком, но весьма поверхностно) и находился слева в метре и чуть сзади, на полшага. Интересно это словосочетание — «полшага». Можно уже было бы и догадаться, что происходило дело на ходу. Но не догадался. В этот раз.