Кредо реалиста: сначала порядок, потом свободы

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Роберт Каплан

Роберт Каплан – ведущий аналитик агентства «Стратфор» – в ноябре 2014 года в разгар обострения конфликта в отношениях между Россией и США выступил с манифестом реалистического видения международных отношений 1. Статья является ответом на критику политического реализма и пытается доказать, что либеральная перспектива может приводить к крайне негативным последствиям и противоречить тем внешнеполитическим целям, которые ставит перед собой государство. Каплан указывает, что либерализм эмоционально отстаивает ценности, а не интересы, и ратует за уважение прав и свобод нередко в ущерб порядку и безопасности.

Автор начинает с ироничного замечания о том, как представители внешнеполитических кругов предпочитают причислять себя к реалистам, поскольку они якобы объективно видят и понимают происходящее, но при этом политический реализм принято считать чем-то безнравственным, циничным и связанным с безнаказанным нарушением прав человека. Каплан опровергает такое понимание реализма, подчеркивая, что он является выражением человеческой природы:

«В сущности, реализм всегда актуален – еще с V века до н. э., когда Фукидид написал «Историю Пелопоннесской войны» и установил, что человеческая природа движима страхом, личным интересом и стремлением сохранить собственную честь. А по определению, вероятно, единственного выдающегося мыслителя прошлого столетия в этой сфере Ганса Моргентау, реализм предполагает действия в соответствии с самыми основными человеческими инстинктами – а не вопреки им».

Представляя свое определение политического реализма, Каплан стремится ответить на вопрос – почему, несмотря на свою актуальность, он столь непопулярен и является постоянным объектом критики? По мнению автора, это связано прежде всего с тем, что реализм представляет правду в том виде, как она есть, без приукрашивания, хотя человек склонен смягчать острые углы и обманывать сам себя.

Здесь автор отмечает, что реализм – это не набор рекомендаций о том, как нужно вести себя в отдельных кризисных ситуациях, это та призма, через которую воспринимается происходящее, это некая совокупность руководящих принципов, это способ мышления и анализа, а не катехизис о том, как следует поступать. Реализм – это не способ избежать совершения ошибок, поэтому он скорее является искусством, чем точной наукой.

Каплан приводит пример двух ярких представителей политиков, которые руководствовались реалистским видением – Брента Скоукрофта, бывшего Советника по национальной безопасности США, и Джеймса Бейкера III, бывшего госсекретаря. Он характеризует их как практичных людей, которые могли ясно определить значимое и незначимое во внешней политике, что, конечно, не застраховывало их от ошибок. Каплан замечает, что доскональное изучение реализма не гарантирует того, что человек, пусть и интеллектуал, сможет хорошо справляться со своими обязанностями в правительстве, точно так же, как и никогда не изучавший понятие «реализма» может стать умелым госсекретарем. Здесь автор приводит пример Генри Киссинджера, который, по его мнению, был одновременно интеллектуалом-реалистом и хорошим государственным деятелем. Для того, чтобы стать успешным на государственной службе, подчеркивает автор, необязательно быть интеллектуалом, однако следует иметь ряд логических установок, определяемые Капланом как кредо реалиста.

Первой такой установкой-принципом является понимание того, что главное – это безопасность и порядок, без которых не может идти и речи о правах и свободах:

«Сначала – порядок, а потом – свободы. Американцы могут думать, что свобода является самой важной политической ценностью, но реалисты знают, что если нет порядка, то и ни о каких свободах для кого-либо не может быть речи. В условиях анархии свобода не имеет смысла, так как жизнь практически ничего не стоит. Американцы иногда забывают это основополагающее правило, считая порядок чем-то само собой разумеющимся – потому что у них всегда был порядок, это досталось им в подарок от английской политической и философской традиции. Однако порядок царит не везде. Поэтому свержение диктаторов вызывает беспокойство у реалистов. Они знают, что стабильная демократия не всегда является первой альтернативой, и задают вполне логичный вопрос: кто тогда будет править? Даже тирания – лучше, чем анархия. Так, Ирак во главе с Саддамом Хусейном был более гуманным к людям, чем Ирак, которым никто не правит – Ирак в состоянии межконфессинальной войны».

Каплан подчеркивает важность того, что в каждой отдельной ситуации применим свой подход. Например, свержение режимов просто из-за того, что они иначе понимают стандарты прав человека, или потому, что в их государстве высокий уровень коррупции и низкий уровень образования, или из-за того, что они не являются демократиями, – является неверной политикой. Важно рассматривать каждое государство в отдельности, как самостоятельный случай. Каплан оговаривается, что в некоторых ситуациях одно государство может реально представлять угрозу для другого, и тогда для последнего война или другие радикальные меры являются обоснованным шагом, однако, замечает автор, это бывает крайне редко. Резюмируя, Каплан пишет, что реалисты в оценке политики других государств видят два варианта и вынуждены, как правило, выбирать из двух зол меньшее, тогда как идеалисты живут заблуждением о том, что есть лишь один правильный выход.

Второй установкой, по мнению автора, является опора на пессимистические прогнозы как более продуктивные для политики:

«Предполагать худшее, чтобы избежать худшего. Пессимистические ожидания более значимы, чем неоправданный оптимизм. Из-за того, что такое большое число режимов в мире сложны сами по себе или находятся в трудном положении, реалисты знают, что всегда нужно думать о том, что может пойти не так. Во внешней политике – как в жизни: то, чего опасаешься, зачастую не происходит именно потому, что были приняты соответствующие предупредительные меры. Проблемы возникают из-за тех ситуаций, о которых не беспокоятся и которые происходят неожиданно. Реалисты – хорошие алармисты».

Каплан подчеркивает: не каждую проблему можно решить, и считать иначе – просто наивно. В современном мире кризисы и нарушения прав человека не являются редким явлением, и вмешиваться каждый раз, когда это происходит, не могут – даже США. Поэтому, как отмечает автор, вполне логично в отдельных случаях предпринимать лишь небольшие шаги или и вовсе бездействовать – в чем убеждены реалисты, которые, как и идеалисты, могут не меньше переживать из-за происходящих беспорядков.

Третья установка говорит о приоритетности интересов над ценностями: «Интересы важнее, чем ценности». У каждого государства есть свои национальные интересы. Так, для США они заключаются в том, чтобы обеспечить безопасность морских транспортных путей и бесперебойный доступ к энергетическим ресурсам, а также закрепить свои лидирующие позиции в западном полушарии и поддерживать оптимальный баланс сил – в восточном. Это реальные материальные интересы американского государства, они не опираются на либеральные ценности, но и не всегда им противоречат. Исходя из этого, как считает Каплан, если крепкие диктаторские режимы на Ближнем Востоке – в противовес хрупким демократическим государствам – способны лучше обеспечивать безопасность морских путей, то логичным решением реалистов, будет курс на поддержание этих диктатур

Четвертая установка звучит так: «Мощь США ограничена. США не только не могут вмешиваться везде – они не могут вмешиваться в большинстве случаев». США, являясь глобальной державой, не могут позволить себе сконцентрироваться на каком-либо одном регионе или стране. Каплан замечает, что возможности США действительно велики: американские военно-морские и военно-воздушные силы, а также киберинфраструктра способны обеспечивать безопасность союзников. Однако, как считает Каплан, США не в силах навести порядок в запутанных обществах мусульманских государств, пребывающих в хаотичном состоянии. В этой связи, автор выводит еще одно полезное качество реалистов – отсутствие страха разочаровать людей:

«Фактически, можно сказать, что даже самая хорошая внешняя политика всегда приводит к разочарованию, поскольку она не создает возможности, а предотвращает негативные сценарии».

Наконец, пятой установкой кредо реалиста является разделение эмоций и политики: «Эмоции и хорошая политика – взаимоисключаемые понятия. Внешняя политика требует хладнокровных практиков». Каплан подчеркивает, как важно для политиков не поддаваться сиюминутным эмоциональным всплескам и сохранять ясность мысли, просчитывая свои действия на несколько шагов вперед и осознавая их последствия. А те, кто сегодня громко отстаивает приоритет силовых решений, завтра могут с не меньшим рвением осуждать их реализацию.

В заключение автор замечает, что реализм не является выражением безнравственности.

«Реализм пронизан больше жесткой моралью поиска наиболее благоприятного решения из сложившейся ситуации, чем моралью хороших намерений».

Он вновь повторяет, что реализм и его проведение в политике представляет сложный путь, отдельно акцентируя понятие реалистской морали. Мораль и нравоучения, по замечанию автора, не одно и то же: в то время как мораль подразумевает понимание нелегкого выбора между плохим и худшим при осознании неизбежных последствий этого выбора, нравоучения не предполагают ни того, ни другого. Политик, последовательно реализующий свои заявления, всегда будет объектом критики, и только по прошествии времени его деятельность будет высоко оцениваться – как было, например, в случае с президентом Джорджем Бушем-старшим.

Между тем Каплан отмечает, что в отличие от политиков-идеалистов, жаждущих всеобщей поддержки, для политика-реалиста одиночество является вполне комфортным состоянием. И именно идеалисты как политики, по мнению автора, вызывают наибольшие опасения.

Оригинал статьи опубликован на сайте Стратфор 18 ноября 2014 года. URL: https://www.stratfor.com/weekly/realist-creed.