Верхние три процента

В возрасте 47 лет мне поставили диагноз: агрессивный рак простаты. Будущее мое выглядело мрачно. После второго круга операций я лежал на больничной койке, обколотый морфином, и 13 капельниц и трубок закачивали в мой организм и выкачивали из него разные жидкости. Тут в палату заглянул специалист и спокойно сказал, что у меня «позитивный срез». Это медицинский термин, означающий, что «рак вырвался на волю и болтается где-то в вашем теле». Другой специалист пришел и объяснил, что следующий рекомендованный курс лечения — радиация. Они решили поджарить мой зад в микроволновке. У всего на свете есть свой набор чисел, так что я спросил:

— Каковы мои шансы, если я этого не сделаю?

— Вы проживете около трех лет, — ответил один из специалистов. — Первые два года все будет более-менее в порядке, но последний год — уже не так хорошо…

Я попросил его объяснить, что он имеет в виду.

— Ну, если мы возьмем сотню мужчин вашего возраста в вашем состоянии, то примерно 20 процентов умрут в течение двух лет и примерно около 50 процентов — в течение трех лет. Большинство остальных умрет вскоре после этого.

— А кто-нибудь вообще выживает? — спросил я.

— Около трех процентов переживут 80-летний юбилей и умрут от чего-то другого, — безмятежно ответил он.

— Уговорили, док, — сказал я. — Я согласен на трехпроцентную группу!

Он непонимающе уставился на меня.

— Я буду в числе тех трех процентов, которые переваливают за восемьдесят, — объявил я. — Что мне нужно сделать, чтобы соответствовать требованиям?

— Но это так не работает! — возразил он. — Это просто статистика для мужчин в вашем состоянии и в вашем возрасте. Группу не выбирают!

Что? А почему, собственно, нет? Кто-то же должен быть в этой трехпроцентной группе, так почему это не могу быть я? Специалист согласился, что кто-то непременно попадет в эти 3 процента, но не мне решать, попасть в них или нет. Это просто статистическое число. Тогда я объяснил ему, почему не прав он, а не я. Ведь очевидно, что выжившие в этой трехпроцентной группе делали что-то такое, чего не делали остальные 97 процентов. Так что же это?

Он не просто не знал, что делают эти 3 процента; я видел, что он не понимает саму идею о том, что можно выбрать свою группу.

Вскоре я выяснил, что врачи не знают, каким образом людям удается попасть в эти верхние три процента. Большинство просто игнорировали мой вопрос, словно я был идиотом. Но для меня все выглядело просто: некоторые люди обязаны попасть в эти верхние три процента, и я решил быть одним из них. Мне просто нужно было знать, что я должен делать, чтобы соответствовать требованиям.

Я решил, что угрожавший моей жизни рак — это просто еще одно препятствие, которое стоит на пути того, что хотели делать мы с Барб. Весь следующий год я потратил на поиски людей, которые попали в верхнюю трехпроцентную группу, и попытки разобраться, что они такое делали и почему до сих пор живы. Я собирался снести это препятствие с дороги. Я стал свободным от химии, непьющим вегетарианцем, потребляющим органические продукты, — и в точности следовал всем до единой рекомендациям, изложенным в этой книге. Это было 16 лет назад. Все в жизни имеет свой набор чисел — нужно только выяснить, что это за числа.