2. Сопротивление материала (иммунитет и возраст)

2. Сопротивление материала (иммунитет и возраст)

Словом, литературный образ пожилого или по крайней мере взрослого педераста, охотящегося за юношами и подростками, списан с натуры. Но идущие навстречу приключению юнцы не столь уж наивны и невинны. Как правило, они знают, на что идут. Задолго до того у них уже сложились некие предпочтения или, по крайней мере, ожидания и допущения. Если таковых нет, то соблазнить подростка совершенно невозможно, даже если на месте пожилого педераста окажется гораздо более привлекательный сверстник юноши, искушенный в голубом сексе.

У нерасположенного к этому юноши скажется просто отвращение к предлагаемому акту. Даже ребенок обычно не столь уж податлив и пластичен. Известный сексолог прошлого века Хэвлок Эллис, один из первопроходцев этой сферы, припоминал в автобиографии, что в детстве его даже к мастурбации склонить не удавалось.

Отец его был капитаном корабля «Эмпресс», и с семи лет сын сопровождал его в кругосветном путешествии. Однажды в южноамериканском порту один сверстник учил его, как мастурбировать, убеждая, что это способ развить сей орган, важность которого Генри сознавал. «С самыми лучшими намерениями я пытался следовать его инструкциям, но результат был, к счастью, абсолютно негативным во всех отношениях». Один 15-летний мальчик в этом же плавании позволил маленькому Генри («или возможно побудил») сунуть руку в его штаны и слегка дотронуться до его половых органов; «моим впечатлением было просто почтительное восхищение их величиной: моему детскому представлению они казались очень большими» (Ellis 1939). Никаких следов это не оставило.

Если даже сложится ситуация, в которой неопытный юнец будет психологически вынужден пойти на гомосексуальный акт (из робости, почтения, смущения, дружеских чувств, наигрыша или по расчету), никакого переворота в нем это произвести не сможет. Ситуация ему не понравится, и он будет вспоминать о ней с омерзением, а уж повторения ни в коем случае не допустит.

Опытный соблазнитель Дмитрий Лычев рассказывает о том, как, будучи солдатом, соблазнил 15-летнего школьника из присланных на допризывную подготовку. Брошенные начальством, они гоняли в футбол. В биллиардную беседку, где убирался солдат, горевший похотью, зашел белобрысый мальчишка Валерка. «Блики от костра летали по его юношескому лицу, грязному от сегодняшних футбольных сражений». Солдат стал учить его играть в биллиард. «Фонарь, тускло освещавший внутренности беседки, молча наблюдал, как я, показывая самые простые удары, беззастенчиво лапал мальчишку… Валерка увлеченно постигал азы игры, в то время, как мои руки сновали в опасной близости его лобка». Появилась бутылка горячительного. «Юношу не пришлось уламывать попробовать джин… Глаза его налились теплотой и негой после второй дегустации огненного напитка». Солдат навел разговор об отрыве от каникул, от баб.

«— Тяжело, наверно, столько времени без любимой? Она хоть имеет место быть?

— Ну, да…

— Да, здорово! Нам в этом отношении куда сложнее. Сидим в этой армии сраной, только дрочиловкой и остается заниматься. А ты часто дрочишь?

— Да нет… Так, когда делать неча…

— Ну ничего, в армию пойдешь, узнаешь…»

И солдат стал красочно расписывать свои воображаемые удачи с «телками».

— Кстати, на этом столе это и было. Слушай, а ты никак возбудился… Я схватил Валерку за возбудившийся кончик <…> От стыда за своего хозяина оголивший головку и зардевшийся, как переходящее красное знамя в углу. Смущенный Валерка наблюдал за моими руками, проявляя чудеса терпеливости. <…> За сей подвиг я немедленно вручил юноше переходящее знамя. Но не то, что валялось в углу — свое. Вернее только древко. Зато горячее и толстое. Потные холодные ладони бережно сжали его. Мы встали в полный рост, Валерка — сильно шатаясь. <…> Руки наши не покидали флагштоки друг друга. Эта суходрочка не могла длиться вечно — я чувствовал приближение финиша. И, сам от себя подобного не ожидая, бухнулся перед Валеркой на колени. Самая маленькая его конечность была вмиг поглощена ненасытной ротовой полостью». Непропорционально большие «производители семени» трудились в ударном темпе. «Это я понял через минуту, когда семя горячим фонтаном оросило нёбо. Я глотал, а оно всё хлестало артезианским колодцем. Колодец высох только на втором десятке». Рассказчик испил эту чашу до дна, одновременно покрывая Валеркины ботинки своей влагой.

А вот конец всей истории: «Валерка не мог или не хотел говорить. Этот податливый нежный юноша неожиданно превратился в грубого неотесанного мужлана». Сквозь пелену винного тумана «до него дошло, что только что он поимел дело с настоящим пидаром. Даже х-сосом назвал, за что тут же получил сильную затрещину. Заплакал. Пьяные слезы скатывались по разрумянившейся мордашке. Достигали подбородка, где их и ждал мой язык. Поцеловать себя так и не дал. Мотивировал тем, что я член сосал. Мне стало скучно с ним. Сразу. В один миг. Задув свечки, я грубо вытолкал его на улицу» (Лычев 1998: 262–265).

Наученный горьким опытом, этот больше не поддастся на соблазн.

Но даже если в подобных случаях произойдет повторение, и оно еще не означает увлеченности. Каприс рассказывает историю своего молодого пациента, тридцати с небольшим лет, женатого, очень сексуального и подверженного разнообразным перверсиям — эксгибиционизму, скотоложству и проч. Но вот что этот пациент рассказывает о гомосексуальных соблазнах, испытанных примерно в 16-летнем возрасте.

«Двое голубых подцепили меня и моего друга и привели нас к себе домой. Один из них, который остался со мной, стал играть моим пенисом, который в то время не был эрегированным. Прошло много времени, прежде чем он стал эрегированным. А с той самой минуты, как я лег в постель с этим парнем, я стал испытывать отвращение ко всему происходящему. По-видимому, мне было немного стыдно за самого себя. Он попытался поцеловать меня, и от этого меня едва не стошнило. Он попытался заставить меня поиграть с его пенисом, но я наотрез отказался. Тогда он взял какой-то твердый крем и намазал им свой пенис, затем он заставил меня лечь на живот и попытался затолкнуть свой пенис мне в ректум. Я даже и понятия не имел о чем-либо подобном, поэтому я крайне удивился его действиям и сказал ему, что он должен на пару минут прекратить это делать. Он так никогда и не завершил того, что хотел, ибо до меня наконец дошло, что происходит, и я повернулся к нему лицом, говоря: «Я не могу это сделать». Тогда я попробовал сделать с ним то же самое, но он также сказал, что не может этого сделать. Он терся своим пенисом о мои бедра и возбудился. На всем протяжении этого эпизода я не был возбужден. Затем он снова стал играть моим пенисом и играл им до тех пор, пока я не сказал ему, что сейчас у мня будет эякуляция. Тогда он притащил полотенце. Я же закрыл глаза и, пока он играл с моим пенисом, пытался представить себе, что лежу с какой-то женщиной. <…>

Примерно в двадцатилетнем возрасте у меня было первое переживание, когда голубой взял мой пенис себе в рот. У меня было три или четыре переживания подобного рода. Я не очень ярко помню детали какого-либо из этих переживаний. Однако я знаю, что был крайне удивлен и изумлен, когда это случилось впервые». Он уверяет, что после каждого такого приключения испытывал «сильное отвращение» ко всему этому (Каприо 1995: 280–281).

Скотоложство — да, эксгибиционизм — да, но не это! Словом, поиски в этом направлении ему не пришлись по душе.

Однако, возможно, дело в том, что он познакомился с этим, когда был уже скорее юношей, чем ребенком. Что ж, у Каприо есть еще один рассказ — об одном мальчике, Джимми, который, когда он был маленьким, был приглашен одним мужчиной в лес на охоту.

Там этот мужчина принудил Джимми «совершить фелляцию и подчиниться педерастии. Мальчик подчинился из страха, так как у мужчины был нож». Дома мальчик пожаловался матери, и мужчина был арестован.

Однако значительно позже, уже 14 лет, Джимми познакомился с другим мужчиной, обладавшим гомосексуальными и эксгибиционистскими склонностями. Врач передает рассказ именно этого мужчины, инженера 36 лет, для которого это был первый гомосексуальный контакт после давней детской забавы. Рассказ о событии двухлетней давности. «Мне удалось ласкать его шею и щеку, и это возбудило меня. Я решился иметь с ним сексуальный контакт. <…> Мы пошли в лес, и я вытащил его пенис. Я был страшно возбужден. Я вытащил свой пенис и выставил его против его пениса. Мы касались органов друг друга руками, но он вскоре выпустил мой член. Я мастурбировал его, пока он не отпрянул от меня. Тогда я сказал ему, что могу вызвать у него оргазм, и взял его пенис себе в рот. Он снова отпрянул, <…> с неохотой и в страхе. Но я к этому времени был слишком возбужден и поэтому продолжал иметь оргазм в то время, как он наблюдал. Он выразил удивление по поводу количества изверженного семени. Это и вправду был сильнейший оргазм из всех, какие я только имел в течение длительного периода времени. Я отправил его домой. <…>

Двумя неделями позже я снова увидел Джимми. Он, казалось, опасался меня. Он сказал, что боится мужчин», и рассказал о своем первом опыте, когда он был изнасилован. «Эти признания, сделанные Джимми, послужили возбуждению моего сексуального желания. Я убедил его сопровождать меня в уединенное место. Придя туда, я стал крайне возбужденным, и быстро сбросил большую часть своей одежды. Джимми был в нерешительности и сопротивлялся моему побуждению, чтобы он присоединился ко мне. Но всё же, наконец, он разделся с моей помощью. Я ласкал его тело, целовал и ласкал его пенис. Он отказался трогать меня или позволять мне дальнейшие вольности. И снова мое сексуальное возбуждение было столь велико, что я не мог сдержать себя, поэтому я эякулировал в то время, как он наблюдал за мной. В этот раз он высказал некоторое отвращение к этому акту. Однако я всё же ощущал такую же степень сладострастного удовлетворения, как и в прошлый раз; мой оргазм был очень силен. После этого мы быстро оделись, и я отвел Джимми домой» (Каприо 1995: 63–64).

Здесь не видно, чтобы совращение увлекло мальчика.

Более того, как известно, у спартанцев все мальчики проходили индивидуальную военную тренировку у опытных воинов, которые использовали их и для сексуальных утех.

Это считалось нормальным. Но это не мешало ни тем, ни другим обзаводиться потом женами, иметь детей и т. д. Более того, древние греки составляли воинские отряды из таких любовников, считая что уж они-то будут с особым жаром поддерживать друг друга в бою. Некоторые видные античные мыслители рассматривали эту практику как школу любви, как хорошее воспитание преданности друзьям и родине. Известно также, что в тюрьмах и лагерях у нас процветают гомосексуальные отношения и там многие практикуют «вынужденную гомосексуальную активность». Однако по освобождении почти все они немедленно возвращаются к своей прежней сексуальной ориентации (Sagarin 1976).

В 70-е гг. два исследователя доложили Третьему Международному конгрессу медицинской сексологии в Риме результаты сенсационной проверки. Они проследили на протяжении длительного времени судьбу 50 мужчин, подвергшихся в детстве гомосексуальному совращению, и пришли к выводу, что практически никаких последствий совращения установить нельзя (Wille and Freyschmidt 1978).

Имелинский (Imielinski 1970), правда, считает, что очень важен возраст совращения: те, кто были совращены после 14 лет, оказываются потом нередко бисексуальными, а те, которые до 14 — сугубо гомосексуальными, с отвращением к женщинам.

Он это вывел из опроса взрослых гомосексуалов и бисексуалов об их первых сексуальных опытах. Аналогичное исследование проведено в Германии, но там формулировки более осторожные: есть зависимость между интенсивностью гомосексуальной деятельности в допубертатный период (до 12 лет) и последующей сексуальной ориентацией взрослого — чем выше первая, тем вероятнее вторая.

Штокерт и Эрлинг Лунд детально занимались этой проблемой (Stock-ert 1965). В одном обследовании было учтено 340 разновозрастных мальчиков, имевших гомосексуальное приключение до 15 лет. Какова их дальнейшая судьба? Среди 15-летних только один оказался гомосексуальным. Среди тех, кому от 15 до 17 лет таких оказалось 7 %, в следующей возрастной группе (18–21) — 15 %, да еще 20 % под вопросом. Гизе и Шмидт опросили 2835 студентов ФРГ. Из тех, кто не имел в детстве гомосексуальных контактов, только 2 % пошли на них, став студентами, а из тех, кто имел их много в детстве, — 19 % (Giese und Schmidt 1968; Schmidt 1978). Казалось бы, доказательно.

Осталось, однако, неясным, распределились ли так их склонности в результате возраста, в котором они пережили свое первое гомосексуальное приключение (у Имелинского — «совращение»), и количеством таких приключений в детстве, или сроки и количество оных так обозначились в соответствии с разной изначально сексуальностью и тягой к мужскому полу. Ведь корреляция сама по себе не говорит о причинах, она лишь устанавливает связь. Причиной может быть как одна из взаимосвязанных величин, так и некая третья, воздействующая на обе.

Можно, конечно, найти подтверждения гипотезе Имелинского примерами — подобрать примеры.

Так, в своих солдатских интервью Зилэнд приводит повествование лейтенанта Мэтта о своем совращении в голубой секс.

М: Я высчитал сейчас, что это было когда мне было восемь с чем-то. Еще даже не было девяти. У меня был кузен, который пригласил меня смотреть телевизор у него дома. <…> Я пришел, и он начал… Он был голый. Хотел, чтобы я баловался с ним, а мне было интереснее смотреть мультики. Я не понимал, о чем идет речь. Ему было в то время около 13. Он пятью годами старше меня. Расти был голый и хотел, чтобы я играл с его… членом. Хотел, чтобы я сосал ему, тянул за него. Я не понимал, что вообще происходит. Это продолжалось ряд недель. Окончилось тем, что он начал иметь со мной анальный секс, пока я смотрел телевизор, (смеется.) <…>

Р: Думаю, это было, вероятно, больно?

М: (Пауза.) Нет, ему было 13, у него тоже был не очень большой. Это не было больно, это было… (пауза.)

3: Ну, что ты чувствовал по этому поводу? Сбило это тебя, вывело из равновесия?

М: Да, сбило и вывело. Это вроде как нравилось мне, когда я думал об этом потом, но это не имело на меня влияния и только через много лет сказалось. И это не было чем-то… Это не было приятным. Это было приятным из-за действий, которые осуществлялись, но не потому что я хотел ими заниматься. Я не хотел.

3: Это было приятным… психологически или физически? Или эмоционально?

М: Физически.

В седьмом классе он впервые стал фантазировать на сексуальные темы. В фантазиях фигурировали девушки и парни. К сексу с мужчинами подключился уже в армии.

З; Но почему ты это делал с мужчинами, когда мог бы иметь женщин предположительно так же легко? Или мужчин найти легче?

М: Я думаю, истинная причина того, почему я это делал с мужчинами, в том, что я имел… Я никогда вполне не принимал мужскую сторону своего я. Из-за того, что Расти делал мне, когда мне было восемь. Я думал над этим, и я очень сетую на своего отца за то, что он часто оставлял меня одного (Zeeland 1993: 150–155).

Точно такая же история произошла в детстве с другим солдатом, Роландо.

Много времени тому назад ко мне пристал один. Мне было около восьми. Это был родственник, кузен. Он был подростком. Около пятнадцати, кажется. <…> И он начал приставать ко мне.

Это продолжалось около двух лет. Потом прекратилось.

3: Это то, с чем ты связываешь свою гомосексуальность? Ты чувствовал себя плохо от этого?

Р: Именно. После того, как я бывал с людьми, с которыми имел секс, я всегда представлял себе их как его. Инициатива всегда принадлежала мне, но после этого я чувствовал, как если бы это была их инициатива>. Ребенком он всегда старался избежать встреч с тем кузеном. Свою инициативу он начал проявлять с 12 лет. У него есть еще один гомосексуальный кузен

3: Когда ты проявил инициативу сексуального общения в первый раз?

Р: Я был в седьмом классе. Около 12 или 13 лет. У меня был настоящий закадычный друг. Меня тянуло к нему, но я всегда думал: нет, это нехорошо. Потому что мам всегда была очень анти. И она всегда говорила всякую муру вроде этого. Потому что она подозревала в этом других членов семьи.

Но этот парень, меня очень тянуло к нему, и мы были всегда вместе. Постоянно вместе. <…> Однажды мы играли в маленьком шалаше, который у нас был, и там это произошло. Это всё было так внезапно. Мы трогали друг друга, потом от троганья перешли к оральному сексу. От орального перешли к анальному. И это был мой первый опыт анального секса. Не могу сказать, чтобы… Ты ведь знаешь, как люди обычно говорят, что первый раз больно? Не могу припомнить какую-либо боль. Это было одним из великолепных ощущений. Это было великолепно.

3: Это было то же, что твой кузен тебе делал?

Р: Да нет. Всё, что ему нравилось делать, был глубокий петтинг и мастурбация. Он любил мастурбировать в мои руки, что-то вроде. А у меня с мастурбацией еще были большие трудности (Zeeland 1993: 189–190).

Объяснения обоих воинов нельзя принимать как непреложные: нет признаков того, что детские приключения оказывали изначально сильное воздействие, не видно хотя бы запоминающегося приятного ощущения. Этого не было в обоих случаях. Оба солдата просто спроецировали свою позднейшую гомосексуальность на детское приключение, подыскали причину того, что их стало в юности беспокоить. У одного из них видна генетическая предрасположенность: два кузена гомосексуальны.

Опубликовано интервью редактора журнала «1/10» с одним гомосексуалом — Мишей, 20 лет.

Тот рассказал, что в 6-летнем возрасте был изнасилован в парке двумя солдатами стройбата, затащившими его в кусты. Один солдат «трахал» его в рот, другой — в попку, и «балдели во всю». Этих солдат он больше не встречал, но «именно после этого случая появилось желание повторить еще раз. Заинтересовался мужским телом, старался подглядывать за пиписьками в туалетах.»

Представлял часто своих насильников в еще более изощренных вариантах. <… > Конечно, это была и тяжелая не только физическая травма, наложившая свой отпечаток на психику. Но это было еще и толчком. Будто ключик повернули в заводной кукле. Восьми лет делал минет ровесникам, 11 лет вступил в контакт со взрослым мужчиной — в общественном туалете. «Мы долго стояли в соседних кабинах и, глядя друг на друга, делали вид, что писаем. Потом он как более старший, видимо, сообразил, что так долго писать нельзя и запросто предложил побаловаться, на что я утвердительно кивнул. Он зашел в гости в мою кабину…» и получил минет. За четыре года был сексуальный контакт с доброй сотней людей.

Но больше всего тянуло к людям в погонах. Реализовал эту мечту уже 15-летним. «В автобусе была давка. Ко мне прижали морячка, да так удачно, что я моментально возбудился — бешено заколотилось сердце, по телу волнами пробежала нервная дрожь. <…> Морячок стоял задом ко мне. Не помню, как это получилось, но я засунул руку под шинель, обнял за талию и принялся пальпировать его гордость. Сначала он ненавязчиво попытался освободиться от объятий, но потом сдался. Это я понял по тому, как его гордость закивала в такт с движениями руки. Он предложил выйти, и в ближайшем подъезде мои гланды пропитались моряцкими соками. Судя по тому, что он запросил мой телефон, я мог не волноваться за хороший моральный дух защитника».

Затем связался с солдатами одной из воинских частей, расквартированных в городке. Стал по вечерам еженедельно посещать казарму и оставаться там на ночь. Три года в местной, потом, когда его засекли, стал ездить в соседний городок на электричке, к казарме автобатальона. Дежурные его пропускали, так как многие в нем нуждались. За ночь он обслуживал, делая минет, до тридцати человек. «- Ты всегда глотаешь сперму? — Не всегда. Конечно, когда в экстазе засунут в самую глотку, уже не успеваешь вырваться, приходится сглатывать. У первых пяти глотаю обязательно, чтобы зарядиться на долгую ночь. На втором десятке глотать уже не хочется, тошнит. Да и вкус спермы у всех разный. Я заметил, что особенно приятна она у дембелей. Наверное, от того, что на втором году службы лучше питаются. Да и по объему ее больше. Потому что меньше работают».

На вопрос о предпочтениях, о том, с какими членами охотнее «работает», ответил: «Думаю, не буду оригинальным, если скажу, что с большими и толстыми». Обычный размер оценивает как 12–23 см. «Бывают, конечно, и умопомрачительные исключения, от которых уже через минуту рот сводит. Я их прошу оставить напоследок». На вопрос о том, не отталкивает ли запах грязных солдат, ответил: «От моих шоферов пахнет машинным маслом и бензином. Меня этот запах сильно возбуждает». За несколько лет он взял в рот не менее, чем пять тысяч раз. Как ни странно, не заразился. Ни у кого не брал денег. Все исключительно ради собственного удовольствия, что явствует из его описаний ((Лычев) 1993).

Однако и этот поразительный пример не вполне показателен. Во-первых, тут изнасилование, а не обычное совращение. Во-вторых, такой результат изнасилования не обязателен — сколько мальчиков, изнасилованных и совращенных в мужчинами, вовсе не становятся гомосексуалами! Есть подозрение, что солдаты только подобрали ключик к игрушке, а пружина внутри уже была.

Еще нагляднее это в другом примере, приводимом Каприо для иллюстрации совращения. Рассказывает молодой человек (26 лет), женственного облика, работающий управленцем.

«Свой первый гомосексуальный акт я испытал в возрасте 9 лет. Как-то раз я разорвал свои штанишки, карабкаясь через забор. В это время со мной была мать. Она заставила меня их снять, чтобы иметь возможность их зашить. Я, должно быть, обернул вокруг себя полотенце или что-то еще. Мужчина, примерно 35-летнего возраста, который был с нами, попросил меня прогуляться с ним в лес. Когда мы с ним пришли в такое место, где нас никто не мог увидеть, он положил руку на мой пенис и попросил меня, в свою очередь, прикоснуться к его пенису. Я был крайне удивлен, увидев его большой пенис. Затем он пригнул меня, и я опустился на колени. Всё это выглядело странно, ибо я впервые делал нечто подобное. Он пододвинул мою голову поближе к себе и затем я почувствовал, как его вещество выстрелило мне в рот. Я его не проглотил, а выплюнул. Мы делали с ним то же самое много раз. Я находил это доставляющим огромное удовольствие и начал любить это занятие. Позднее он увеличил количество денег, которое он обычно мне давал. Я не чувствовал какого-либо отвращения ко всему этому, за исключением того, что не хотел проглатывать его семя. Он обычно отталкивал мой рот, когда собирался эякулировать».

Каприо оценивает этот эпизод как «психологическую травму», которая стимулировала рассказчика к гомосексуальным переживаниям сходного типа на всем протяжении юности. Действительно, в 15 лет он спросил своего 18-летнего товарища, не хочет ли тот позабавиться с ним сексуально. Тот согласился и осуществлял сношения с юным соблазнителем в рот и «в ректум», а потом по его просьбе уговорил еще одного товарища, который первоначально не соглашался, пойти вместе в лес, где оба товарища осуществляли сношение с инициатором — один в рот, другой «в ректум». И так далее.

Но вот что рассказывает эта жертва совращения о самом раннем детстве, до 9 лет, то есть до встречи с соблазнителем.

«Одним из его самых первых сексуальных воспоминаний является наблюдение за тем, как мочился его отец и отмеченный им размер его пениса. Они спросил у отца, станет ли его пенис когда-нибудь таким же большим, и хотел узнать, зачем отцу такой большой пенис. В раннем детстве он навещал свою тетю, которая была больна, и заметил ее половые органы. Тогда он впервые осознал, что у женщин нет пениса. Он утверждает, что когда он увидел половые органы своей тети, они породили в нем чувство отвращения».

Заметьте разницу в отношении к мужским и женским гениталиям! В возрасте 4 лет вместе с подружкой они оказались свидетелями полового сношения двоих взрослых и попытались осуществить то же самое, но через анус. Когда ему было 5 лет, двоюродный брат 14-летнего возраста научил его мастурбировать. Он вспоминает, что хотел, чтобы его партнер отшлепал его — он получал от этого наслаждение. Вот каким он подошел к своему лесному приключению.

В возрасте 23 лет он имел половую связь с 35-летней женщиной. Он вспоминает, как его охватило чувство отвращения, когда он увидел ее сексуальные органы и ощутил их влажность» (Каприо 1995: 230–233). Но ведь то же омерзение к женским половым органам у него с детских лет — с посещения больной тетки.

Еще один казус в пользу гипотезы совращения, изложен в письме, приведенном у Шахиджаняна (1993: 174–175). Пишет Андрей П., 20 лет, солдат срочной службы.

«Что мне делать, дальше жить так не могу…

С первого класса я занимаюсь гомосексуализмом. Моему партнеру было 29 лет. Мне сперва не нравилось, было больно, неприятно, тошнило. Но со временем привык. Его не бросил, потому что он пугал, что расскажет всем, что я гомик. В шестом классе я стал умнее и понял, что за такие действия моего приятеля могут посадить. Я жил с ним, но сам ни разу не пробовал. Мне это было неприятно. Он стал задаривать меня подарками, выполнял любые мои капризы, давал денег, их у меня было море. Но мне это всё надоедало, я хотел его бросить, но, увы, он меня находил, ползал на коленях, просил, чтобы я его не бросал. Я соглашался, и всё начиналось снова.

В седьмом классе меня случайно подвозит один тип на своей машине, директор ресторана. Предложил денег, чтобы я с ним поехал к нему. Я был выпивший, согласился. Дома у него я собрал все свои способности, постарался ему понравиться. Он был в восторге. Начал заезжать за мной в школу. Он мне понравился как партнер. Замечу, что уже в девятом классе эти занятия стали мне приятными, и я теперь без них не мог. В один день я бывал в половых связях сразу и с тем и с другим.

Когда меня призвали в армию, я решил, что покончу со всем этим. Говорю честно, ни одного человека в армии я не совратил. Несколько раз они ко мне приезжали. Но я врал им и дальше КПП не выходил. Они, пока с ними рядом сидел, доводили до такого состояния, что уже был готов отдаться, хоть на людной улице.

Неужели вернусь домой и всё начнется снова? А я хочу жить как мужик. К каким врачам обратиться? Посоветуйте, я вам верю».

Верить самому Андрею, к сожалению, можно не во всем. Люди такого склада обычно большие фантазеры, часто врут, приукрашивают действительность в свою пользу (о партнере: «ползал на коленях, просил, чтобы я его не бросал», о деньгах, «у меня их было море»), и сами об этом проговариваются («говорю честно», «но я врал им»). Найдя отправительницу одного такого письма, проститутку, и проверив письмо, Шахиджанян сам в этом убедился (1993: 421). Поэтому трудно считать абсолютной правдой, что так уж все мальчику не нравилось вначале, что он боялся никудышных угроз, — это сейчас, когда парень решил поставить на этом крест, он видит всё в таком свете. Скорее всего начало было обычным: любопытство, удовольствие и выгоды. Верность школьника этому занятию и своим обоим партнерам (все десять лет!) говорит о какой-то его предрасположенности — сколько других нашли бы способ прервать! Прогноз неясен: с одной стороны, несмотря ни на что в армии ни с кем не связался, хочет вообще бросить, с другой стороны при встрече со старыми партнерами готов отдаться «хоть на людной улице». Общая ситуация говорит скорее за «людную улицу»: по возвращении из армии вернутся и телесные соблазны и тяга к деньгам.

Думается, что Вилле и Фрейшмидт всё-таки правы: гомосексуальные приключения остаются без последствий у тех, кто изначально не имеет гомосексуальной склонности. Впечатление о том, что ранний опыт такого рода должен отразиться на последующей жизни, сложилось из-за того, что этот ранний опыт чаще появляется именно у тех, кто по природе своей обладает задатками гомосексуала.