Глава 3 Пять основных шагов эмоционального воспитания

Я ПОМНЮ ТОТ ДЕНЬ, КОГДА ВООЧИЮ УВИДЕЛ, как может работать эмоциональное воспитание. В то время моей дочери Мории было два года, и мы возвращались на самолете домой от родственников. Мории было скучно, она устала, капризничала и попросила дать ей зебру – любимую игрушку, с помощью которой она себя успокаивала. К сожалению, мы по рассеянности упаковали эту уже потрепанную любимицу в чемодан и сдали в багаж.

«Мне очень жаль, дорогая, но мы не можем взять зебру прямо сейчас. Она в большом чемодане в другой части самолета», – объяснил я.

«Я хочу зебру», – начала ныть Мория.

«Знаю, милая. Но зебры здесь нет. Она в багажном отделении в нижней части самолета, и папа не сможет ее достать, пока мы не выйдем из самолета. Прости».

«Я хочу зебру! Хочу зебру!» – снова заныла она. Затем Мория начала плакать, крутиться на своем сидении и тянуться к сумке со снеками.

«Я знаю, ты хочешь зебру, – сказал я, чувствуя, как у меня повышается давление. – Но она не в этой сумке. Ее здесь нет, и я не могу ничего с этим поделать. Почему бы нам не почитать об Эрни», – и я начал шарить в поисках одной из ее любимых книг с картинками.

«Не Эрни! – сердито завопила она. – Я хочу зебру. Я хочу ее сейчас!»

К этому моменту на меня стали оглядываться пассажиры, стюардессы и моя жена, сидевшая через проход. Их взгляды говорили «сделайте что-нибудь». Я посмотрел на красное от гнева лицо Мории и представил себе, какое разочарование она должна испытывать. В конце концов, разве я не тот парень, который при необходимости мог на скорую руку сделать бутерброд с арахисовым маслом или вызвать появление огромного фиолетового динозавра одним нажатием кнопки телевизора? Почему я отнял у нее любимую игрушку? Разве я не понимаю, как ей сейчас нужна зебра? Я плохо себя чувствовал. И вдруг меня осенило: я не мог дать ей зебру, но мог предложить ей лучшую вещь – утешение ее отца.

«Тебе хочется, чтобы зебра была с тобой», – сказал я ей.

«Да», – сказала она печально.

«И ты злишься, потому что мы не можем тебе ее достать».

«Да».

«То есть ты хочешь иметь зебру прямо сейчас», – повторил я, и она уставилась на меня с любопытством, почти удивленно.

«Да, – пробормотала она. – Я хочу ее сейчас».

«Сейчас ты устала, и если бы ощутила запах зебры и могла бы ее обнять, то тебе стало бы значительно лучше. Мне бы хотелось, чтобы зебра была здесь и чтобы ты могла ее держать. Я даже хочу, чтобы мы могли встать со своих мест и найти большую, мягкую кровать со множеством твоих животных и подушек, где мы могли бы поваляться».

«Да», – согласилась она.

«Мы не можем получить зебру, потому что она в другой части самолета, – сказал я. – И это вызывает у тебя разочарование».

«Да», – сказала она со вздохом.

«Мне очень жаль», – сказал я, наблюдая, как с ее лица сходит напряжение. Она положила голову на спинку своего сидения и еще несколько раз тихо пожаловалась, но стала значительно спокойнее. Через несколько минут она заснула.

Мории было всего два года, но она четко знала, чего хочет – свою зебру. Когда дочка начала понимать, что получить игрушку не удастся, ее не интересовали мои извинения, мои аргументы или отвлечение внимания. Другое дело – мое признание. Когда она выяснила, что я понимаю ее чувства, ей стало гораздо лучше. Для меня это оказалось незабываемым доказательством силы эмпатии.