Г лава 1 Гомосексуальные компоненты женской сексуальности

Потребность примирения двух частей женской натуры — древняя проблема... Это, скорее, вопрос того, как женщина сумеет приспособиться к мужскому и женскому началам, изнутри управляющим ее бытием.

Эстер Хардинг

Прежде чем рассматривать вопрос интеграции первичных гомосексуальных желаний у гетеросексуальной женщины, давайте сперва обратимся к понятиям Фрейда о том, как девочка становится женщиной и матерью.

Революционным открытиям Фрейда, касающимся важности человеческой сексуальности и в детской, и во взрослой жизни, теперь почти сто лет. Они стали настолько прочной частью Западной мысли, что мы принимаем их как данность. Однако современные аналитики остаются весьма критичны к концептуальной ограниченности Фрейда — прежде всего, в его теории женской сексуальности. Это, по общему мнению, область, где Фрейд особенно уязвим. Интересно вспомнить, что именно благодаря женщинам Фрейд испытал те исходные инсайты, которые и привели его к пониманию бессознательного. Анна О, Люси Р, Ирма, Эмми фон Н, Дора, Катарина и многие другие были источником его вдохновения. Столь же примечательно, что он, в его времена и в его возрасте, действительно слушал женщин и считал все ими сказанное значительным и важным. В фаллоцентрическую эпоху Фрейда такая восприимчивость сама по себе была революционной. Из всех тех, кто углублялся в исследования функционирования человеческого сознания, он был первым, кто проявил серьезный и научный интерес к женской сексуальности. Очевидно, что он был зачарован загадкой женственности

и самого женского пола (черта, которую он, по его словам, делил с мужчинами всех столетий).

Но Фрейд и побаивался предмета своей зачарованности. Его метафоры вновь и вновь обнажают интрапсихическое представительство женских гениталий как угрожающей пустоты, отсутствия, покрытого мраком и беспокойного континента, где нельзя увидеть происходящего. Он настаивал также, что продвижением в проведении своей исследовательской линии он обязан своему знанию мужской сексуальности. При такой «рефракции прибора» неудивительно, что он «убедился» в том, что, как ему казалось, должно быть реакцией девочки: крайняя зависть к видимому и интересному органу мальчика и страстное желание самой обладать им. Насколько нам известно, представление о том, что мальчик тоже будет завидовать влагалищу девочки и ее способности вынашивать детей, и о том, что она будет привлекать мужчин именно потому, что у нее нет пениса, даже не приходило в голову Фрейду.

Но именно Фрейд, с типичной для него честностью, первым выразил чувство глубокой неудовлетворенности и неуверенности по поводу своих теорий о женщинах и природе их психосексуального развития. Фактически он ждал до 1931 года, чтобы опубликовать «Женскую сексуальность», свою первую статью по этому вопросу. Ему было тогда семьдесят пять лет. Возможно, он считал, что на этой ступени жизни уже меньше причин для страха перед женщиной, ее сексуальной загадкой и обнародованием своих теорий о ней.

В своей второй прославленной и обильно критикуемой статье «Женственность», опубликованной два года спустя, Фрейд писал: «...психология... неспособна разрешить загадку женственности», замечая далее, что «...развитие девочки в нормальную женщину более сложное и более трудное, так как включает две особые задачи, которым нет соответствия в развитии мужчины». «Задачи» относятся к двум главным концепциям Фрейда, касающимся трудностей развития женщины: девочка должна примириться со своим анатомическим устройством и, следовательно, сменить орган возбуждения с клитора на влагалище; во-вторых, она должна сменить объект. «Когда и почему она оставляет свою фиксацию на матери ради отца?» — задумывался Фрейд.

Хотя я согласна, что эти два измерения развития действительно бросают вызов достижению взрослой женственности и сексуального удовольствия, они все же далеки от того, чтобы ими все исчерпывалось и объяснялось. Но давайте рассмотрим их подробнее.

Анатомия как судьба?

Сегодня большинство аналитиков, мужчин и женщин, согласны в том, что зависть к отцовскому пенису — разве что частичное объяснение трудностей, с которыми встречается девочка на пути к зрелой женственности. На самом деле многие признают, что «зависть к пенису» — неспецифична для маленькой женщины. Мальчики тоже страдают от специфической формы зависти к пенису, вечно считая свой пенис слишком маленьким по сравнению с отцовским. Если во взрослой жизни у мужчины сохраняется убеждение, что его пенис меньше, чем он должен быть, убеждение, основанное на бессознательной фантазии, что единственно адекватным своему полу является его родитель, невротические симптомы и тревоги мучают его так же часто, как и молодую женщину, бессознательно вцепившуюся в страшную фантазию, что она — кастрированный мальчик. Клинический опыт также подтверждает зависть мальчика и его восхищение материнским телом и сексуальностью, аналогичные зависти и восхищению девочки пенисом отца и его сексуальной доблестью. Дети обоего пола осознают, что Мать воплощает магическую власть привлекать пенис Отца и создавать детей, которых оба родителя очень хотят.

В этом контексте уместно вспомнить, что фаллос (как неизменно называют эрегированный пенис в древнегреческих ритуалах) является, этимологически, символом не мужского полового органа, а плодородия, нарциссической завершенности и сексуального желания. С этой точки зрения, фаллос может рассматриваться как основное обозначение желания для обоих полов. (Мы многим обязаны Лакану за его уточнение данной терминологии, хотя многие аналитики и несогласны с его взглядами на женскую сексуальность.) Слово символ происходит от греческого симболон, предмет, который разделялся надвое, чтобы служить знаком для взаимного узнавания тех двоих, у каждого из которых была половинка симболона. Мы могли бы сказать, что каждый пол обладает половиной того, что требуется для целого символа. В терминах сексуальных отношений, эрегированный пенис тесно связан с принимающим влагалищем, и с точки зрения партнера женского пола (при том, что привлекательность для нее партнера-мужчины свободна от конфликтов и тревоги), ответом на эрекцию пениса является вагинальное возбуждение, таким образом каждая половина (символа) может быть интерпретирована как знак взаимного желания.

Это отступление необходимо, потому что слово фаллос часто неразборчиво используется в английском языке в смысле пенис. Авторы-феминисты, выявляющие и осуждающие пренебрежительное отношение к женщинам, резко выступают против использования слова фаллос. То, что они уравнивают пенис и фаллос, парадоксальным образом предполагает их собственнуя неявную фаллоцентрическую установку. Смешение символа (фаллоса) с частичным объектом (пенисом) делает исходно менее точными любые исследования кардинальных вопросов сексуальной идентичности, маскулинности и феминности.

Как уже отмечалось, и для мужчин, и для женщин однополость остается одной из главных человеческих нарциссических ран. Интернализация символического интрапсихического представительства взаимо-дополнительности полов требует отказа от детского желания быть и обладать и тем и другим одновременно. Последующие осложнения, вытекающие из нашей психической двуполости и первичных гомосексуальных устремлений, обсуждаются далее.

Давайте вернемся к вопросу о биологическом «предназначении» («судьбе») девочки. Многие аналитики согласятся, что анатомическое строение девочки создает особые превратности в ее психосексуальном развитии и что зависть к видимому органу мальчика — всего лишь один аспект ее озабоченности. Психоаналитической теории пришлось дожидаться работ аналитиков-жешцин, в частности плодотворных исследований Карен Хорни (1924, 1926) и Мелани Кляйн (1945), которые осветили другие сложности, выпадающие на долю женщины в детстве. В 1926 году Карен Хорни указала, что с точки зрения вагинальных ощущений девочка «...должна с самого начала иметь живое понимание специфического характера собственной сексуальной роли, и, таким образом, первичная зависть к пенису, с силой, постулированной Фрейдом, вряд ли может объяснить это понимание».

Годы спустя, Кляйн (1945) сформулировала понятие о том, что обладание пенисом нарциссически успокаивает мальчика, в силу его видимости и легкости мыслительных представлений о нем. Напротив, девочка не может видеть свое влагалище.и с трудом визуализирует свой клитор. В результате, хотя ей интимнейшим образом известны кли-торальные и вагинальные ощущения, она воспринимает свои гениталии как недостающие, по сравнению с видимыми органами мальчика (и отца). Ей приходится ждать пубертата, чтобы получить видимое подтверждение идентичности своему полу через рост молочных желез и начало менструаций. С этими внешними изменениями приходит нар-циссическая уверенность, что ее женское тело и гениталии устроены так, чтобы возбуждать желание и сдержать обещание о сотворении детей.

Другая веха психоаналитических исследований женской сексуальности — оригинальная работа Джудит Кестенберг (1968) о важности различия «внутренней» и «внешней» анатомической конфигурации и разнообразных страхов и фантазий, которым они дают почву. Эта точка зрения, детально изложенная в ее статье, привлекает внимание к важности интрапсихического представительства у девочки ее гениталий, влияющего на ее общее переживание себя как женщины и своих сексуальных отношений.

Другие трудности, неотъемлемые от развития у ребенка-девочки ее чувства родовой идентичности, также имеют корни в ее анатомической доле. Поскольку ее половой орган — в сущности, вход в ее тело, судьба влагалища — быть бессознательно уравненным с анусом, ртом и уретрой и, следовательно, разделить с этими зонами мазохистские и садистские либидинозные вложения и относящиеся к ним фантазии. Из-за этого смешения зон, в дополнение к анатомическому факту, что у нее нет видимого органа, который можно было бы контролировать и проверять, маленькая девочка (и часто — будущая женщина) более вероятно, чем мальчик и мужчина, будет боятся, что к ее телу отнесутся, как к грязному или опасному.

Даже взрослые женщины часто воспринимают свое тело, как неведомую землю, где таятся анальные и оральные чудовища. Конечно, многое из интрапсихического представительства своего тела и своих гениталий у женщины будет отражать как либидинозное и нарциссическое значение, которое мать придавала физическому и психологическому Собственному Я дочери, так и ту степень, в которой мать передала ей свои бессознательные страхи, касавшиеся ее собственных телесных и сексуальных функций. Невербально чувственное (и, позднее, вербальное) общение между матерью и дочерью в значительной степени определяет, победит ли оральный эротизм оральную агрессию и станут ли эротические импульсы более важными, чем анально-садистские, или будут гармонично сочетаться с ними. Третья грань женской анатомической судьбы — это аутоэротические переживания. Так как девочка не может визуально проверить свои гениталии, а потому склонна создавать неточные или зонально сгущенные их интрапсихические представительства, ей трудно локализовать сексуальные ощущения, известные ей с раннего детства. Клиторальные, вагинальные, уретральные и другие внутренние ощущения склонны путаться. Это смешивание внутренних ощущений имеет важный отклик в женских сексуальных фантазиях, касающихся мастурбации.

Мастурбация и женственность

Хотя мастурбация — нормальное выражение детской сексуальности, она обычно тормозится родительскими ограничениями. Все дети узнают, что нельзя прилюдно испражняться, мочиться и мастурбировать. Даже когда эти запреты вводятся с добротой и пониманием, они оставляют отпечаток в бессознательных фантазиях. Когда же они грубо навязываются, вследствие собственного внутреннего беспокойства родителей и вытекающей из него потребности уменьшить свою тревогу через контроль над телом ребенка, риск последующих невротических проблем заметно возрастает.

Когда мальчику велят прекратить прилюдную мастурбацию, он, возможно, вообразит, что если он этого не сделает, отец нападет на его пенис, поскольку догадывается о сексуальных желаниях сына по отношению к Матери и об амбивалентных чувствах по отношению к нему самому. На этой же стадии эдипальной реорганизации девочка, более вероятно, будет фантазировать, что ее мать нападет и разрушит всю внутренность ее тела в качестве наказания за желание занять материнское место, участвовать в эротических играх с отцом и создать с ним ребенка. Таким образом, наказание, которого мальчик боится за мастурбацию, это кастрация, а вот девочка часто уравнивает воздаяние за мастурбацию и эротические мечты со смертью.

Смерть от мастурбации

Психиатр, молодая, очень умная и хорошо осведомленная о психоаналитической теории, заявляла, что она никогда не мастурбировала ребенком, ни даже взрослой. Она также выражала сильные сомнения в том, что мастурбация — неизбежный опыт детства. Мысль об аутоэротической активности была для нее такой грязной и унизительной, что прошло два года аналитической работы, прежде чем она позволила себе хотя бы выговорить слово «мастурбация». Хотя у нее не было видимых трудностей в сексуальных отношениях, она страдала от массы соматических проявлений, которые представлялись связанными с состояниями сексуального напряжения и тревоги. (Она никоим образом не была алек-ситимичной или находящейся под властью операторного способа мышления.) Изящная и привлекательная молодая женщина, она переживала свое тело, как бесформенное, огромное и грязное. Когда у нее были месячные, она плакала от огорчения, боясь, что мне будет противно ее присутствие.

На четвертый год анализа она рассказала сон: «Я собирала цветы в саду за домом, где я жила ребенком. Я танцевала от радости, когда неожиданно в дверях дома показался мой кузен Пьер, и я проснулась с криком». Так как кузен Пьер в первый раз показался на психоаналитической сцене, я попросила ее рассказать мне о нем побольше. Она вздохнула и сказала: «Я считала, мне никогда не захочется думать о нем. Он был на много лет старше, и один раз сексуально играл со мной, когда я была маленькой. А потом, когда ему было двадцать один, а мне двенадцать, его убило током в ванной. По крайней мере, так нам сказали».

Поскольку она, казалось, сомневается в таком изложении фактов, я спросила: «А что вы думаете о его смерти?» С огромным трудом она признала, что была уверена в том, что его убило током, потому что он играл в ванной со своим пенисом. Да и вообще, она с детства знала, что он был плохим «сексуальным» мальчиком. Тут она заплакала. Я попросила ее сказать мне, что она чувствует, и она ответила: «Вы хорошо знаете, что мой муж в отъезде уже три недели, и я так боюсь, что вы можете подумать, будто я мастурбировала. Но я клянусь, что это не так... Я уверена, что вы мне не верите!» Я ответила: «Конечно верю — иначе вы были бы мертвы!»

В первый раз за время нашего аналитического путешествия моя пациентка смогла рассмеяться над своими сексуальными страхами и фантазиями, но нам все равно потребовалось несколько месяцев, чтобы реконструировать, что за такими значимыми элементами, как «ток», «собирать цветы» и «танцевать», скрываются долго вытесняемые воспоминания маленькой девочки о спонтанных сексуальных ощущениях и мастурбационных фантазиях. Как и следовало ожидать, вслед за этой фазой анализа любовная жизнь моей пациентки с мужем стала эротически полнее и значительно удовлетворительнее. Однако другой интересный факт, для которого я не могу предложить окончательного теоретического объяснения, состоит в том, что у нее исчезли два соматических

симптома. Много лет она страдала от повторяющихся болей в суставах и приступов бронхиальной астмы. Ни один симптом не вернулся в остальные три года анализа.

Как съесть мать и сберечь ее

Вторая область проблем, специфичных для женской сексуальности — интеграция глубокой гомоэротической привязанности к матери. С самого рождения у детей обоих полов начинается выработка сильной либидинозной и чувственной привязанности к обоим родителям, при том что родители проявляют к ним нежность, чуткость и любовь. На руках у матери любой ребенок запечатлевает самый ранний психический образец (а возможно, и телесный оттиск) предстоящих сексуальных и любовных отношений. Установка отца равно жизненно важна в этой передаче раннего либидинозного вложения. Отсутствующий или незаинтересованный в своем крошечном отпрыске отец, который считает, что мать одна ответственна за благополучие ребенка (или принимает взгляд жены на себя, как на пустое место по отношению к ребенку), подвергает своих детей риску, что они будут выполнять роль, которая вытекает единственно из либидинозных потребностей матери и ее бессознательных проблем. Мать, которая считает своего ребенка собственным нарциссическим продолжением или делает из него объект любви вместо мужа, закладывает, вероятно, основу для конфликтных отношений в будущем. Следует заметить, что мать, воспитывающая детей одна, вовсе не обязательно подвергает их такому риску, если не рассматривает отношения с ними как замену взрослым любовным отношениям.

Если дети, начиная с младенчества, видят, что родители ведут себя, как любящая пара, уважая и сексуально желая друг друга, если они также замечают, что даже ужасные ссоры между родителями не приносят длительного вреда (другими словами, узнают, что агрессия не опасна, когда любовь сильнее ненависти), тогда дети склонны следовать родительской модели в своей взрослой жизни. Девочка захочет идентифицироваться со своей матерью, не только в ее материнстве, но и в ее сексуальных и любовных отношениях, часто мечтая о мужчине (обычно создаваемом по образу отца), который когда-то станет ее любовником, мужем и отцом ее детей.

В этих первичных потребностях либидинозный поиск тесно переплетен с желанием жить, и задача матери — побуждать ребенка хотеть жить. (Сила жизни не так крепка, как мы склонны представлять; нежеланные дети склонны болеть и даже умирать.) Эти самые существенные отношения, которые ребенок в норме делит с матерью в течение первых месяцев жизни, создают у девочки, в отличие от мальчика, двойную идентификацию. Соматопсихические образы, предназначенные стать сознательными представительствами ее женского тела и его эрогенных зон, уже находятся в процессе формирования. Именно на этой ранней стадии рот и вагина связываются в их эрогенном значении и, наряду с другими эрогенными органами и внутренними ощущениями, интегрируются в соматопсихические внутренние представительства.

К ним должны добавиться клиторальные ощущения, стимулированные материнским уходом за ребенком. Эти особые ощущения были единственными эрогенными телесными связями, которым Фрейд придавал большое значение в своей теории развития женского эротизма. По внутренним соображениям Фрейд приравнял женский клитор к мужскому пенису. Он не осознавал того факта, что клитор — чрезвычайно сложный орган, а с точки зрения его значительной протяженности в женском теле — достаточно крупная структура. Интересно отметить, что до сравнительно недавнего времени для полного клиторального органа, с его внутренними отростками, не было анатомических схем, и он даже не имел собственного названия (см. примечательный сборник «Новый взгляд на тело женщины», 1981, составленный Федерацией феминистских женских центров здоровья).

Психосексуальная структура, описанная выше, предоставляет первичную основу для будущей любовной жизни девочки. В самых благоприятных обстоятельствах к ней будут привиты элементы ранее упомянутой гетеросексуальной модели: отношения с каждым родителем, физически и психически любовные и чувственные, а также модель родителей, которые любят друг друга, наслаждаются своими сексуальными отношениями и не делают ребенка своим избранным объектом для эротического или нарциссического завершения.

Кроме того, девочке необходимо слышать, как отец выражает одобрение, ценит ее женственность и женственность ее матери, своей жены. Точно так же девочке необходимо слышать, как ее мать ценит и уважает отца, а также сексуальную идентичность собственной дочери, и даже то, как она дорожит своей женской сексуальной и социальной жизнью.

Девочке, которой говорят, что мужчины — эгоистичные свиньи, так и готовые соблазнить женщину, попользоваться ею, подчинить ее, будет трудно полюбить или поверить любому мужчине, и так же трудно ей будет отделиться от матери. Если же она «узнает» от отца, что девочки — слабые, неспособные, неумные и менее заслуживают уважения и внимания, чем мальчики, то у нее может развиться нарциссически ущербный образ себя и своего пола, и она будет чувствовать страх, подозрение или ненависть ко всему мужскому роду.

Вопрос Фрейда (1931) о сильной либидинозной связи девочки с матерью остается, тем не менее, уместным: как же она отсоединяется от матери и интегрирует их взаимные глубокие эротические узы? Где этот витальный гомосексуальный компонент размещается в ее взрослой жизни?

Теория Фрейда в этом плане (1931, 1933) может быть подытожена так: сперва девочка хочет обладать матерью сексуально; затем она смещает фокус на желание обладать пенисом; затем — на желание иметь ребенка от отца; и наконец — желает иметь собственного ребенка, мальчика. В этой, вроде бы неумолимой логической цепочке означающих содержится предположение, что желаемый ребенок — только замена желаемого пениса, которым она не обладает, и что любовь к отцу — только последствие зависти к пенису. Хотя фантазии, на которых Фрейд строил свою теорию, часто присутствуют в психическом мире женщины, они далеки от того, чтобы быть единственным или хотя бы доминирующим фактором среди прочих сложностей, накладывающих отпечаток на формирование у женщины* образа женственности и материнства. Более того, понятие Фрейда об этих объектных заменах подразумевает, что зависть к пенису просто перечеркивает гомосексуальные узы девочки. Но Фрейд (1905) все же подчеркивал и теорию универсальных бисексуальных желаний в раннем детстве — концепцию, которую важно рассмотреть с женской точки зрения.

Первичная гомосексуальность

Девочка хочет обладать матерью сексуально, создать с ней детей и быть ее единственной любовью в мире, из которого мужчины исключены. Но также она хочет быть мужчиной, как ее отец, иметь его гениталии и все идеализированные качества, которые она приписывает ему. Неисполнимые, эти влечения связываются с нарциссической травмой.

Хотя биполярность гомосексуально ориентированного либидо в раннем детстве равно сильна у обоих полов, проблемы девочки, в плане ее желания обладать матерью сексуально, более запутанные, чем у ее брата, поскольку она не обладает половой комплементарностью по отношению к ней. Не в пример брату, с его совершенно иной половой конфигурацией, она не может проверить, что ее собственная половая конфигурация имеет ценность в глазах матери, именно потому, что она — женская. Как же маленькая женщина выбирается из этой вдвойне сложной ситуации со своей матерью?

Еще более осложняет эту задачу развития ее сильная эротическая привязанность к отцу, которая заставляет девочку интроецировать многие аспекты образа матери. Они, в свою очередь, прирастут к формирующейся основной фигуре идентификации, влияющей на все будущее женское развитие.

В этой точке в женском психическом мире сосуществует ряд различных «внутренних матерей». Один материнский интроект — восхитительный, другой — желанный, третий — отвергаемый, четвертый — страшный и т. д. Девочка должна вырвать у матери право быть ею, идентифицируясь с ней в своем собственном внутреннем психическом мире, но ей еще много лет будет нужна и внешняя мать как руководительница, утешительница и помощница. После подростковой бури, когда для дочери типично всячески отвергать мать, она вернется к ней обратно, с новой силой привязанности, когда сама станет матерью. В это время многие молодые женщины наконец прощают своим матерям все инфантильные обиды, которые таили от них, и обе женщины становятся близкими взрослыми друзьями. Как и каждый ребенок, взрослая дочь в своих бессознательных фантазиях носит ребенка, зачатого от отца (поэтому она часто считает всех своих детей подарком для матери), а, на самом деле, в еще более глубоких слоях бессознательного,— ребенка, волшебным образом зачатого от матери. Любой из этих факторов может быть причиной психической боли и конфликта, но он же может принести еще большую радость при рождении каждого нового ребенка.

Некоторые женщины могут идентифицироваться со своей матерью, как со взрослым, имеющим пол и сексуальность, но сами не желают иметь детей. В этом случае они склонны переживать свою профессиональную, интеллектуальную или художественную деятельность как рождение символических детей. Ничто не запрещает взрослым женщинам наслаждаться материнством, равно как получать удовольствие от личного творчества, но здесь снова встают особые женские проблемы. Многие женщины в анализе обнаруживают страх, что им придется выбирать между материнством и профессией; другие выражают сходное ощущение дихотомии между их жизнью в качестве любовницы и в качестве матери. Осуществление этих трех разных женских желаний (сексуальность, материнство и профессия) требует тонкого баланса, если женщине суждено избежать убеждения, что она вынуждена пожертвовать своими нарциссическими и либидинозными потребностями в одной из этих сфер.

Вклад гомосексуальных влечений

Эти рассуждения о любви, общественной жизни, работе женщин и их материнстве приводят нас к вопросу о бисексуальных желаниях и гомосексуальном либидо взрослой женщины. Как и где они размещены? Каким образом комплементарные желания обладать матерью и быть отцом трансформируются и интегрируются в жизни женщины, ориентированной как гомосексуально, так и гетеросексуально? В какой степени неудача интеграции этой жизненно важной либидинозной энергии создает невротические проблемы, когда непризнаваемые гомосексуальные желания создают почву для психического конфликта?

Мои размышления над собственным процессом и над тридцатипятилетним опытом работы с пациентками привели меня к вычленению пяти путей интеграции гомосексуальной эдипальной констелляции. Несмотря на глубокие различия женщин и мужчин, описанные ниже пути интеграции гомосексуальных желаний принадлежат и мужской, и женской половине человеческого рода.

1. Стабилизация образа Собственного Я. Женское гомосексуальное либидо служит обогащению и стабилизации нарциссического образа Собственного Я. Каждой девочке необходимо дать себе самой немного той ранней любви и признательности, которые она испытывает к матери и материнскому телу, чтобы быть в дружбе с собой и ценить свое женское Собственное Я и половые органы. Другими словами, девушка оставляет желание обладать женщиной, ради того, чтобы быть ею. То же самое психическое продвижение трансформирует ее зависть к пенису в желание.

2. Усиление эротического удовольствия. Когда происходит отказ от глубокого желания быть человеком другого пола (если происходит), то оно оставляет важный вклад в любовной жизни женщины, в частности, в ее сексуальных отношениях, в которых идентификация с удовольствием и желанием партнера усиливает ее собственное эротическое удовольствие. Именно занимаясь любовью, мы воссоздаем иллюзию своей двуполости и утрачиваем, хоть на миг, нарциссические ограничения, навязанные человечеству его однополостью.

3. Усиление материнских чувств. Отношение женщины к детям — тоже сокровище из ряда гомосексуальных ценностей. Я все еще помню переполняющую меня радость от рождения сына и чувство гордости его пенисом, как если бы он был моим. После рождения дочери я помню свою гордость ее совершенно женским телом, восхищение тем, что казалось уже совсем женскими движениями, и нарциссическое желание, чтобы она в своей жизни достигла всего, что я считала неудавшимся мне. Эти воспоминания не оставляют у меня сомнений во вкладе гомосексуального измерения в мои материнские чувства.

4. Творческое использование гомосексуальной идентификации. Мне всегда казалось, что удовольствие, переживаемое от интеллектуальных и художественных достижений, оплодотворено во многом нарциссиче-ской и гомосексуальной фантазией. Здесь каждый — и мужчина, и женщина сразу. В этом смысле наше художественное и интеллектуальное творчество — наши партеногенетические отпрыски. Клинические наблюдения убедили меня, что конфликт вокруг одного из двух полюсов женских гомосексуальных целей (а именно, бессознательное желание обладать творческой силой матери и потенцией отцовского пениса) может вызывать серьезные затруднения в рождении «символических детей» и даже полную бесплодность.

5. Обогащение дружбы с людьми своего пола. И наконец, гомосексуальный вклад, обычно лишенный его сознательной сексуальной цели, обогащает и делает теплее серьезную дружбу женщин. Хотя у женщин-лесбиянок происходит другое развитие их первичных гомосексуальных влечений, они также способны к теплым несексуальным отношениям с женщинами.

Эти пять направлений дают несколько идеализированное описание пути, каким нарциссические и гомосексуальные желания могут быть гармонично вплетены в сексуальную, семейную, общественную жизнь и профессиональную деятельность. При аналитической работе с женщинами, идентифицирующими себя гетеросексуально, видны бесчисленные знаки глубоко бессознательного гомосексуального конфликта, потенциально грозящего неожиданным срывом в любой из вышеупомянутых областей вложения и создающего симптомы и затруднения в связи с обсуждаемыми вложениями. В случае бесконечных домашних ссор, сексуальных проблем, трудностей с детьми, коллегами, сотрудниками и друзьями и творческих проблем в аналитическом процессе открывается их конфликтный гомосексуальный дубликат.

А что же сказать о самих терапевтических отношениях? Как часто мы проходим мимо важнейшей области гомосексуальных страхов, желаний и проекций? Когда мы заходим в тупик в разработке одного из вышеупомянутых пяти направлений в психосексуальной структуре, чья бессознательная гомосексуальность тормозит аналитический процесс? Нераспознанная гомосексуальность анализанта? Или же аналитика? С помощью клинических иллюстраций мы попробуем ответить на эти вопросы в следующей главе.