Ее немужская депрессия.  

Ее немужская депрессия. 

После достаточной паузы, когда все снова расселись по периметру кабинета, спросил, кто еще хочет собрать для себя три таких же круга.

Двоих, чье существование для тебя всегда - безусловная опора.

Второй, вокруг - тех, кто своим присутствием мешает решению твоих задач здесь.

Третий, вокруг этих двух - всех остальных, вольно или невольно тебя поддерживающих.

Вызвался немногословный, по-военному плечистый и во время разговора слегка краснеющий Олег Евгеньевич. Он позвал Михаила Ивановича, мужчину тоже самостоятельного, дельного и весьма неглупого. Потом попросил к себе в первый круг Тамару Викторовну...

Удивившись от неожиданности (она много старше Олега Евгеньевича), и от неожиданности не успев скрыть радость (похожий выправкой на ее военного отца в молодости, Олег Евгеньевич ей близок, понятен и тоже нравится), зардевшаяся от смущения Тамара Викторовна помолодела на двадцать лет, и шла в круг какой-то очень трогательной девочкой в тоненькой своей блузке и на высоких своих белых «платформах» ....

Хотя ей чуть больше пятидесяти, а она уже к двадцати трем — двадцати пяти годам поседела, хотя она не в платье, а в брюках, которые женщину с женственным телом чаще портят, несмотря на смущение или благодаря ему, выглядит и чувствуется Тамара Викторовна, повторяю, грациозной отзывчивой девушкой с тяжелой длинной косой ниже попы. Особенно, когда делает это свое помогающее говорить движение правым плечиком и разведенными согнутыми пальцами правой же кисти с чуткими подушечками. Действительно длинную косу Тамара Викторовна давно отрезала, но седых волос теперь не красит. И это ей очень к лицу.

К Олегу Евгеньевичу она шла, как к родному.

Как и Светлана Маратовна, Олег Евгеньевич тоже собрал три круга. Остановился. Огляделся разобраться, что у него получилось.

А получилась опять примечательная и неожиданная, но точно отражающая его жизнь ситуация.

Во внутреннем кругу, казалось, как в застолье, сидели он... с женой и с другом!

И в первый момент это было захватывающе подлинно и тепло не только для них, но и для нас всех, ставших невольными соучастниками встречи трех нужных друг другу людей.

Немногословный Олег Евгеньевич в последнее время часто как-то очень экономно, ясно и убедительно себя ведет. Словно раскрывается вдруг. И вокруг него, будто чудом, гаснет, осыпается суета.

Это случилось в первое мгновение и сейчас. Но...

Во второй, «мешающий», круг Олег Евгеньевич собрал жеманниц и назойливо кокетничающих женщин, и двоих требующих внимания «мальчиков».

В третий - всех, кто в марафоне был занят своими делами, кроме еще не освоившихся новичков.

Вот тут и случилось это «но...», которое по контрасту с только что заявленной подлинностью события поначалу меня даже рассердило. Чуть только не взбесило!

Дело в том, что Олегу Евгеньевичу Тамара Викторовна тоже достаточно близка, вызывает его доверие и кажется понятной.

Они долго существовали в сходной профессиональной среде. И профессии у них схожи. Он работает в охране, она, юрист по образованию, в молодости была лейтенантом в детской комнате милиции...

А огорчило меня то, что, как только дисциплинированный мужчина стал собирать свои круги - «занялся делом», он словно забыл и о «жене» и о «друге». И из его «дома» ушла жизнь!

Казалось, его «дело» - это важно, а все остальное не важно. Предназначено только для времяпрепровождения на отдыхе.

Не важны ни жена, ни друг. Их будто нет, или они только условия, средства, которые должны служить и быть подчиненными его делу - работе.

Выбрав женщину, и выбрав точно, Олег Евгеньевич в своих ожиданиях как бы приписал ей определенные ясные обязанности, которые она должна была естественно же знать без объяснений. И тут же про нее, да и про себя живого, забыл.

Тамара Викторовна сникла, обеспокоилась, и сидела раздосадованная, ища к чему придраться.

«Друг» - Михаил Иванович - с отсутствующим видом, вяло скучая, ждал дальнейших распоряжений.

— Что вы хотите сказать? Скажите. Вы имеете на это право! - осторожно поддержал я нетерпеливо вцепившуюся в подлокотники своего глубокого кресла, сидевшую вне кругов у стены напротив Тамары Викторовны, Оксану Алексеевну. Она участвовала в марафоне впервые. Включалась в происходящее трудно. И еще не знала, что ей здесь позволительно.

— Да это же кладбище, а не дом! ...Или дом без хозяина, без людей! - Получив разрешение, двадцатипятилетняя менеджер в тонких сиреневых джинсах объявляла свое возмущение. - Так все чудесно у них сложилось, а он все убил!

Так отчеканивает правильный ответ, вопреки неправильному, высказанному другим учеником, долго нетерпеливо тянувшая руку первоклашка-отличница. Получив разрешение, она, в расчете на очередную пятерку, без запинок, уверенно рассказывает учителю непременно правильное мнение. Стоя за партой, разговаривает с учителем, будто они здесь одни, а класса нет. Так девушка с ослепительной белозубой улыбкой разговаривала со мной.

Досадно было, что «правильная первоклассница» была права.

Но еще досаднее, что это «кладбище» было точной моделью действительных домашних отношений безусловно обаятельного мужчины.

Как психотерапевт я должен был радоваться удаче. Не всегда удаются такие модели. Но как человеку мне было грустно.

Имея богатую интуицию, счастливо выбрав вкусом необходимых, близких ему и телом и душой, и жену и друзей,

Олег Евгеньевич, наделив всех обязанностями, прекратил общение с ними, как только это общение стало возможным.

Жену лишил мужа.

Друга бросил ждать распоряжений или просьб о помощи «в беде».

Себя оставил без людей вообще.

Так лишился среды обитания. То есть в эмоциональном плане лишил себя источника сил для деятельности. Оставил в качестве такого источника только еду, дыхание, питье... (Биологические источники для человека, чьей средой являются не природа, а люди, для полнокровной жизни среди людей, как известно, явно недостаточны,) Преобладание трат над приобретениями и обусловливает все его «неразрешимые» проблемы, все проблемы людей с ним.

Он теперь будет все яростнее «врубаться» в дело, в работу. И, все меньше получая удовлетворения, «врубаться» станет все с большим остервенением. И так в этом замкнутом кругу - до изнеможения.

Во втором, «мешающем» Олегу Евгеньевичу кругу напротив Тамары Викторовны оказалась Ольга Вадимовна. Крупная, с абсолютно белой кожей, хорошо сложенная молодая психотерапевт и психолог, до колен в алых, плотно обтягивающих лосинах. Сбоку в том же кругу села другая, тоже, но чуть мягче, кокетничающая женщина.

Тамара Викторовна, только что поникшая, обиженная и ищущая к чему придраться, оживилась от чего-то, но будто испытывала какую-то неловкость. Я спросил, что случилось. Не хочет ли Тамара Викторовна об этом рассказать?

— Хочу. Я почему-то стала чувствовать, что меня как-то волнует сидящая напротив женщина! - Я не был уверен, что группа достаточно подготовлена, чтобы без испуга и пустого морализаторства деликатно обсуждать проблему гомосексуальных влечений женщины. Но, понимая причины смущения Тамары Викторовны, и надеясь на ее осторожность и свое владение ситуацией, все-таки спросил:

— А женщина сбоку?

— Тоже волнует.

— Вы рады этому волнению?

— Нет. Но я с ним не борюсь. Меня только сердят эти женщины. Зачем они это делают? Они же не собираются пользоваться тем, что у меня вызывают!

— Ну, это типично мужская (точнее мальчишеская) реакция: «Зачем ты меня дразнишь!?». Пушкин в письме к жене говорит: «Женка, если не хочешь мужчину напоить, не корми его селедкой». Ольга Вадимовна, вы намеренно эротически дразните Тамару Викторовну?

— Я об этом не думаю! - повернулась ко мне одним глазом, как грач, красивая женщина.

— Это, конечно, для психолога весьма профессиональный ответ?! - съязвил я. - Я спросил вас о намерениях и действиях, а не о мыслях.

— Я ее не дразню. - Снова совсем уж непрофессионально резко отрезала белолицая женщина в плотно обтягивающих лобок и мощные бедра алых лосинах.

— А вы, хотите волновать? - Осведомился я у другой, ищущей всеобщего внимания участницы, сидящей во втором кругу, слева от Тамары Викторовны.

— Глупость какая! Я вообще никого не волную. - Возразила ничего не понявшая кокетка.

— Тамара Викторовна, вам приятно переживаемое волнение?

— Физически приятно.

— А почему вы хотели бы с ним бороться?

— Но это же противоестественно.

— Что - это!

— Женщине волноваться по поводу женщины!

— Не уверен. Но почему вы тогда «не боретесь» с волнением?

— Я уже давно от вас, а теперь и по себе, знаю, что от борьбы волнение, как и всякое чувство, усиливается. Вы же сами писали о «реакции на реакцию» в «Активной депрессии».[14] А кроме того, я же не обязана это влечение осуществлять. Оно мне ничем не опасно. Я и не борюсь.

— Но мне показалось, что вы не только на неосторожных со своей женственностью женщин сердитесь, но и на Олега Евгеньевича?

— Я на обоих мужчин сержусь!

— Почему?

— Я же, правда, шла в этот круг почему-то, как на праздник. Как в детстве - в гости. Все верно заметили, что я чувствовала здесь себя, как девочка перед спектаклем: когда будет сказка! И мне, в самом деле, хорошо с этими мужчинами.

А они вдруг чем-то занялись. Не знаю... И про меня забыли! Мной не заняты. Бросили просто. Как нет меня. Зачем же звали?

— А что потом?

— Мне стало скучно. Потом обидно. А потом я заметила эти красные штаны на ее бедрах. И это меня отвлекло. А потом стало неловко, как будто нельзя. И я отвернулась, себя проверить. Но показалось, что и другая женщина меня тоже беспокоит. А это не должно быть, и стыдно, наверно. В это время вы и спросили...

У меня мелькнула любопытная догадка о «запретных влечениях» по-девичьи открытой женщины, и я попросил мужчин выйти из круга Тамары Викторовны. А когда те удалились, и «гроза нравственности» осталась в окружении волновавших ее кокеток одна, спросил:

— Что вы испытываете к этим женщинам сейчас?

— Ничего, - с извиняющейся улыбкой и плечиком к щеке удивленно ответила застенчивая женщина.

— Как так?

— Мне теперь не хватает этих мужчин, с которыми мы сидели втроем... Они вместе, и я с ними.

— А как же женщины? Ведь они же вызывают у вас запретное волнение!

— Не вызывают. Не знаю. Никак. Можно, чтобы Михаил Иванович и Олег Евгеньевич вернулись?

Мужчины сели на прежние места.

Но теперь Тамара Викторовна не скучала, не злилась, и не боролась с «греховными влечениями» к женщинам.

Михаил Иванович тоже не ждал распоряжений от позвавшего его Олега Евгеньевича.

Тем же самым остался только Олег Евгеньевич. Но и он снова не выглядел ни угрюмым, ни раздосадованным.

Они опять сидели втроем, как вначале. Каждый отдельный и трое вместе. Без претензий, без ожиданий приказов, без досады и скуки. Вместе.

Прошла и моя прежняя досада на Олега Евгеньевича за то, что он «бросил» выбранную им женщину.

Стало ясно, что то, что случилось - естественная, очень современная и типичная для русского мужчины в отношениях с русской же женщиной ситуация. А может быть, - типичная для мужчин и женщин одной национальности вообще... везде, где отказались от раздельного обучения?!

Я еврей, и изначально отношусь к русской женщине, как к другой, к иной, чем я. Иной ее и вижу. И это отличие от себя естественно же и нахожу. Но не в национальной разнице - я ращен тем же миром, тем же языком, той же песней, той же традицией, что и она, - а в том, что она - женщина, в отличие от меня - мужчины. Это отличное от всего известного мне мужского, это неведомое ее женское я в ней всеми силами удивленно и берегу.

А Олег Евгеньевич не знает, что женщина с ним другая, чем он. Он ее просто уважает, то есть трагически уверен, что она такой же, как и он, человек.

Они вместе росли. Вместе учились в школе. И нигде, ни в чем, кроме силы, она ему не уступала. Ничем ее от него не отличали и другие. Резона заподозрить разницу, догадаться, что она всем укладом воспитания и жизни поставлена в иное, чем он, положение, что она зависима от него, хотя бы потому, что ему его инициатива дозволена и благословлена от роду, а ей запрещена и заморочена стыдом. Что «женская доля такая, вечно стараться понравиться!». Причины заметить эту их с женщиной разницу социальных и нравственных положений у Олега Евгеньевича нет. Он ее уважает. Поэтому и ведет себя с ней, как с собой. Ему и в голову не приходит «унизить» избранницу повседневной предупредительностью, а тем более опекой. Она не маленькая! Сама о себе позаботится!

Четырехлетний малыш стукнул сверстницу. Его стыдят: «Зачем ты бьешь девочку? Ты же - мальчик!» - «А что, она не такой же человек?!» - возразил будущий мужчина.

Ведь и сама теперешняя женщина утверждает, что она ни в чьей заботе не нуждается!

В одном из последних советских выпусков «Пионерской зорьки» я услышал, как шестиклассника спросили, в чем основная обязанность пионера в классе. Он бойко ответил: «Слушаться девочку»!

Олег Евгеньевич Тамару Викторовну уважает. То есть меряет по себе. Он ее позвал в круг. Не маленькая - сама определится. Сама найдет, что делать.

Пока писал, подумал, что я - еврей - не только к славянке отношусь как к иной, чем я, но - к любой женщине моей страны. Может быть, к любой нееврейке?

Неужели с еврейкой и я повел бы себя, как Олег Евгеньевич - с русской?

— Почему я должен ей что-то показывать. Я ж ее позвал. Она не мертвая - чувствует отношение. А что она, вместо того чтобы сама заниматься своей жизнью, ждет чего-то, или злится... Это даже какую-то досаду немножко вызывает. Сердит. Не маленькая, в самом деле! - возражал мне Олег Евгеньевич.

— И с женой так же?

— Я об этом никогда не задумывался... раньше. Может быть...

Он ведет себя так с женщиной из доверия и уважения, а не от безразличия. Честно и без заигрывания. Не унижая ее. Это мне стало ясно и очень важно.

Он собой занят сам. Она - сама. Каждый - своим. А вместе - будем общее дело делать.

Все верно, логично и правильно... по-мужски правильно. Не по-женски.

В «Обыкновенной истории» дядя Саши Одуева - выдающийся государственный ум, деятель, занятый важнейшими для России реформами, добрый человек - верит, что его жена - друг ему, единомышленник и соратник в работе. А замечает, что она как живой и иной, чем он, человек заброшена, только когда любимая женщина чахнет от чахотки. И Штольц в «Обломове» общается с женой как с младшим и требовательным товарищем, а не как с женщиной, только как с такой же, как он, а не как с еще и иной. Поэтому и не понимает причин ее немужской депрессии. И она понимает себя только как похожего на мужа человека, оставляя женщину в себе чем-то смутным и досадно беспокоящим и виноватым...[15]

Но женственность в нашей культуре часто ассоциируется со слабостью. С покорностью. С нуждой в опеке. С мягкостью. То есть, если говорить прямо, с безынициативностью. Так девочку и растят в этом ожидании внимания, заботы о ней и дареного счастья в обмен на ее самоотверженность, жертвенность и... капризы.