Исходные позиции решения вопроса о смысле жизни.  

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Исходные позиции решения

вопроса о смысле жизни. 

Все эти вопросы ставятся с самых разных исходных, принимаемых за истинные и незыблемые, позиций, наличие которых, как правило, не только не высказывается, но и не осознается.

Вопрос же о смысле жизни «вообще»

а) не имеет конкретного содержания и потому,

б) оказываясь неверно поставленным,

в) не имеет удовлетворяющего ответа.

Нередко такой вопрос «вообще» является не вопросом, а сетованием, воплем тоски, выражением апатии, душевной прострации, эмоции, ищущей обоснования и повода, а не ответа, так как ответ непременно побуждал бы из прострации выбираться, но ни желания, ни сил нет.

Так эксплуатирующего свою болезнь, иначе ни кем не замечаемого ребенка пугают грозящие быть полезными рекомендации, так как они эту болезнь обесценивают, чреваты потерей содержательного интереса к ребенку и внимания к нему[42].

Отсутствие позиции. Демонстрация разумности

Иногда вопрос о смысле жизни оказывается следствием именно отсутствия каких бы то ни было позиций и ставится в поиске как бы разумного обоснования, позволяющего действие, из обычно неосознаваемой претензии ощущать, мнить себя разумным, последовательным, беспристрастным, а свое поведение разумно обоснованным (см. «Две специальные причины исключительной важности решения вопроса о смысле жизни», стр. 244).

Освобождаясь от благодарности и места... в жизни

Часто вопрос ставится из несознаваемого страха ответственности, страха признаться себе в своей, свойственной всему живому пристрастности, тенденциозности, потребности жить и утверждать себя, то есть в непременной необъективности.

Страх ответственности побуждает искать лежащий вне индивидуального произвола «закон», оправдывающий желание жить и эту пристрастность, необъективность, тенденциозность жизни.

Говоря точно, тот, кто боится ответственности, ищет не оправдания в собственном смысле слова, а обоснования своего существования, переживания и поступков чем-то кроме его эгоистических интересов. Освобождения от ответа, выбора, от благодарности людям и миру, от самого себя, от жизни и своего места в ней. Создает себе иллюзию своего отсутствия на земле, пытается обмануть всех, но обманывает только самого себя, как «голый король» в сказке Г.-Х. Андерсена.

Ведь цель бывает только чья-то, польза — только для кого-то, а необходимость лишь относительно каких-то целей или конкретных законов, внутри которых жизнь и мы, живые люди, пристрастно выбираем свои пути.

«Оправдание», к слову, тоже — категория нравственная и может быть дано только с определенной нравственной позиции, позиции, непременно признаваемой, то есть пристрастно выбранной, ищущим оправдания.

Два подхода

Прежде чем приступать к разбору основных позиций, которые подразумеваются при постановке вопроса о смысле жизни, необходимо непременно отдать себе отчет в том, что все они делятся на два взаимоисключающих подхода.

Первый подход определяется приспособительной, обусловливающей возникновение, развитие и обеспечивающей его существование функцией разума — способствовать самоутверждению жизни.

В рамках этого подхода сама жизнь, необходимость ее сохранения под сомнение не ставится. Напротив, вопрос преследует цель — понять существо, специфику, содержание жизни Дня себя, выявить те движущие силы, которым она обязана своим зарождением, сохранением и развитием.

При таком подходе жизнь принимается достаточным основанием для самой себя и основная нагрузка вопроса найти ответы, которые помогли бы поддержать жизнь.

Сохранение жизни и полнейшая ее реализация — высшая мера истинности ответов.

В рамках этого подхода уже постановка вопроса подразумевает объективное наличие позитивного, жизнеутверждающего ответа.

В рамках такого подхода всегда есть силы, терпение и интерес искать ответ, когда он еще не получен. «Все действительное — разумно!» (Гегель), даже когда мы еще не доросли до понимания этого «действительного».

Только в рамках этого подхода вопрос обеспечивает и сохранение самого разума, развившегося до постановки такого вопроса.

Второй подход ставит необходимость жизни под сомнение.

«А жить зачем? Если нет цели никакой, если жизнь для жизни нам дана, незачем жить!», - говорит убивший жену, но оставшийся жить герой «Крейцеровой сонаты» Позднышев.

Даже фамилией героя Лев Николаевич Толстой подчеркнул, что тот во всем разбирается поздно.

Поздно разобрался в мерзости своего отношения к женщине и семье, опоздает разобраться и в смысле, существе, ценности жизни. Но, обесценив жизнь в своих демонстративных, позерских рассуждениях, он все-таки жив. Сила жизни взяла верх над приговором ей кривляющегося своей беспристрастностью позднышевского разума (заряженный пистолет остался лежать на столе под газетой).

Некоторые считают героизмом, чуть ни подвигом, рабски, принужденно, как сомнамбулы, до конца следовать роли, навязанной утратившим свою основную функцию безумным разумом, и, как выдумывающие свое мироощущение и оригинальничающие им герои «Бесов» Ф.М. Достоевского, кончают... самоубийством.

Второй подход, ставящий жизнь под сомнение, обусловлен:

• абстрагированием разума от своего источника — жизни,

• игнорированием его определяющей функции — способствовать утверждению жизни,

• абсолютизированием его формальной стороны, обусловленной отражательной функцией.

В рамках второго подхода, кажущегося менее тенденциозным, а в действительности свободного только от одной тенденции - утверждать жизнь, тенденциозно демонстрирующего эту свободу, в рамках этого подхода производное ставит под сомнение причину, без которой оно (производное) не существовало бы вовсе и не могло бы поставить вопроса. Змея смертельно поражает ядом себя самое.

В этом подходе закономерностями, необходимыми для следствия, пытаются проверить правомерность причины.

Первоклассник, сходив однажды в школу, заявил: «Я там не все понял, придется еще раз сходить». Не поняв и в другой раз, при таком подходе он решит поступить со школой, как мартышка в басне с очками: «Не надо мне ее!», не поняв, заявит, что и землю не надо и жизнь - об камень, чтоб «только брызги засверкали».

Второй подход — следствие эмоционального выбора, выражающего отсутствие установки на жизнь и сформированную личностную установку на отказ от жизни, находящуюся в противоречии с биологически обусловленным стремлением жить. Разум тогда, отказываясь от своего смысла быть полезным жизни, обслуживает эту убийственную личностную установку.

Через отрицание жизни такой подход отрицает и ее производное — разум, а без разума не может быть и вопроса, подход отрицает и вопрос.

Такой подход - в конечном счете следствие исключения из рассмотрения интересов пользующегося им, отрыва от потребностей индивидуальной жизни человека и общественной жизни человечества.

В психиатрии такое расщепление интересов называется шизофренией, то есть безумием.

Это наглядное воплощение отказа живого человека от эгоизма, пристрастности выбора, ответственности и благодарности просящего, получающего и берущего.

Оставим в стороне уже упомянутую ситуацию, когда вопрос ставится не для получения ответа, а как выражение депрессии, возникшей по прямо не связанным с этим вопросом причинам — это компетенция психотерапевтов, психиатров или постановщиков развлечений для мазохистов.

Рассмотрим интересующие нас исходные позиции.

1.Отсутствие каких бы то ни было незыблемо принятых позиций. Претензия ощущать себя разумным, последовательным, объективным, а свое поведение разумно обоснованным

Ставящий вопрос в этом случае нелогичен!

Сам вопрос его интересует только как повод для демонстрации своих качеств, во-первых, себе самому. Он тратит все силы ума, чтобы подогнать решение под ответ, способный убедить его же самого в том, что упомянутая претензия обоснована, то есть, что он основателен и разумен.

И, хоть вывод о бессмысленности жизни не означает, что есть смысл в смерти, свой ответ он часто вынужден непременно демонстративно и рабски прямолинейно реализовать, доказывая самому себе обоснованность своего о себе представления и в силу того же неумения думать. Примером такой реализации вывода о бессмысленности жизни может быть случай демонстративного самосожжения молодого человека.

В случае, когда постановка вопроса вызвана описанной претензией, речь должна была бы идти о разоблачении и устранении претензии[43]. После личностной перестройки на продуктивный поиск необходимо было бы обучение того, кто так ставит вопрос, думать и далее о выработке отправной позиции, а не о поисках ответа на вопрос, который в таких условиях верного ответа не имеет. Ведь сознательная деятельность такого человека направлена на демонстрацию себе своей успешности, а не на продуктивное решение проблем и для него самого не имеет смысла — в приспособительном смысле — бесполезна.

2. Позиции, отражающие поиск своего места в жизни, и вопрос о смысле как о цели существования

Вопрос о смысле как о цели отражает человеческий поиск своего места в жизни, выбор главных целей для себя, для той или иной общности, для своего общества, человечества...

Он может подразумевать идеалистическую мировоззренческую позицию(признающую первичной идею, волю, дух с его целями, а материю, с нею и жизнь, вторичной, воплощающей эти изначальные цели), тогда уместно было бы вести речь о способе приобщения к божественным целям, к божественному промыслу.

В рамках материалистического подхода так поставленный вопрос предполагает наличие у человека сформированных в процессе биологической и общественной жизни врожденных и приобретенных потребностей с их различной значимостью для него как для биологического существа и как для личности. Такая исходная позиция требует для верного ответа на вопрос изучения всего круга собственных потребностей, характера их соподчинения, формирования осознанной шкалы ценностей, систематического ее пересмотра и специальной деятельности по реорганизации системы соподчинения собственных потребностей[44].

3. Исходные позиции и вопрос о смысле как о пользе жизни

Вопрос о смысле как пользе жизни предполагает наличие субъекта этой пользы, подразумевает кого-то, для кого эта польза («вот жизнь Пушкина имела смысл для всех, а моя что?..»).

При постановке вопроса в таком смысле могут быть следующие исходные позиции.

• Имеющим смысл признается то, что соответствует целям и полезно для той или иной общественной группы, класса, народа, страны, человечества в целом, полезно в конкретную историческую эпоху или во все времена...

• Полезность определяется относительно целей и потребностей конкретной личности (они всегда зависимы от конкретных общественных интересов).

• Определяется полезность одних проявлений личности для осуществления интересов ее же самой с точки зрения других ее интересов.

• Имеющим смысл признается соответствующее целям провидения, бога, творящей идеи — это уже обсуждавшаяся идеалистическая позиция. Цели, о которых здесь идет речь, обычно представляют собой спроецированные на бога нравственные идеалы той или иной общественной группы, сформированные в определенный исторический период и оторванные от своего истинного источника, абсолютизированные, мистифицированные.

4. Поиск опоры в фундаментальных законах материи или идеи

Имеющим смысл Признается то и только то, что закономерно вытекает из тех или иных, принятых за основополагающие, фундаментальные, законов материи (материалистическая позиция) или идеи (идеалистическая позиция). Вопрос о смысле сводится тогда к вопросу о закономерности, необходимости жизни.

5. Позиции, опирающиеся на конкретные нравственные императивы и вопрос о праве на жизнь

Вопрос о праве на жизнь предполагает в качестве исходной ту или иную конкретную нравственную позицию. Например: «Жизнь имела бы смысл, если бы была утверждением Добра с точки зрения... (такого-то человека или такой-то общественной группы)».

6. Позиции, определяющиеся стремлением к радости

Отправной позицией может быть субъективное стремление к удовольствию, наслаждению, радости.

Тогда вопрос о смысле сводится к вопросу о том, какой радостью окупаются все те трудности и страдания, которые человеку приходится переносить и которые иной помнит гораздо дольше и явственнее, чем периоды радости, удовлетворенности, счастья.

В жизнеутверждающем смысле вопрос тогда подразумевает отношение, которое выше всего ставит собственно движение, процесс, миг этого процесса. Боготворит самое проявление жизни и отражающие его ощущения, эмоции, чувства; осознанные переживания радости и боли. Это отношение почитает высшей ценностью саму жизнь, проживание конкретного мгновения этой жизни.

В отрицательной, форме такой вопрос чаще возникает у инфантильных, эгоцентричных людей, паразитирующих на чужой заботе, принимающих мир за нарочно приставленную к ним няньку, обязанную непрерывно обеспечивать их удовольствием, от их собственной инициативы независимо.

Неудовольствие, тем более страдание, Такие люди не связывают с практическими результатами их деятельности, со своими собственными ошибками, безынициативностью, претенциозностью, ленью, но принимают за нерадивость этой няньки, несправедливое наказание.

Страдание как чья-то персональная несправедливость по отношению к ним вызывает их протест в виде оправданий перед кем-то или самими собой или обвинений кого-то. Они обижаются, сетуют, жалуются и ждут «справедливого» избавления, готовы даже мстить и мстят, будто не способны к поиску зависящих от них причин страдания. К самостоятельному избавлению от несчастья страдание их не побуждает.

Как малые дети, они вечно ждут посторонней заботы о них, лишенные ее, обижаются, но сами ни о ком не заботятся, не умеют и не хотят уметь заботиться даже о себе.

«Забота» о себе и о других, которую они вменяют себе в заслугу, на поверку оказывается адресованной «среднеарифметическому», то есть несуществующему человеку, огульной опекой, пустой тратой сил. Не принося пользы никому, такая опека, как известно, обязывает всех и вызывает не благодарность, а ответную, но неожиданную для эгоцентрика агрессию.

Об эгоцентризме и «женской доле».

В той же «Крейцеровой сонате», кроме Позднышева, был еще один взрослый участник его семейной драмы... - его жена! Но, даже у автора, нет и поползновения допустить, что она тоже взрослый человек, участник, то есть ответственна. Уж если не за судьбу своих детей и мужа, то, хотя бы, за свою собственную, только однажды проживаемую жизнь, ответственна.

То, что она лицо страдательное, то есть осуществляется не как человек, но скорее как вещь, даже автором принимается как аксиома. Выйдя замуж, она не только не предприняла никогда ничего для устройства своей жизни, лишь претерпевала её, как щепка «терпит» грязный поток, который ее несет. Напротив, словно из само собой разумеющейся претензии, что печься о ней должен муж, она на протяжении всей семейной жизни только обижается (на недостаток опеки, что опека не угождает ее ожиданиям), всякий раз не упускает случая выказать неудовольствие, укорить, пожаловаться, выставить опекуна в дурном свете, отомстить, наконец.

И способ мести она интуитивно находит изощреннейший: сделать себе хуже, изуродовать себе жизнь, поставить свое страдание в вину другому (мужу) и своим несчастьем доказать его ничтожество (!?) ему.

«Пойду, вырву себе глаз, пусть у моей тещи зять будет кривой!» Даже свою смерть она использует как месть, почти радуясь возможности так отомстить.

Ни разу даже не попытавшись строить свою жизнь, заботиться о счастье своем, детей, мужа, она сразу обижена обманом своих грез, сразу несчастлива и за несчастливость сразу ненавидит другого - мужа.

И для нее жизнь не ценна потому, что не оправдывает ее эгоцентрических ожиданий.

Никакие констатации несправедливости того или иного общества, так же, как и констатация факта социальной дискриминации женщины, не могут освободить человека (в этом случае женщину) от ответственности хотя бы за свою личную судьбу, и за судьбы связанных с ним людей тоже. Ничто не может освободить взрослого человека от необходимости самому строить свою жизнь в любых условиях, я уж не говорю об индивидуальной ответственности за судьбу своего общества и индивидуальной необходимости влиять на эту общечеловеческую судьбу.

«Крейцерова соната» не только разоблачает безнравственность отношения к женщине в ее обществе, не только обнажает безумие неодухотворенного, маскирующегося под человеческий, инфантильного эгоцентрического «эгоизма» того, кто еще не стал среди людей человеком, безумие обесценившего живые человеческие нужды, позирующего разума. «Крейцерова соната», может быть и без всякого авторского умысла, констатирует жуткий, по-моему, факт совершенной инфантильности, человеческой недосформированности женщины современного ей общества, недосформированности тенденциозно этим обществом оберегаемой, поддерживаемой, непременно программируемой.

Факт этот обязан своим происхождением всей системе общественных отношений и не в последнюю очередь религиозному воспитанию в его наиболее примитивных формах, приучающих относиться к женщине (и женщину к себе) как к «рабе божьей» (и в обмен на покорную безынициативность ждать всегдашней опеки со стороны бога).

Трудно думать, что эта недосформированность почему-то необходима самой женщине (может быть, она помогает ей зачинать, вынашивать, рожать, выкармливать и растить своего детеныша, то есть осуществлять биологическую функцию ?).

Эгоцентризм всегда - следствие воспитания, освобождающего ребенка от забот о самом себе. Тогда, одобряя, поощряют пассивное ожидание опеки. Подменяя инициативу и активность ребенка своей инициативой и активностью воспитателей, берущих на себя все хлопоты о ребенке вместо него - подменяют его собой. Лишая одобрения, наказывают - лишением заботы, грозящим не умеющему теперь заботиться о себе ребенку потерей всего нужного ему. Единственной заботой так напуганного ребенка становится достижение одобрения, а для этого соблюдение предписанных взрослыми правил, обман, что правила соблюдены, оправдания, что их не возможно было соблюсти и объяснения, что невозможно по независящим от ребенка обстоятельствам... Наказание же при соблюдении правил воспринимается несправедливостью и вызывает «справедливый» протест.

Перенесение таких отношений во взрослую жизнь и есть эгоцентризм, когда все заботы направлены на достижение самоодобрения и одобрения, а не полезных для жизни результатов, и означает неприспособленность, несостоятельность и обиды на всеобщую несправедливость.

В настоящее время эгоцентризм остается невольно передаваемым по наследству уже не в осознанных действиях и словах, а самим способом жить, пережитком именно примитивно религиозного отношения, предполагающего наличие постоянной заботы о тебе свыше, наличие изначальной, надчеловеческой, абсолютной Справедливости, наличие бога как опекуна.

7. Пренебрежение мгновением жизни и вопрос о «нетленном»

Вопрос о смысле как о том, что из проявлений жизни остается нетленным, вечным, в качестве исходной позиции предполагает пренебрежительное отношение к мгновениям, из которых слагается жизнь, и подразумевает убеждение, что только остающееся навсегда, вечное, имеет смысл — стоит труда, беспокойства, человеческих мук.

Эта позиция основывается на нравственных ценностях, являющихся производными жизни и жизни именно общественной, но оказывается крайней противоположностью выше описанному отношению, почитающему высшей ценностью саму жизнь, проживание конкретного мгновения этой жизни.