Свет научной мысли

«Мои медицинские рассуждения не списаны с книг, – писал Зощенко. – Я был той собакой, над которой произвёл все опыты». Ссылка на подопытную собаку указывает на знание писателем работ академика И.П. Павлова. Об этом же свидетельствует и его научно-художественное исследование «Перед восходом солнца», опубликованное в журнале «Звезда» в 1943 году.

Подзаголовком могли бы стать слова автора: «Как я избавился от многих ненужных огорчений и стал счастливым». Эта повесть заслуживает особого внимания, потому что явилась оригинальной даже для этого оригинального писателя. Здесь в общем виде изложен способ преодоления «ненужных» душевных страданий:

«Я убрал то, что мне мешало, – неверные условные рефлексы, ошибочно возникшие в моем сознании. Я уничтожил ложную связь между ними. Я разорвал “временные связи”, как называл их Павлов». Добиться этого было нелегко.

Зощенко с юности испытывал приступы хандры и тоски: «Я стремился к людям, меня радовала жизнь, я искал друзей, любви, счастливых встреч… Но я ни в чём этом не находил себе утешения. Всё тускнело в моих руках. Хандра преследовала меня на каждом шагу.

Я был несчастен, не зная почему.

Но мне было восемнадцать лет, и я нашёл объяснение.

“Мир ужасен, – подумал я. – Люди пошлы. Их поступки комичны. Я не баран из этого стада”…

Дружеский шарж на М. Зощенко.

Рисунок Кукрыниксов

Конечно, я знал, что бывают иные взгляды – радостные, даже восторженные. Но я не уважал людей, которые были способны плясать под грубую и пошлую музыку жизни…

Я хотел умереть, так как не видел иного исхода.

Осенью 1914 года началась мировая война, и я, бросив университет, ушёл в армию, чтоб на фронте с достоинством умереть за свою страну, за свою родину.

Однако на войне я почти перестал испытывать тоску… И я на войне впервые почувствовал себя счастливым.

Я подумал: отчего это так? И пришёл к мысли, что здесь я нашёл прекрасных товарищей и вот почему перестал хандрить. Это было логично.

Я служил в Мингрельском полку Кавказской гренадёрской дивизии. Мы очень дружно жили. И солдаты, и офицеры. Впрочем, может быть, тогда мне так казалось.

В девятнадцать лет я уже был поручиком.

В двадцать лет имел пять орденов и был представлен в капитаны.

Это не означало, что я был герой. Это означало, что два года подряд я был на позициях.

Я участвовал во многих боях, был ранен, отравлен газами. Испортил сердце. Тем не менее радостное моё состояние почти не исчезало».

Чем объяснить столь странное средство избавления от депрессии? Вот и М.Ю. Лермонтова оставила хандра, когда он был сослан на Кавказ и участвовал в боях.

Если обратиться к учению Фрейда, придётся сильно напрячь свою фантазию, чтобы свести концы с концами. Он выводил войны из агрессивности, свойственной людям. Зощенко этим качеством не обладал и пошёл на войну, по его признанию, чтобы умереть героем на поле боя. (По Фрейду, у него была тяга к смерти; но он её вовсе не искал, а лишь иногда бравировал своим бесстрашием, выходя под пули.)

Проще и разумней предположить, что на войне он реализовал не тягу к смерти или свою звериную агрессивность, а приобрёл смысл жизни. Он стал частью воинского сообщества. И ему повезло, что там, где он служил, преобладал дух товарищества.

Кстати, начальником штаба этой дивизии был будущий Маршал Советского Союза Б.М. Шапошников, один из главных организаторов нашей победы в Великой Отечественной войне. А тогда, весной 1917 года, после буржуазного переворота и отречения царя вышел приказ о «демократии» в армии, выборности командиров, и начались расстрелы неугодных офицеров и генералов. В дивизии Шапошникова сохранялся порядок, а он был избран начальником.

После революции, вернувшись в Петроград, Зощенко полгода прослужил в Красной армии и был комиссован по здоровью. Он стал скитаться по России, а душевный недуг накатывался на него с новой силой. С 1921 года он стал писателем. Но депрессия не проходила. У него обнаружились болезни желудка, сердца, печени (они могли быть связаны с неполадками в психике).

По совету врачей Зощенко лечился пилюлями, водами, разными процедурами. Не помогли курорты и санатории, путешествия, купания, развлечения. Он решил, что причина тоски в более высоком своём интеллектуальном уровне по сравнению с окружающими.

В Сочи он познакомился с оригинальным человеком: « Минимум два раза в год его вынимали из петли, в которую он влезал, оттого, что его мучила беспричинная тоска». Зощенко познакомился с ним: «Я предполагал увидеть мудрость, ум, переполненный знаниями, и скорбную улыбку гения, который должен уживаться на нашей бренной земле…

Передо мной был самый заурядный человек, с пошлыми мыслями и с тупыми желаниями».

Выходит, депрессия поражает не обязательно нервного интеллектуала, исполненного мировой скорбью и разочарованного в жизни… Хотя, как знать, не могут ли тупые желания и пошлые мысли вызывать у человека неосознанное отвращение к самому себе?

Зощенко об этом не задумался. А мне приходит на память признание актёра Счастливцева из пьесы А.Н. Островского «Лес». Он после полуголодной жизни, скитаний по России остановился у тётушки своей, помещицы. Сытое безделье неделю, другую. И тут настойчивая мысль : «А не удавиться ли мне?» Улучшил момент и сбежал из «тёплого гнёздышка».

Мораль ясна: для нормального человека в жизни должно быть нечто большее, чем сытость и комфорт. Вот и знакомый Зощенко, склонный к суициду, мог в чём-то походить на Счастливцева.

Впрочем, психическое заболевание, мучившее Михаила Михайловича, не было связано с вселенской тоской или бессмысленностью бытия. Причина болезни крылась в событиях собственной жизни. Что же произошло? Чтобы выяснить это, он вспоминал случаи, вызвавшие у него сильные переживания. Но пестрая мозаика историй не складывалась в единую картину.

Обратившись к трудам ученых, он пытался понять тайны глубин сознания, куда не проникает свет разума. Узнал, что существует рефлекс – «своеобразный ответ организма на любое раздражение, которое ребенок получает извне. Эта реакция, этот ответ и является защитой организма от опасностей… Стало быть, не хаос, а строжайший порядок, освященный тысячелетиями, охраняет маленькое существо».

От первого знакомства с окружающим миром, когда у ребенка складываются и закрепляются рефлекторные связи, во многом зависят особенности психики взрослого человека. А проникнуть в далекий забытый мир детства помогают сновидения.

Однажды писатель увидел во сне тигров и руку, тянущуюся из стены. Рассказал о кошмаре психиатру. И услышал ответ:

– Это более чем ясно. Ваши родители слишком рано повели вас в зоологический сад. Там вы видели слона. Он напугал вас своим хоботом. Рука – это хобот. Хобот – это фаллос. У вас сексуальная травма.

Таково было толкование сновидения по Зигмунду Фрейду, и врач следовал именно ему: «В каждом поступке ребёнка и взрослого он видел сексуальное. Каждый сон расшифровывал как сон эротомана».

Михаилу Зощенко подобный подход к психике здорового человека показался сомнительным. Фрейд видел источник нервных страданий в столкновении атавистических влечений с чувством культурного человека. Вытесненные в глубины подсознания, они прорываются в сферу разума, вызывая душевные болезни.

В некоторых своих снах Зощенко пытался найти проявление Эдипова комплекса, позже подавленного рассудком, что вызвало скрытое чувство вины. Но после здравых размышлений пришёл к выводу: всплывший во сне образ материнской груди «увязан с чувством голода, а не эроса».

А если вожделение к пище сродни эротическому влечению? Тогда надо решить, какое из этих чувств первично. Питание, обмен веществ – непременное свойство любого живого организма. Размножение – средство сохранения популяции, вида. Для индивида оно не имеет такого жизненно необходимого значения как дыхание, питание.

В лекции «Здоровое и больное состояние больших полушарий» И.П. Павлов привёл пример первичности именно пищевого безусловного рефлекса. Во время Гражданской войны приходилось голодать работникам его лаборатории, а также экспериментальным животным. «На таких животных почти невозможно было вести работы с условными рефлексами… Все работы выходили на одну тему влияния голода на условные рефлексы». Те же собаки по условиям опытов не имели возможности удовлетворить свои сексуальные потребности. Но это никак не сказывалось на ходе экспериментов.

Энтомолог может напомнить: таракан, лишённый головы, способен некоторое время двигаться и даже совокупляться. Казалось бы, в этом случае пищевой рефлекс отсутствует, а сексуальный остаётся. Не он ли первичен?

Однако у насекомого «задним» отделом тела руководит в значительной мере автономный ганглий. У высших животных такого резкого разделения нет, у них главнейшие функции сосредоточены в головном мозге. Или современный человек в своих психических реакциях ближе к таракану, чем к собаке или обезьяне?

Сомнительность придуманного Зигмундом Фрейдом комплекса ещё и в том, что легендарный Эдип, воспетый 2,5 тысячелетия назад Софоклом, ни в каком из вариантов мифа не страдал подобным недугом.

Разве он убил родного отца по причине ревности к матери? Нет, он и не знал, кто это был. Разве он женился на вдовствующей царице, воспылав к ней любовью? Нет, это был вынужденный брак. Узнав о том, кто его родные родители, он не возликовал, хотя бы в глубине души, освободившись от Эдипова комплекса, а впал в глубокое отчаяние.

В финале трагедии Эсхила Старец произносит:

О сыны земли фиванской! Вот, глядите: вот Эдип,

Он, постигший мудрость Сфинкса, он,

прославленнейший царь.

Всем тогда была завидна доля баловня Судьбы —

И она ж в пучину горя ввергла страшную его.

Жди же, смертный, в каждой жизни

завершающего дня;

Не считай счастливым мужа под улыбкой божества

Раньше, чем стопой безбольной рубежа коснётся он.

Суть мифа проста: от судьбы не уйдешь. За преступление, даже нечаянное, рано или поздно придёт расплата. Никто не знает (не считая богов и оракулов), что может произойти с человеком.

В «Опытах» французского философа и писателя Мишеля Монтеня есть глава: «О том, что нельзя судить, счастлив ли кто-нибудь, пока он не умер». Приведя несколько поучительных примеров, он заключил: «Оценивая жизнь других, я неизменно учитываю, каков был конец её, и на этот счёт главнейшее из моих упований состоит в том, чтобы моя собственная жизнь закончилась достаточно хорошо, то есть спокойно и неприметно».

История Эдипа призвана показать именно это. Напрасно и необоснованно Фрейд считал её безнравственной. Он истолковал её на свой лад, приписав Эдипу психическую аномалию, которой у него не было.

Есть ли подобный комплекс у других людей? Возможно. Психических отклонений предостаточно. Тот, кто поверит в эту гипотезу Фрейда и даст волю своей фантазии, может найти у себя Эдипов комплекс. Это не избавит его от неврозов и депрессий, но, скорее всего, станет их причиной.

…На собственном опыте Зощенко убедился: поиски причин душевного недуга и лечения «по Фрейду» не дают положительного эффекта. Венский психиатр настолько уверовал в эту гипотезу, что придал ей универсальный характер. А она ни в коей мере не раскрывает физиологические основы высшей нервной деятельности.

Полвека назад американский философ Г.К. Уэллс в фундаментальной работе «Павлов и Фрейд» отметил: «Позиция Павлова в отношении психологии и психиатрии состоит в утверждении, что они не могут стать точными науками, если не будут прочно базироваться на физиологии и патофизиологии высшей нервной деятельности. Позиция Фрейда состоит в том, что хотя психическая деятельность и является функцией мозга, она тем не менее представляет собой независимое явление и что научная психология и психиатрия могут быть построены без помощи физиологии мозга».

И.П. Павлов высказался так: «Когда я думаю сейчас о Фрейде и о себе, мне представляются две партии горнорабочих, которые начали копать железнодорожный туннель в подошве большой горы – человеческой психики. Разница состоит, однако, в том, что Фрейд взял немного вниз и зарылся в дебрях бессознательного, а мы добрались уже до света».

К тому же выводу пришел и Зощенко. Отталкиваясь от данных физиологии, он писал: «Высший этаж – кора мозга и подкорковые центры. Здесь источники приобретённых навыков, центры условных рефлексов, нашей логики, речи. Здесь – наше сознание. Нижний этаж – источник наследственных рефлексов, источник животных навыков, животных инстинктов…

Высший этаж мыслит словами. Нижний – образами. Можно допустить, что такое образное мышление свойственно животному и в одинаковой мере младенцу».

Учёные выяснили, что мозг вдобавок разделён на левую и правую половины, которые не только взаимодействуют, но и конфликтуют. Но общая схема, нарисованная Михаилом

Михайловичем, остается верной. Она помогла ему навести порядок в собственном духовном мире:

«Почему давние страхи простились с моей особой? Они простились только лишь потому, что свет моего разума осветил нелогичность их существования».

Так нейтрализуются опаснейшие неврозы и стрессы. Важную роль играет сам выход из состояния неопределённости, нервного напряжения и разбалансировки сознания, названного академиком П.В. Симоновым «болезнью неведения».

«Моя голова, – констатировал Зощенко, – стала необыкновенно ясной, сердце было раскрыто, воля свободна». И ещё: «Я вспомнил множество историй разорванных и не-разорванных связей. И все они с математической точностью утверждали законы, открытые Павловым. И в норме, и в патологии законы условных рефлексов были непогрешимы».

Г. К. Уэллс пришел к выводу: «Павлов сделал очень много для того, чтобы лишить психику таинственности, в то время как Фрейд фактически углублял и осложнял эту таинственность».