Смысл остроумия

Наша реакция на нечто внезапное двоякая. Если это может нам угрожать (резкий звук, неожиданная тень или фигура), мы пугаемся, вздрагиваем, вскрикиваем. Так происходит бессознательно. Рефлекс достался нам от диких предков: он характерен для всех позвоночных. Но когда вдруг «разряжается» умственное напряжение, да ещё с элементами познания нового, это приносит удовольствие.

Острота поражает своей неожиданностью. Главное – познание. Само по себе умственное напряжение легко снять: не думать об этом, вот и всё. Однако шутка, остроумная мысль, смешная ситуация подготавливает к тому, чтобы дождаться финала. Если он понравился, то вызывает улыбку или смех.

Мы переживаем момент озарения, внезапного открытия, откровения. Это не «экономия затраты энергии», а вспышка сознания, элемент творчества.

Даже в случае пошлого намека происходит нечто подобное, хотя и на уровне низком в прямом и в переносном смысле. Кому что нравится! Хотя физиологический результат одинаков: разрядка энергии. Это проявляется в активных движениях мышц лица, спазматических сотрясениях организма при сильном хохоте, появлении слёз, как будто от боли или горя.

Но таковы крайности. Чаще всего вызывает радостное чувство именно ощущение игры, когда ты находишься в приятном расположении духа, готов к восприятию шутки, тебя не обижающей. Например, мне, бородатому, нравится эпиграмма Лукиана (II век):

Если ты думаешь, что с бородой вырастает учёность,

То бородатый козёл есть настоящий Платон.

Более смешон совет Лукиана:

Если ты скор на еду, но вял и медлителен в беге,

Ешь ты ногами тогда, рот же для бега оставь.

Казалось бы, нелепость! Но – смешно. Почему? Отчасти именно потому, что абсурдно. Перефразируя теолога Тертул-лиана, можно сказать: радуюсь, ибо нелепо.

Но дело, конечно, не только в этом. Абсурдностью совета есть ногами, а бегать ртом скрывает очевидный намёк: если ты будешь бегать так же быстро, как поглощаешь пищу, станешь олимпийским чемпионом.

Приём доведения до абсурда порой вырождается в набор нелепостей просто для потехи. Например, замечательный поэт Николай Заболоцкий посвятил своему другу, Николаю Степанову, «Похвальное слово о Колином телосложении», где буддийский «пуп мудрости», предмет созерцания, превращается в нечто грандиозное:

Наконец, в средине чрева,

Если скинешь ты тулуп,

Обнаружить может дева

Колоссально мощный пуп.

Это чудо мирозданья

У тебя, как котлован.

Там построить можно зданье —

Кафетерий и чулан.

Приказав служанке Софе

Торговать в твоем кафе,

Ты там будешь кушать кофе,

Развалившись на софе.

Мы к тебе туда на святки

Будем ездить из Москвы

И играть с тобою в прятки,

Прячась в заросли и рвы.

Будем баловаться с Софой,

У балкона сеять рожь…

Коля, будет катастрофой,

Коль постройки не начнешь!

При психоанализе «по Фрейду» данного произведения вскрывается немало пороков и вожделений, обуревавших автора. Восторженное любование пупом мужчины определённо свидетельствует о склонности к однополой любви. Выражение «воздвигнуть здание» может скрывать намёк на интимные отношения. Тем более что присутствует котлован.

А что делают, развалившись на софе? И что прячется в зарослях и рвах (если под этим предполагать тело человека), тем более, когда взрослые играют в прятки? Стремление баловаться ещё и с Софой (на софе) показывает склонность к содомии. Сеять рожь – аллегория совокупления, а если учесть понятие мать-земля, речь идёт об Эдиповом комплексе…

Не уверен, что такая пародия на психоанализ смешна, но ведь столь же хитроумно Фрейд выискивает в оговорках и сновидениях малейшие намёки на сексуальную патологию (которую он таковой подчас не считает).

Один из «мастеров абсурда» Даниил Хармс, входивший вместе с Заболоцким в питерскую группу Обериутов (Объединение реального искусства), в некоторых случаях так этим увлекался, что не замечал возможности для шутки. Вот его миниатюра:

Петров.

Эй, Комаров!

Давай ловить комаров!

Комаров.

Нет, я к этому ещё не готов;

Давай лучше ловить котов!

Мне кажется, было бы занятней дать первому фамилию Котов. Но в любом случае эта шутка не смешна. В ней недостаёт ни остроты, ни ума, то есть остроумия.

Одно из первых проявлений склонности к юмору связано у малышей с нелепостями, перевёртышами. Они улыбаются, слушая начало сказки Корнея Чуковского «Тарака-нище»: «Ехали медведи на велосипеде, / А за ними кот задом наперёд…»

Если интонация «игривая», с улыбкой, малыш так же отреагирует, а то и засмеётся, воображая комичное шествие зверей. Проще всего рассмешить маленького ребёнка, если показать знакомый ему предмет и назвать другим именем. Это он воспринимает как остроумную шутку.

Детский психолог советского времени Т.А. Репина писала о юморе детей 3—5 лет: «Дети подшучивают друг над другом, строят гримасы, говорят несуразности. И какое большое удовольствие получают они при этом! Так, один малыш любил говорить своей матери:

”Одень шубу, одень шапку, одень перчатки и садись пить чай” – и каждый раз сам громко смеялся своей шутке».

Многие взрослые воспринимают подобные «абсур-дизмы» радостно, как ребятишки. Возможно, в этом проявляется чувство возвращения в бесхитростное детство. Или – инфантильность мышления. Если нелепости входят в моду и рассчитаны на определённую аудиторию, успех гарантирован.

С возрастом приходит способность понимать остроты, для которых требуется, помимо всего прочего, некоторая сумма знаний. Вот пример блестящего остроумия от Бернарда Шоу.

В ресторане гремел джаз. Посетитель подозвал официанта:

– Ваши музыканты играют по заказу?

– Да, сэр.

– Передайте им этот фунт стерлингов. Пусть они сыграют в покер.

Тут игра слов и смыслов с элементами абсурда соответствует ситуации. Но если слушатель предположит, что заказано музыкальное шоу с названием «покер», острота пролетит мимо цели.

В чем тут проявилось подсознание? Громкий шум раздражал, мешая вести разговор. Надо было утихомирить музыкантов. Как это сделал Шоу, зависело от его интеллекта, а не от бессознательной «экономии затраты энергии на упразднение задержки».

Фрейд считал, что шутка, игра слов, каламбур снимают напряжение, которое создано ограничениями, наложенными на личность воспитанием, социальными нормами, логикой, грамматикой. Рушится эта искусственная плотина, и эмоции вырываются наружу, вызывая чувство удовлетворения.

В таком объяснении есть доля правды, особенно в приложении к скабрезным анекдотам, непристойным намёкам, облечённым в приличную форму. Конфликт внешнего и внутреннего, формы и содержания нередко вызывает смех. Но только ли в этом разгадка остроумия?

Французский философ Анри Бергсон в работе «Смех» писал: «Не существует комического вне собственно человеческого». Другое условие: «Смешное может всколыхнуть только очень спокойную, совершенно гладкую поверхность души. Равнодушие – его естественная среда». И ещё: «Смешное не может нравится тому, кто чувствует себя одиноким. Смех словно нуждается в отклике… Один человек, которого спросили, почему он не плакал, слушая проповедь, на которой все проливали слезы, ответил: “Я не этого прихода”… Сколько раз указывалось на то, что смех зрителей в зале раздается тем громче, чем зал полнее».

Бергсон отметил именно рассудочность остроумия: «В обществе людей, живущих только умом, вероятно, не плакали бы, но, пожалуй, всё-таки смеялись». Этот вывод можно подтвердить множеством примеров. Приведем один из наиболее ярких.

Гениальную эпиграмму сочинил поэт и библиограф Сергей Александрович Соболевский (1803—1870). Предельно малыми средствами он достиг сокрушительного результата. Его сочинение из шести строк и семи слов требует пояснений: необходимый информационный потенциал.

Парнас – в Греции гора богов и героев; Пегас – крылатый конь вдохновения. Исходный материал для эпиграммы – книга Н. Сушкова «Обоз к потомству» – многословная и пустяшная. Её первые строки: «Начну решительно, смело, с плеча, как многие, многие начинали! Начну… да вот беда: с чего начать? Как приступить к делу, которое пойдет на суд к потомству – ого! вот куда с первого слова занесло мои записки… мое поэтическое воображение!.. Тьфу, ты, проклятое самолюбие! Тьфу, ты, змей искуситель…»

Соболевский отозвался об этом опусе так:

Идет

Обоз

С Парнаса.

Везет

Навоз

Пегаса.

Накопленная нами информация разряжается почти мгновенно. Реакция вызвана нашим сознанием. Тот, кто не знает, что такое Парнас и Пегас, не знаком с книгой Сушкова, не воспримет эпиграмму. Хотя и может улыбнуться: складно!

Мне доводилось писать несколько юмористических и сатирических сочинений. Обращаешься не к бессознательному, а к сознанию, стремясь вызвать у читателя осмысленный смех. Например:

«Скажи мне, кто я, и я скажу тебе, кто ты».

«Человек с открытым вырождением лица».

«Верный рецепт вечной молодости: умереть молодым».

«Лёгкая жизнь давалась ему с большим трудом».

Чтобы понять призыв – «Сотрём белые пятна до чёрных дыр!» – надо знать, что такое белые пятна в науке и чёрные дыры в астрофизике. Есть и более глубокий подтекст. Гипотеза Большого взрыва, предполагающая существование чёрных дыр, претендует на единственно верное объяснение рождения Вселенной, создавая иллюзию разгадки тайны бытия всего сущего.

Подобные сложные остроты встречаются редко, и они рассчитаны не на смех, а на размышления. Подавляющее большинство острот, анекдотов, эпиграмм, эпитафий доставляют интеллектуальное удовольствие лёгкостью восприятия, без большого напряжения ума.

Смех людей в зависимости от возраста, характера и ситуации

Фрейдист может воскликнуть: «Вот именно – удовольствие! А оно-то и есть сигнал из глубин бессознательного!». В общем виде – верно. Эмоции свойственны высшим животным, а у обезьян выражаются почти как у людей: они от горя впадают в истерику, мимикой выражают удивление или радость, от избытка чувств обнимаются. Однако мы, люди, потенциально наделены чувством юмора высокого уровня, до которого не могут подняться другие животные.

Повторю: смех бывает разный: глупый, умный, пошлый. Как верно заметил Ф.М. Достоевский, по качеству смеха проще всего или даже верней можно судить об уме и характере человека.

В подлинном остроумии – гармония смысла и подтекста, звучания слов. Это пробуждает чувство прекрасного, а неожиданный поворот мысли – радость озарения, пусть и по незначительному поводу.

«Путешествуя в мире очаровательных тайн, – писал Заболоцкий, – истинный художник снимает с вещей и явлений пленку повседневности и говорит своему читателю:

– То, что ты привык видеть ежедневно, то, по чему ты скользишь равнодушным взором, – на самом деле не обыденно, не буднично, но полно неизъяснимой прелести, большого внутреннего содержания, и в этом смысле – таинственно. Вот я снимаю пленку с твоих глаз: смотри на мир, работай в нем и радуйся, что ты – человек!»

…В этой главе примеров остроумия приведено больше, чем требовалось для анализа идей Фрейда. Книга, как любая шутка или сатира, предназначена читателю и должна ориентироваться на его интересы. Это определяет её структуру и стиль. Остроумие и любые продуманные тексты – продукт сознания. Именно со-знания, то есть совместного знания.

В завершение приведу финал стихотворения греческого поэта V века Феона Александрийского о светлом, очищающем смехе:

Слёзы даёт нам Сатурн, речи Меркурий,

рожденье Юпитер;

Гнев наш от Марса, сон от Луны, от Венеры желанье;

Смех же исходит от Солнца: он заставляет смеяться

Как человеческий ум, так равно и весь мир

беспредельный.