Потерять голову – значит обрести ее

Как это происходит, показала богатая практика психоанализа.

В семинаре, который проводил Ж. Лакан в 1954 г., выступила психоаналитик Розин Лефор, представившая следующий случай.

«Робер родился 4 марта 1948 г. Отец его неизвестен. Мать, страдающая паранойей, в настоящий момент находится в больнице. Скитаясь от дома к дому, она держала ребенка при себе до возраста пяти месяцев. Она пренебрегала даже элементарным уходом за малышом вплоть до того, что забывала его кормить. Ей нужно было без конца напоминать о необходимом уходе, о том, что ребенка нужно мыть и кормить. Как выяснилось, этот мальчик был настолько заброшен, что даже голодал. В возрасте 5 месяцев его пришлось госпитализировать в тяжелом состоянии гипотрофии и истощения».

После соматического лечения мальчика возвратили матери, которая, поизмывавшись над ребенком (не имея злого умысла, ибо сама была психически больна), в конце концов от него отказалась.

Мальчик содержался в ряде больниц, где его привели в нормальное физическое состояние, однако психически он был явно нездоров. В конце концов было решено, что «Робера в возрасте трех с половиной лет следует поместить, и уже окончательно, в психиатрическую больницу в связи с не совсем ясным пара-психотическим состоянием. Результат теста Жезелля: QD=43».

Так мальчик оказался в заведении под опекой Розин Лефор. «С точки зрения двигательных параметров, – сообщила она, – следует отметить его раскачивающуюся походку, значительное расстройство координации движений, постоянную повышенную возбужденность. С точки зрения языка – полное отсутствие связной речи, частые крики, гортанный нестройный смех. Он умел произносить лишь два слова, которые выкрикивал: «Мадам!» и «Волк!». Слово «Волк!» повторялось им на протяжении всего дня, что и побудило меня прозвать его «ребенок-волк»… С точки зрения поведения, он был гиперактивным, все время совершал беспорядочные движения. Хватательные движения отличались несогласованностью – он выбрасывал руку вперед, чтобы схватить какой-либо предмет, и, если его не доставал, он не мог ничего исправить, но должен был возобновлять движение с самого начала. Кроме того, следует отметить различные нарушения сна. На этом постоянном фоне у него случались приступы конвульсивных движений без настоящих конвульсий, с покраснением лица, душераздирающими воплями по поводу обыденных ситуаций его жизни: горшок, и особенно опорожнение горшка, переодевание, кормление, открывание дверей, которое было невыносимо для него точно так же, как и темнота, крики других детей и, как мы увидим, смена комнат. Реже у него случались диаметрально противоположные приступы – тогда он находился в полной прострации, глядя без цели, словно депрессивный больной. Ко всем взрослым он относился одинаково, проявляя крайнюю возбужденность и не вступая в подлинный контакт. Детей, по-видимому, он игнорировал, но, когда один из них кричал или плакал, у него начинался конвульсивный приступ. В момент таких приступов он становился опасен, силен, он начинал душить других детей, так что его приходилось изолировать ночью и на время еды… Он появлялся в комнате, бегая без остановки, крича, подпрыгивая и падая на корточки, хватаясь руками за голову, открывая и закрывая дверь, включая и выключая свет. Он хватал и вновь отбрасывал предметы или еще нагромождал их на меня. Прогнатия была ярко выражена».

Робер беспрестанно выкрикивал слово «Волк!». Задачей психоаналитика стало понять, какой смысл вкладывает мальчик в это слово. «Однажды он попытался задушить маленькую девочку, лечившуюся у меня, – рассказала Лефор. – Пришлось их разнимать и посадить его в другую комнату. Последовала неистовая реакция, он стал крайне возбужден. Я принуждена была отвести его в комнату, где он обычно жил. До этого же момента он кричал: «Волк!» – разбрасывал все по комнате – еду и тарелки, так как находился в столовой. В следующие дни каждый раз, как он проходил возле комнаты, где был заточён, он кричал: «Волк!»

Однажды в коридоре послышался шум, какой-то человек прошел в соседнюю комнату. Вот как Лефор описала реакцию мальчика:

«Обезумевший от страха, он вышел, взял свой горшок (с содержимым. – В.Т.) и поставил его перед дверью человека, который только что вошел в соседнюю комнату. После чего он вернулся в комнату, где находилась я, и, прижавшись к двери, закричал: «Волк! Волк!» Я подумала, что это был умилостивительный обряд».

Интересно, что врачу Робер до поры-времени не делал таких дорогих подарков, наоборот: прикрывал свои экскременты, чтобы Лефор их не стащила. Однажды она попыталась это сделать, после чего мальчик стал агрессивен.

«В тот день, выпив немного молока, он вылил его на пол, затем бросил песок в таз с водой, наполнил песком и водой бутылочку, сделал пи-пи в горшок и положил туда песок. После чего, собрав молоко, перемешанное с песком и водой, добавил все это в горшок и поместил сверху резиновую куклу и бутылочку. Все это он доверил мне. В этот момент он отправился открывать дверь и вернулся с лицом, перекошенным от страха. Он снова схватил бутылочку, находившуюся в горшке, и стал упорно бить ее, пока не превратил ее в мелкие осколки. Затем он их тщательно собрал и добавил их к песку в горшке. Робер был в таком состоянии, что я вынуждена была отпустить его, чувствуя, что уже ничего больше не могу для него сделать. Он унес этот горшок. Небольшая часть песка упала на пол, вызвав у ребенка невероятную панику. Ему понадобилось собрать все до мельчайшей песчинки, как если бы это были кусочки него самого, при этом он кричал: «Волк! Волк!»

Робер не выносил ни коллектива, «ни приближения какого-либо ребенка к его горшку. Его приходилось укладывать спать в состоянии сильного напряжения, которое поразительным образом проходило лишь после приступа поноса, после того как он размазывал понос руками повсюду в кровати, а также на стенах».

Через мифологию у нас есть возможность провести параллели с филогенезом. К примеру, у верховной богини синтоистского пантеона Аматерасу был младший брат, ставший ей мужем, от которого она родила детей. Этот персонаж, Сусаноо, находился с сестрой-женой, старшей по положению, в неоднозначных отношениях и устраивал сцены, подобные тем, которые Робер устраивал Лефор. Однажды он, решив, что победил Аматерасу, испражнился в месте для приема пищи и разбросал свои фекалии. Аматерасу попыталась объяснить такое поведение брата-мужа хмельным состоянием, но он не успокоился. Он содрал кожу с живого жеребца и бросил труп в помещение. Аматерасу, испугавшись, убежала в пещеру, на всей Земле наступила тьма, т. к. она являлась богиней солнца. Другие боги выманили ее из укрытия зеркалом, а Сусаноо изгнали. В данном мифе мы видим проявления шизофренического первобытного мышления, которое наблюдается и у несчастного мальчика.

Психоаналитик добивалась узнать, что Робер вкладывал в слово «Волк», и добилась. Она избегает подробностей, обтекаемо говорит, что все произошло, «когда мне пришлось обмануть его надежды». Вполне возможно, что была устроена терапевтическая провокация. Обман ожиданий мог заключаться, например, в следующем: всегда добрая Розин неожиданно стала «злой» – например, дала пощечину.

Робер «подбежал к окну, открыл его и закричал: «Волк! Волк!» – и, увидев свое изображение на стекле, ударил его с криком: «Волк! Волк!» Таким образом, Робер представился – он был «Волк!».

Таким образом, сознание мальчика базировалось на отождествлении части себя с волком, – классический пример шизофренической диссоциации мышления. Еще одно расщепление заключалось в отождествлении своих выделений с собственным телом. Это ярко продемонстрировал обряд умилоствления незнакомца, а также попытки поймать свое «пи-пи», что Робер делал, «будучи убежден, что он сам исчезает» при опорожнении горшка с его мочой.

Последующее лечение заключалось в переносе Волка на психоаналитика, а также в тренингах, направленных на то, чтобы мальчик перестал считать свои выделения частью самого себя. Оказалось, что это взаимосвязано.

«В следующей фазе уже я стала «Волк», – рассказывает психоаналитик. – Он воспользовался тем минимумом построения, которое ему удалось осуществить, чтобы спроецировать на меня все зло, испытанное им, и чтобы в некотором роде обрести память. Таким образом, он постепенно становился агрессивным, что оказывалось для него трагичным. Подталкиваемый прошлым, он должен был быть агрессивен со мной, и, однако, в то же время в настоящем я была тем, в чем он нуждался… Когда он был агрессивен со мной, он пытался себя разрушить. Он представлял себя бутылочкой и старался разбить ее. Я вытаскивала ее у него из рук, поскольку он не был в состоянии перенести ее разрушение… Он начинал кричать: «Волк!» – брал колыбельку и ванночку и выбрасывал их в окно. Он поворачивался ко мне и с яростью заставлял меня глотать грязную воду, крича при этом: «Волк! Волк!..»

Не могу не остановиться в ходе изложения драмы лечения несчастного мальчика, чтобы поклониться этой женщине, Розин Лефор, которая глотала грязную воду по требованию больного и во имя его спасения. Насколько такое поведение врача отличается от лечения в клиниках, где сразу делают укол и привязывают! А ведь настоящее лечение психически больных людей – это самопожертвование.

«Как-то вечером он увидел, как я выхожу из учреждения, – пишет Лефор далее. – На следующий день он отреагировал на увиденное, хотя раньше, замечая, как я ухожу, он не был способен выразить свои эмоции, которые он мог при этом ощущать. В тот день он сделал «пи-пи» на меня в состоянии большой агрессивности и тревоги. Данная сцена была лишь прелюдией к финальной сцене, в результате которой он окончательно приписал мне все пережитое зло и окончательно спроецировал на меня «Волк!»… Я была вынуждена проглотить бутылочку грязной воды и получила агрессивное «пи-пи». Итак, я была «Волк». В один из сеансов Робер отделался от него, закрыв меня в туалете, затем один вернулся в комнату, где мы работали, забрался в пустую постель и начал стонать. Он не мог меня позвать, и, однако, ему было нужно, чтобы я вернулась, поскольку я была постоянным человеком. Я вернулась. Робер лежал взволнованный, его большой палец находился в двух сантиметрах ото рта. И впервые на сеансе он протянул ко мне руки и позволил себя утешить. Начиная с этой сцены, по словам работников учреждения, поведение мальчика полностью изменилось. У меня осталось впечатление, что он изгнал «Волк!». С этого момента он больше не говорил о нем и смог перейти к следующей фазе – к внутриутробной регрессии, т. е. к построению своего тела, ego-body, чего он не мог осуществить раньше».

После того как Робер избавился от Волка в себе, стала возможна психоаналитическая терапия внутриутробной регрессии, когда тело будто образуется заново, как в материнской утробе. Понятно, что построение человеческого тела было невозможно, пока в Робере был Волк.

В этот период мальчик вел себя как эмбрион: принимал позы эмбриона, открывал и закрывал рот «так, как эмбрион пьет амниотическую жидкость, о чем свидетельствуют результаты последних американских опытов. У меня осталось впечатление, что таким образом он себя реконструировал», – рассказывала Лефор.

Последовал ряд интересных сцен. «Робер, будучи совершенно обнаженным передо мной, собрал воду в соединенные ладошки, поднял ее на высоту своих плеч и облил ею тело. Он возобновлял это действие несколько раз и затем мягко сказал мне: «Робер, Робер». За таким крещением водой – а это было именно крещение, если принять во внимание благоговение мальчика, – последовало крещение молоком».

«Сначала он пытался стать отличным от меня, отделившись от меня. Он давал мне есть и приговаривал, ощупывая себя: «Робер», – затем трогал меня: «Не Робер». Я активно воспользовалась этим в моих интерпретациях, чтобы помочь ему отличить себя. Эта ситуация перестала ограничиваться лишь нашим с ним отношением, он включил в нее и лечившихся у меня девочек».

Мы видим терапевтические приемы формирования самосознания на базе отличения себя от других.

Робер стал способен принимать и давать. Он дарил аналитику свою «каку», не боясь, что его убудет. «QD по Жезеллю изменился с 43 на 80, а тест Терман-Мерилля показал QJ=75. Клиническая картина изменилась, двигательные расстройства исчезли, так же как прогнатия. С другими детьми он стал дружелюбен и часто защищал более маленьких. Его можно начинать приобщать к групповой деятельности. Лишь язык остается рудиментарным. Робер никогда не составляет фраз, а употребляет лишь отдельные слова».

Далее случилась вынужденная разлука. Розин Лефор надолго уехала (рожать). В это время с ребенком занимался ее муж, тоже психоаналитик. Когда Розин возвратилась, у Робера начались бурные реакции, переходящие в соматические расстройства (понос, рвоту, обморок). И, что характерно, он начал ревновать Розин (Лакан, 1998. С. 49–57).

Он ее полюбил!

Тех первых людей, которые выжили и дали начало всему роду человеческому, спасло чудо, чудо любви. Я утверждаю это, несмотря на то что являюсь убежденным сторонником рафинированно научного подхода. Категорически отрицаю немотивированные эволюцией события вопреки записным «эволюционистам», утверждающим якобы научные, а на самом деле совершенно бредовые идеи: будто некие обезьяноподобные предки слезли с деревьев и начали трудиться; будто сознание появилось из животных рефлексов «мало-помалу» и т. д. и т. п. И при этом мы признаём, что первых людей спасло Чудо.