Игры для взрослых
Игры для взрослых
«Остаться в живых» — родоначальник реалити-шоу на телевидении. Оно было создано и как развлекательная программа, и, возможно, чтобы попытаться узнать что-либо об образе жизни наших предков, которые жили в саванне как охотники и собиратели, каждый день участвуя «в играх сотрудничества и соперничества».
Шестнадцать «потерпевших крушение» спускались на великолепный полинезийский остров и делились на два племени. Они участвовали в дарвиновской игре на выживание, и наиболее успешный получал приз в миллион долларов. Как это происходит и в природе, соревновались и в пределах племени, и целыми племенами; часть соревнования в пределах племен была построена на кооперации, доверии и обязательствах, поскольку два или больше индивидуумов образовывали альянсы, чтобы «опрокинуть» третьего.
Казалось, будто эти люди, оторванные от своей повседневной работы водителей грузовика, тренеров, учителей и уволенных в запас офицеров флота, изучили страницу из дневников Джейн Гудол, посвященных шимпанзе, или из книги о племенах охотников/собирателей. После тридцати девяти изнурительных дней Ричард Хач был объявлен победителем. Говоря о своей победе, Хач подчеркнул: «Я действительно заработал свое первое место. Как только мы появились на острове, я стал определять стратегию: надо сосредоточиться на том, чтобы подружиться с четырьмя участниками. Я не хотел обидеть кого-то, оскорбить чьих-то чувств, хотел лишь все спланировать, чтобы выиграть игру. Я не чувствую, что играл дьявольскую роль. В этой игре была этика... Я не сожалею ни о чем, что я сделал или сказал, и я не изменил бы ничего».
Комментарии Хача охватывают несколько ключевых элементов шоу, а также помогают объяснить, почему «Остаться в живых» и последующие программы развлечений такого типа собирают в Соединенных Штатах более 50 миллионов телезрителей в неделю. Мы с удовольствием и азартом наблюдаем борьбу других людей (искушения и конфликты), судим о том, допустимы или нет те или иные действия. В основе комментариев Хача — проблемы личной ответственности, справедливости, лояльности, желания построить социальную стратегию. Хач говорит, что он зарабатывал свою награду и не чувствовал вины за свой «стратегический заговор». Для него это было игрой с правилами, и он играл справедливо и правильно. Он никому не намеревался нанести прямого вреда, даже если имел возможность сделать это; его цель состояла в том, чтобы победить, не создавая эмоционального хаоса для других. Когда возник более выгодный союз, он воспользовался этим. Когда представилась другая возможность — «переметнуться» в лагерь противника, он сделал это не сразу, а рассчитав, когда такой поступок принесет больше преимуществ. Победа Хача — очень точное балансирование между искушением и контролем, что является характерным для нашего биологического вида и для многих других, которые нам предшествовали. Она также поднимает вопрос о принципах, руководящих нашими суждениями о специфических действиях, особенно относительно того, что мы считаем справедливым и этичным. Только инструментарий науки может пролить свет на эту проблему.
Интуитивный мотив большинства экономических игр сотрудничества состоит в том, что человек всегда стремится получить максимальное вознаграждение: деньги, пищу, помощников, детей. Если вознаграждение за измену выше, чем вознаграждение за сотрудничество, индивидуум отступает. Это интуитивное представление было отражено в захватывающем фильме «Счет»[84] со звездами Эдом Нортоном и Робертом де Ниро. Персонажи фильма вовлечены в заговор: они планируют ограбление. Его цель — французский скипетр шестнадцатого столетия, находящийся под строгой охраной. Притворившись умственно отсталым уборщиком, Нортон вошел в доверие к охранникам, и теперь был хорошо знаком со всеми входами и выходами. Нортон, однако, нуждается в навыках де Ниро — вора и взломщика сейфов. Зная это, де Ниро требует разделения долей шестьдесят к сорока. Нортон первоначально отклоняет это предложение как несправедливое, мотивируя тем, что он один разработал план грабежа. Де Ниро отстаивает свою долю, утверждая: или шестьдесят к сорока, или никаких дел. Нортон соглашается. По мере разворачивания событий становится ясно, что Нортон передумал: он хочет убежать с добычей, оставив де Ниро ни с чем. Де Ниро, однако, предвосхищает хитрые планы Нортона, обманывает его и полностью изменяет ситуацию, оставляя Нортона без пенни. Этот заговор иллюстрирует простой трюизм о сотрудничестве: как только участники дела понимают, что есть возможность получить неравные вознаграждения, каждый игрок быстро оценивает различия, часто подсознательно и со скоростью молнии двигается к стратегии, которая обеспечит ему максимальный выигрыш. И во многих играх сотрудничества лучшая стратегия для игрока — изменить сотрудничеству, т. е. отступничество.
Чтобы исследовать, как люди распределяют ресурсы, экономисты создают простые игры, предназначенные для того, чтобы охарактеризовать некоторый аспект действительности. Традиционно экономисты начинают с предположения, что люди являются корыстными и делают все возможное, чтобы получить максимальный выигрыш[85].
Две из наиболее изученных игр — это «Диктатор» и «Ультиматум». В классическом варианте играют двое, причем противники не обладают какой-либо информацией друг о друге. Подобно воображаемому сценарию Ролза для конструирования принципов справедливости, эти игры проводятся под покровом неведения. Однако, в отличие от сценария Ролза, эти игры устраняют возможность для переговоров. Каждая игра построена таким образом, что один индивидуум играет роль проектировщика, в то время как другой играет роль получателя (реципиента). Оба игрока знают правила игры и стартовую сумму. В игре «Диктатор» проектировщик начинает с 10 $ и имеет выбор: предоставить реципиенту некоторую часть из 10 $ или не дать ничего. Как только проектировщик оповещает о своем предложении, игре конец: реципиент не имеет никакой возможности для переговоров. Игра «Ультиматум» начинается с того же самого момента: проектировщик предлагает или некоторую часть из 10 $, или вообще ничего не предлагает. Затем реципиент или принимает, или отклоняет предложение проектировщика. Если реципиент принимает предложение, он удерживает предлагаемую сумму, а проектировщик сохраняет то, что остается. Если реципиент отклоняет предложение, оба игрока уходят с пустыми руками.
Если, как обычно полагают экономисты, проектировщики — это те, кто стремится к увеличению денежных средств (Homo есоnomicus), тогда в обеих играх они должны делать наименьшее из возможных предложений. Эта логика должна быть прозрачна для любого обдумывающего ситуацию реципиента: реципиенты не имеют никакого выбора в игре «Диктатор», но в игре «Ультиматум» они могут принять или отклонить любое предлагаемое количество денег. Однако, когда с изменяющимися исходными суммами играют взрослые различного социально-экономического статуса в таких индустриальных обществах, как Соединенные Штаты, Великобритания и Япония, результаты обеих игр указывают на некоторые весьма существенные различия. В игре «Диктатор» предложение самой незначительной суммы не имеет никакой цены, потому что реципиент должен взять то, что предлагается. Многие проектировщики следуют за этой логикой и не предлагают ничего. Другие, поддаваясь, очевидно, иррациональному правилу, предлагают половину исходной суммы.
В игре «Ультиматум», напротив, реципиент может отклонить предложение — возможно, это способ отомстить или форма выражения злости — оставить обоих игроков без денег. Но почему реципиент так поступает? Рациональные «увеличители» денежных средств должны предложить маленькую сумму, назвав 1 $ из 10 $. Реципиенты должны принять предложение, так как кое-что лучше, чем ничего. Но здесь проектировщики предлагают до 5 $, и реципиенты отклоняют предложения менее 2 $. Поэтому кажется, что в обеих играх участники поступают нелогично. Никто не призывал их играть справедливо и делить пирог пополам в игре «Диктатор». Никто не учил их быть глупыми и отклонять 2 $ в игре «Ультиматум». Учитывая, что игроки не являются пациентами с поврежденным мозгом и дефицитом в принятии решения, почему они настолько иррациональны? Что произошло с нашим рациональным, корыстным, жадным до денег игроком? Что произошло с Homo economicus?
Стандартное объяснение этих результатов состоит в том, что, хотя мы, возможно, развивались как Homo economicus, мы также рождены с глубоким чувством справедливости, касающимся благосостояния других, даже когда наши действия лишают нас личной выгоды. Как выразились специалисты в области математической биологии Мартин Новак и Карл Зигмунд, «выдумка о рациональных Homo economicus, неуклонно оптимизирующих материальную полезность, уступает место представлению об «ограниченно рациональных» лицах, которые принимают решение движимые инстинктами и эмоциями. Это представление определяет особенности человека, склонного к взаимодействию, — Homo reciprocans»[86].
В игре «Ультиматум» проектировщикам свободно дают деньги без необходимости оплачивать какие-либо издержки. Реципиентов, которые отклоняют предложения, можно считать глупыми, поскольку они отказываются от некоторых наличных денег, но их отказы говорят о многом. В глазах получателя и в его «умственном аккумуляторе», который заряжает эмоции, некоторые предложения кажутся откровенно несправедливыми. В конце концов, экспериментатор просто вручил проектировщику некоторые наличные деньги. Справедливой считается сумма, приближающаяся к половине начального капитала. По крайней мере, об этом свидетельствуют результаты изучения одной игры, в которую играют молодые люди в индустриальных странах.
Совместные действия часто повторяются, иногда с тем же составом людей, иногда с новым составом в каждом раунде. Скажем, вы только что играли один раунд «Диктатора» с игроком А, который не предложил вам ничего, и один раунд с игроком В, который предложил вам 5 $ из 10 $ стартового капитала. Теперь ваша очередь играть один раунд «Диктатора» с А и один с В. Вы будете делать одинаковые предложения игрокам А и В или разные? Если вы похожи на большинство людей, которые играют повторно и знают, что соперники предлагали в предыдущих раундах, то вы ничего не дадите игроку А и выделите приблизительно 5 $ игроку В. Люди придерживаются таких стратегий в повторных играх потому, что, сотрудничая с кем-либо, они помнят о его репутации. Математические модели этой проблемы показывают, что справедливость развивается как устойчивое решение игры «Ультиматум», если проектировщики имеют доступ к информации о прошлом поведении получателя[87]. Когда эта информация учитывается в деятельности группы, репутация укрепляет сотрудничество и обеспечивает защиту от отступлений[88].
Многие игры, которые придумывают экономисты-экспериментаторы, вовлекают анонимных участников, следующих в игре тактике короткого однократного взаимодействия. В некотором смысле это можно было бы сравнить с нашей ранней эволюционной историей, когда кочевые охотники и собиратели случайно сталкивались с другой группой и, видимо, имели возможность обменяться товарами или информацией. Когда образ жизни охотника и собирателя изменился и они перешли к оседлости, изменились две характеристики нашей среды, которые навсегда преобразили сотрудничество: увеличился размер группы, и мы начали полагаться на разделенные ресурсы, доступные через развитие сельского хозяйства и фермерства. С увеличением числа людей увеличились возможности для взаимодействия и сотрудничества, особенно между лицами, генетически не связанными. Это привело к развитию нашей способности помнить, кто что сделал, кому и когда. Соедините увеличение размера группы с оседлостью, и вы имеете новую форму использования и разделения ресурса. Вместо того чтобы передвигаться с места на место при охоте и сборе растений, люди стали вести хозяйство на определенной территории, они стали зависимы от того, что они производят и используют поблизости. Хотя охотники и собиратели сотрудничают между собой и разделяют ресурсы, они, как правило, не сталкиваются с тем, что специалист в области социальных наук Гаррет Хардин назвала «трагедией общин»[89].
Основная идея здесь состоит в том, что существует некоторый общественный ресурс, который каждый может свободно использовать и потенциально злоупотреблять им. Учитывая проблему злоупотребления, как группа может предотвратить эгоистичное использование ресурса одним или более лицами? Если каждый будет использовать ресурс индивидуально, то нет никакого способа поймать мошенников. Отдельные лица впадают в искушение брать немного больше, чем установила группа при справедливом распределении.
В четырнадцатом столетии британские деревни неоднократно являлись жертвой политики, которую проводила палата общин. Каждая деревня была связана с общим пастбищем для рогатого скота и овец. Пастбище представляло разделенный ресурс. Но по мере того как в домашнем хозяйстве увеличивалось число животных, пасущихся на пастбище, появлялось искушение приобрести больше. Больше животных — больше использования пастбища. Больше использования пастбища — меньше свободного пастбища. Меньше возможностей — больше соревнования. Больше соревнования — больше борьбы. Больше борьбы — меньше деревенского единения. В конечном счете, деревня за деревней распадались. Появилась частная собственность как альтернатива,
контролирующая искушение обмануть. Каждое домашнее хозяйство имело и обслуживало свое собственное пастбище. Но скоро эта стратегия также потерпела неудачу, поскольку индивидуальная жадность вела к новым способам приобрести больше земли. Так возникли крупные и мелкие землевладельцы, а вскоре появились богатые поместья с большим количеством земли и бедные домашние хозяйства, не имеющие вообще ничего. Такое экономическое неравенство постоянно усиливалось и распространялось во всем мире, часто без беспокойства за судьбу следующих поколений. Писатель и путешественник Дейтон Дункан зафиксировал это стремление к бесконтрольному и свободному использованию земель у скотоводов штата Техас, которые после перегрузки пастбищ, возникшей в результате гражданской войны, говорили на городском собрании: «Решено, что отныне ни один из нас не знает или не хочет ничего знать о травах, аборигенах или о чем-то другом, кроме того, что в настоящее время они [пастбища] имеются в большом количестве, хорошем состоянии, согласно отчетам, и мы получаем большинство из них, пока они еще есть»[90].
Один из способов поддерживать совместное использование земли — поставить ресурс под контроль общественного мнения. При этом образ индивидуума или его репутация могут сыграть решающую роль в сотрудничестве[91].
Экономисты-исследователи провели несколько лабораторных экспериментов с участием студентов колледжа, показав, что и репутация, и наказание оказывают положительное влияние на сотрудничество[92]. Например, в экспериментах, проведенных экономистом Эрнстом Фером, испытуемые играли в игру, предусматривающую наличие общей корзины — денежной суммы. Кроме того, каждый игрок имел возможность оплатить наказание того участника, который уклонялся от сотрудничества. Сначала некоторые лица пытались извлечь из корзины доход в свою пользу, не внося соответствующего вклада. Но, как только игроки осознавали, что мошенников могут наказать, ситуация быстро менялась. В итоге поступление вкладов в общественную корзину налаживалось. Тот факт, что индивидуумы были готовы заплатить, чтобы наказать мошенников, показывает, что моральное негодование может вызвать действия, которые не принесут прямой личной выгоды, но принесут пользу в виде накопления общественного блага.
Наказание в этих играх может иметь и эгоистичную мотивацию: если я наказываю других, мой статус повышается относительно их статуса. Правильно ли это утверждение? Рассмотрим еще раз исходную игру «Ультиматум». Если бы реципиенты хотели понизить чей-либо статус, они должны отклонить предложение, предусматривающее деление меньше, чем поровну, 50 на 50 $. Они этого не делают. В игре «Ультиматум», где проектировщик имеет 10 $, но может предложить только 2 $ или 10 $, предложение в 2 $ должно быть отклонено. Оно, однако, не отклоняется. Наказание, конечно, понижает чей-то статус, но иногда люди используют наказание, чтобы ясно дать понять, кто находится в игре и кто из нее выходит, даже когда это требует их личных затрат.
Результаты этих игр свидетельствуют о таком глубинном качестве человеческой натуры: единственный способ гарантировать устойчивые, кооперативные сообщества — обеспечить открытую экспертизу репутации и предоставить возможности для того, чтобы наказывать мошенников. Всегда будут слабые личности, которые не способны контролировать искушение обмануть и взять больше, чем им положено. Выделяя таких индивидуумов и обеспечивая механизмы для того, чтобы наказывать их, мы можем сохранить общественные блага, на которые имеет право все человечество, — принцип справедливости как честности Ролза.
Все больше антропологов и экономистов обнаруживают данные, рассматриваемые в настоящее время как свидетельство в пользу уникальной человеческой познавательной адаптации. С одной стороны, в значительной степени мы унаследовали от наших предков эгоистичную природу, но с другой — мы развили уникальную, человеческую психологию, благодаря которой предрасположены к различным формам альтруистического поведения: прочной взаимности[93].
Взаимный альтруизм, первоначально постулированный биологом-эволюционистом Робертом Триверсом, базируется на эгоизме: я чешу твою спину, ожидая, что позднее ты почешешь мою. Я чешу твою спину только потому, что я знаю, что буду нуждаться в тебе, чтобы ты когда-нибудь почесал мою. Мое действие просто эгоистично. Сильной взаимности тут нет. Ведущими специалистами этого направления сильная взаимность определяется как «предрасположение сотрудничать с другими и наказывать за свой счет тех, кто нарушает нормы сотрудничества, даже когда нельзя ожидать, что эти затраты будут возмещены: или кем-то другим, или когда-нибудь позднее». Хотя сильная взаимность не эгоистична, она имеет стратегический характер: сотрудничайте только с теми, кому вы доверяете, и отстраните тех, кто не надежен, потому что они могут обмануть. Наказание, конечно, иногда оборачивается благом для тех, кого наказывают: мошенники могут возвратиться к нормальной жизни и быть хорошими гражданами. Но намерение наказываемого мошенника состоит не в том, чтобы преобразиться. Поэтому он должен платить отлучением от круга кооперирующихся участников. В результате должно стать явным различие между положением внутри группы и положением вне группы. Поведенческие эксперименты Фера поддерживают это объяснение, потому что участники готовы платить, чтобы наказать мошенников, даже если им никогда не придется с ними взаимодействовать. Поэтому наказание не может ставить целью вернуть их в группу, превратить из грешников в добродетельных сотрудников. Более того, те, кто наказывает больше других, — это также и те, кто вносит самую большую сумму в играх с общественным благом. Это дает основание предполагать, что именно они больше всех рискуют и больше всех заинтересованы в поддержании круга соучастников. Как и ожидается, мошенники и вносят меньше, и наказывают меньше.
Все исследования, обсуждаемые в этом разделе, подводят к следующему заключению: мы развили способность наказывать тех, кто обманывает, и сотрудничать с теми, кто заслуживает доверия. Но этот подход характерен для Запада, дающего объяснения исторических событий с позиций развитого индустриального мира. Что можно сказать о Востоке, о мелких сообществах охотников и собирателей в Африке, Австралии и Южной Америке?