Соблазненный правдой другого

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Соблазненный правдой другого

При каких условиях одному животному допустимо вредить другому? В настоящее время принято считать, что животные наносят вред другим животным во время охоты, нападая на членов соседней группы, при избиении члена своей группы, занимающего в группе место ниже атакующего, в период детоубийства и при переадресации агрессии (своеобразный механизм уменьшения напряженности после конфликта). Как и при проведенном ранее обсуждении человеческого насилия, мы не находим одного-единственного этического принципа, руководящего насилием животного, четкого и простого, который однозначно определяет, что нанесение вреда другому запрещено. И при этом нет принципа, утверждающего, что вред допустим всякий раз, когда животное чувствует себя вправе причинить его. Мы объясняем разнообразие вариантов причинения вреда, обращаясь к принципам и параметрам, которые лежат в основе действий, и особенно — их причин и следствий. Но вклад ролзианской модели дополняет юманианская модель. Давайте вернемся к старому примеру, чтобы увидеть, как могут проявляться эти факторы.

Когда агрессор «улаживает» отношения со своей жертвой, в этом взаимодействии присутствует некоторый оттенок, который напоминает сочувствующую или, возможно, эмпатийную реакцию. В главе 4 я обсуждал некоторые исследования эмпатии человека, вдохновленные ранними работами Хоффмана. Они воспроизводили его данные более широко, в свете изменений, обусловленных развитием и поиском неврологических коррелятов. Эти исследования были выполнены Нэнси Эйзенберг, Эндрю Мельцоффом и Танией Сингер. Для некоторых ученых эмпатия представляет нечто большее, чем ощущение того же самого состояния, как у кого-то другого. Она влечет за собой знание или способность к осознанию того, что это такое — почувствовать себя кем-то другим.

В самой простой форме эмпатия формируется на основе системы зеркальных нейронов, где мое восприятие события является зеркальным отражением «претворения» данного события кемто другим. В какой-то момент, однако, эта форма сочувствия преобразовывается — или в эволюции, или в индивидуальном развитии — приобретением навыков к пониманию умонастроений другого. С этой новой способностью индивидуумам становится доступным понимание чувств другого; они могут представить свои переживания в такой же ситуации, найти средства улучшить свое состояние и на этой основе понять, как улучшить состояние другого.

Имеют ли животные что-нибудь подобное первой или второй форме эмпатии? Обсуждая особенности эмпатии людей, я упоминал интересное наблюдение: чуткие люди более восприимчивы к зевоте. Зевота вообще заразительна. Но она по-настоящему заразительна, если вы имеете большое сердце, неспособное отгородиться от страданий других. Основываясь на этой корреляции между зевотой и эмпатией, психолог Джеймс Андерсон задался вопросом: в какой степени другие животные также подвержены заражению зевотой?[335]

Шимпанзе, выросшие в неволе, наблюдали видеосюжет, в котором другой шимпанзе, делая что-то, зевал. Хотя и непостоянно, но некоторые особи шимпанзе вслед за ним тоже начинали зевать. Мы не можем сказать, что склонные к зевоте обезьяны являются чуткими, а невосприимчивые к ней обезьяны равнодушны. На основании всего сказанного можно лишь утверждать, что заразительная зевота является признаком эмпатии у людей и, возможно, что это справедливо для шимпанзе и других видов. Эта возможность, так же как и другие проявления взаимной заботы у животных, устанавливает более определенный взгляд на эмпатию.

В природе крысы кормятся в компании себе подобных и часто учатся друг у друга. В лабораторных условиях молодые животные узнают, чем питаться, или следуя примеру хорошо осведомленных особей, или принюхиваясь к воздуху, выдыхаемому этими особями. Поскольку крысы кормятся сообща, они, естественно, поглощают корм так, чтобы у кого-то еще был шанс его получить[336]. Чтобы установить, может ли одна крыса отказаться от корма ради благополучия другой особи, экспериментатор обучил первую крысу нажимать на рычаг для получения корма. Затем экспериментатор помещал вторую крысу в смежную клетку и изменял функции рычага. Теперь, когда крыса с доступом к рычагу нажимала на рычаг, ее соседка получала сильный удар током. Этот удар оказывал не только прямой эффект на «получателя», но и косвенный эффект — на крысу, управлявшую рычагом. После нескольких проб эта крыса фактически прекратила нажимать на рычаг и, таким образом, закрыла для себя доступ к продовольствию. Иными словами, эта крыса фактически заплатила свою цену (голодом!), избавляя соседку от боли. Это альтруизм, по крайней мере, в биологическом смысле: потери для крысы, управлявшей рычагом, с одной стороны, и выгода для жертвы удара — с другой. Результаты этого исследования дают основание считать, что крысы могут управлять своим желанием получить корм, чтобы блокировать действие, которое причиняет боль другому. Такое поведение крысы напоминает эмпатию, или сострадание. Но имеются и более простые объяснения. Вид крысы, корчащейся от боли, может вызывать отвращение. Когда что-то вызывает отвращение, животные обычно прекращают любую активность. Наконец, когда крыса, нажимающая рычаг, видит, как другая содрогается от боли, она может остановиться из страха возмездия.

Хотя эти результаты открыты для различных интерпретаций, анализируя их, можно провести параллель с данными по обесцениванию отсроченной награды, полученными на голубях и описанными ранее. На некотором уровне крыса, нажимающая на рычаг, должна противостоять искушению в виде немедленно получаемого корма. Эти исследования отличаются от экспериментов по обесцениванию награды в том плане, что контролю подлежит отнюдь не выбор между разными порциями корма: маленькая сразу или большая позднее. Выбор здесь имеет другое значение: крыса должна выбирать между некоторой порцией корма теперь и полным отсутствием корма потом, потому что нажим на рычаг причиняет боль ее соседке. Хотя крысы сначала на какое-то время прекращают нажимать на рычаг, затем они возвращаются к этому действию. Такое поведение закономерно, поскольку длительный отказ от нажатия на рычаг привел бы к голоданию. Несмотря на то что причинять боль другой крысе, может быть, плохо, а крыса «на рычаге» непосредственно ответственна за удар, личный интерес побеждает.

В последующем исследовании экспериментатор обучал группу крыс нажимать на рычаг, чтобы опустить к земле подвешенный кубик из пенополистирола. Если подопытная крыса была не в состоянии нажать на рычаг, экспериментатор наносил ей удар током. Как только крыса обучалась нажимать на рычаг, экспериментатор прекращал наказывать ее и, таким образом, устранял основание для нажатия рычага. В отсутствие наказания или награды мотив для нажатия исчезает. Для половины крыс эксперимент продолжался с кубиком из пенополистирола, прикрепленным ремнем, и рычагом для нажатия. Для других крыс экспериментатор заменял кубик живой крысой, закрепляя ее ремнем в неудобном положении, при этом животное извивалось и визжало. Крысы, которые имели дело с подвешенным кубиком, никаких действий вообще не предпринимали. Крысы, увидевшие подвешенную крысу, немедленно начинали нажимать на рычаг. Хотя экспериментатор не собирался одних наказывать за безразличие ударом тока, а других награждать за бескорыстные усилия кормом, они тем не менее нажимали на рычаг и опускали на дно клетки своих соплеменников, уменьшая их стресс, вызванный подвешиванием. Это — альтруизм. Крыса, нажимающая на рычаг, затрачивает определенные усилия и таким образом приносит пользу подвешенной особи, перемещая ее в более безопасное положение.

Что эти результаты говорят о развитии альтруизма и этики в более широком плане? Возможно, вид другого живого существа, переживающего бедствие, вызывает у нормально функционирующих животных эмоциональный ответ, который блокирует желание получить большее количество пищи. У многих из нас вид пожилого человека, пытающегося открыть тяжелую дверь или несущего большую сумку, вызывает почти рефлекторную реакцию сопереживания, которая заканчивается попыткой помочь, хотя это действие прерывает наш завтрак или интересную беседу. Нет никакой проблемы контроля, потому что нет никаких альтернатив для выбора. Возможно, что у животных возникают подобные реакции. Одного вида крысы, страдающей от боли, достаточно, чтобы вызвать сочувствующий ответ. Или напротив, возможно, что вид другой особи в беде вызывает у животного отвращение. Когда крысы воспринимают нечто, вызывающее у них отвращение, они прилагают все усилия, чтобы остановить это. Нажатие рычага само по себе не является альтруистическим действием.

Каждое из этих исследований ставит своей целью выяснить, что делают крысы в ситуациях, когда они могут помочь. Однако остается открытым вопрос о том, что крысы могли бы чувствовать, наблюдая поведение других особей: одно альтруистичное, а другое — эгоистичное? Предпочли бы они взаимодействовать с альтруистами? Изгнали бы они эгоистичных особей из своей группы? Нет ответов на эти вопросы. И пока их нет, мы не можем провести различие между суждениями животного или особенностями его восприятия действия и его решением действовать. Изучение приматов в целом дает не намного больше информации, но позволяет глубже проникнуть в природу этого явления.

Экспериментатор обучил обезьяну резус дергать одну из двух цепей, чтобы получать ежедневную порцию пищи. Подопытные обезьяны с готовностью подчинялись и кормили себя. Затем экспериментатор привел другую обезьяну резус в смежную клетку и, как и в исследованиях с крысами, присоединил одну из цепей к устройству, которое наносило удар тока размещенной в соседней клетке обезьяне. В этом случае, воспроизводя поведение крыс, резусы также прекращали дергать цепь. Но, в отличие от крыс, большинство обезьян резус показали большую сдержанность и значительный контроль, запрещающий это действие. Некоторые индивидуумы прекращали дергать цепь в течение пяти — двенадцати дней, фактически изводя себя голодом. Продолжительность голодовки (времени, которое резус воздерживался от дергания цепи) зависела от двух важных факторов. Это были его личный опыт, связанный с переживанием удара, с одной стороны, и вид страдающего от удара животного — с другой. Индивидуумы не трогали цепь в течение более длительных периодов времени, если они имели опыт (сами когда-то перенесли боль от удара током) и если их объединяли в пару со знакомым членом группы, в отличие от незнакомой особи или принадлежавшей к другой группе. Кроме того, воздержания практически не наблюдалось, если в соседнюю клетку помещали не другую обезьяну, а, например, кролика.

Эксперименты с обезьянами резус можно истолковать, привлекая те же неоднозначные объяснения, как и в случае экспериментов, выполненных на крысах. Хотя обезьяна резус может чувствовать эмпатию, или сочувствие, к другому живому существу, переживающему боль, но выражение боли также может вызывать у нее чувство отвращения. Вид другого живого существа, которое корчится от боли, часто служит источником отвращения. Наблюдение за товарищем по совместной жизни в клетке, который страдает от боли, может вызывать более сильное отвращение, чем наблюдение за муками незнакомого резуса. Вид кролика, переживающего боль, не трогает обезьяну. Резусы могут также думать, что все плохие поступки так или иначе будут наказаны, и поэтому опасаются возможного возмездия, если они продолжат получать пищу, причиняя боль соседу. Но даже если резусы знают, что, дергая цепь, они причинят боль другому, нет никаких оснований считать, что они прекращают выполнять это действие только для того, чтобы облегчить чьи-то страдания. Они могут остановиться, потому что это отвлекает их внимание от пищи или потому что они сами ожидают удар. Хотя эти эксперименты, проведенные на обезьянах резусах и крысах, не приводят к однозначным выводам, они поднимают вопросы, которые мы будем обсуждать в следующей главе. И главный среди них такой: может ли распознавание эмоционального состояния других вызвать у животного приостановку или прекращение текущей деятельности? Как указывают психологи Стефани Престон и Франс де Ваал[337], такая реакция может происходить совершенно бессознательно за счет использования нервных сетей, в которых собственные ощущения индивидуумов в процессе некоторого действия сопоставляются с ощущениями, вызванными действиями других.

В этой главе я сделал упор на том, что некоторые из основных функций, лежащих в основе нашей моральной способности, присутствуют и у животных. Мы видели, что животные испытывают эмоции, которые мотивируют нравственно релевантные действия, или приносящие помощь, или причиняющие вред другим, а также действия, направленные на урегулирование конфликтов и достижение «капельки» мира. Мы также узнали, что животные руководствуются несколькими, если не всеми основными принципами действия, которые присущи человеку в начале его жизни и отчетливо обнаруживаются у младенцев. Эти принципы, в конечном счете, связаны со способностью понимать настроения и чувства других и отчасти со способностью к самопознанию. Тем не менее между людьми и животными имеются немалые различия. Птицам и млекопитающим свойственна высокая импульсивность и слабый контроль своего поведения перед лицом искушения. Их кривые обесценивания награды с увеличением времени отсрочки становятся все круче. И это создает проблемы, когда необходимо помочь другому, а вознаграждение приходит не сразу, а с запозданием. Возможно, наиболее интригующее различие состоит в том, что отдельные виды животных обнаруживают некоторые из этих функций, но только люди обладают полным «комплектом» функций, обеспечивающих развитие моральной способности.