Глава двадцать седьмая Комплекс кастрации у женщин, или Как психоаналитики пытаются объяснить, почему люди столь скверно живут в супружестве

Глава двадцать седьмая

Комплекс кастрации у женщин, или Как психоаналитики пытаются объяснить, почему люди столь скверно живут в супружестве

— Кастрации?? У женщин?! Как это может быть? — порой изумляются, напряжённо представляя особенности строения женского тела. — Как это может быть? Что там можно кастрировать? Ведь, пардон, нету!

Вот в том-то и дело, что нету. И именно потому, что нету, у женщин и возникает этот самый комплекс — кастрации.

Образуется он, как объясняют психоаналитики-неофрейдисты (то направление, к которому принадлежат Фромм, Карен Хорни и др.), следующим образом. Дети, как и взрослые, существа не бесполые и, следовательно, к противоположному полу их притягивает. Те, кто наблюдал, как двух-трёхлетние дети мастурбируют, разумеется, легче могут смириться с идеей о существовании детской сексуальности. Но внутренняя порочность не всем позволяет познавать, так что, наблюдая, не видят, а видя — не понимают. А между тем, исследователи выявили, что некоторые девочки начинают заниматься онанизмом ещё в младенческом возрасте, в пелёнках, нескольких месяцев от роду.

Первая рядом с ребёнком женщина — это мать. Она кормит, ухаживает, ласкает и убаюкивает. И именно на неё первую направляют своё любовное (либидозное) устремление дети, как мальчики, так и девочки. Отсюда и возникает абсолютная, безоговорочная преданность матери, преданность, изменить которой даже для лысеющего от старости есть нечто совершенно, как полагают в школе психоанализа, несообразное.

Несколько позднее в жизни ребёнка появляется отец. У девочек любовное чувство, естественно, перемещается на него, мужчину. Мужчину, который, кроме того, что он к девочке нежен как отец, совершенно очевидно, нежен ещё и как мужчина.

Время идёт, ребёнок растёт, и… разражается катастрофа. Дети более наблюдательны, чем взрослые, и уж непременно найдут возможность подсмотреть, как их родители занимаются тем, что иной раз приводит к появлению этих самых детей.

Подсмотрев процесс близости (или почувствовав его), девочка, разумеется (по мнению психоаналитиков), желает заняться с отцом тем же самым. Не только желает, но и пытается, как это несложно наблюдать в жизни. Но ей отказывают, конечно. И вот в этом-то и катастрофа. Девочка впервые убеждается, что ей в её потребностях могут отказать, что она в этой жизни не главная, что в борьбе за мужчину другая женщина её побеждает. Победа другой порождает у девочки ряд эмоций, которые укореняются у абсолютного большинства женщин на всю их последующую жизнь, влияя постоянно и бурно оживая в некоторые особенные моменты. Одно из чувств — чувство неполноценности, которое заключается в ощущении того, что все остальные женщины лучше её. И действительно, в ситуации, в которой, борясь за отца, побеждает мать, она и есть «все остальные женщины». Чувство это остаётся на всю жизнь: комплекс неполноценности в большей или меньшей степени знаком каждому. Следующее чувство — чувство несдерживаемой ярости по отношению к победительнице, именно несдерживаемой, ведь у маленького ребёнка ещё не было возможности научиться сдерживаться. Это чувство также проявляется и в последующей жизни, когда человек в какой-либо ситуации чувствует, что его в безусловной любви обделили, он приходит на обидчика в ярость такой силы, которая совершенно неадекватна проступку объекта ярости. Реакция же неадекватна потому, что решивший, что его обидели, ситуацию не осмысливает, но проваливается в прошлое, в тот случай, когда он в эту ярость впал впервые, — и на нём зафиксировался.

Таким образом, ярость, скажем, тридцатичетырёхлетней женщины на свою сотрудницу, получившую чуть б`ольшую от начальника премию, на самом деле направлена против своей матери, отбившей у неё отца. Естественный, казалось бы, выход ярости — это убийство матери, и именно такие по отношению к матери стремления в процессе психоанализа и выявляются. Но такого рода убийства происходят редко, потому что мешает чувство привязанности, зафиксировавшееся в предыдущем возрастном слое, тоже неадекватное. В девочке возникает внутренний конфликт, комплекс противоположно направленных желаний, который не только обессиливает, но и лишает возможности мыслить корректно, и т. д. Вы замечали, что женщины ненавидят всех прочих женщин? Это не случайно. Они дружат между собой, пока они девочки, но стоит им только стать женщинами…

Итак, девочка в ярости, доступа к отцу не получает, мать (все остальные женщины) победила, она, девочка, ясное дело, хуже, неполноценнее всех остальных женщин, убить же мать невозможно. С таким конфликтом в душе жить трудно. Его надо каким-то образом разрешить (развязать). Можно, например, прийти к выводу, что ты не женщина. И действительно, пока ты женщина, то худшая в этом роде, а ежели ты мужчина — то ещё ничего. А если так, если не женщина, то, следовательно, тяги к отцу нет, нет и полового к нему влечения, потому что быть не может, нет и проигрыша в соревновании с остальными женщинами. Девочка на психическом уровне становится мальчиком, начинает мальчикам подражать, что проявляется не только в манерах, стрижке и одежде, но и в отрицании своих половых органов. Их стараются не замечать, а если неприятную действительность не заметить не удаётся, то отрицается их чувствительность. Это — фригидность. Фригидность, приобретённая по этому механизму, может сохраниться на всю жизнь, что мы и наблюдаем у окружающих нас женщин.

Но на этом пути побега от проблемы влечения к отцу девочку, ставшую мальчиком, ожидает одна серьёзная неприятность: при сравнении себя с другими мальчиками она вдруг обнаруживает, что у неё недостаёт одной на первый взгляд несущественной штучки. Из этого, естественно, делается — на уровне подсознания, конечно, — вывод, что или же она, девочка, ставшая мальчиком, по сравнению с обыкновенными мальчиками неполноценна, или же столь важный фрагмент утрачен после рождения, то есть её злая мама кастрировала. Это открытие порождает ещё ряд чувств, которые впоследствии значимы в течение всей жизни. В частности, к представителям мужского пола появляется злая зависть, являющая себя в стремлении к соперничеству, к доминированию вообще и в семье в том числе, — в особенности после выхода замуж. Возникший комплекс проявляется также и в пассивных фантазиях о кастрации, в активных же порождает мстительное отношение к мужчине, который, сволочь, находится в более привилегированном положении, чем она. Отсюда и поведенческий образ мегеры, жены, болезненно стремящейся к доминированию над мужем, но естество которой таково, что психоэнергетические травмы она наносить не может. Комплекс кастрации проявляется и буквально. Скажем, психоаналитиков не удивляет поведение женщин, во время психоаналитического сеанса стряхнувших с себя маску благополучия, которую они, не снимая, стараются носить в обычной жизни, и заявляющих нечто подобное: «Если бы я могла просить подарок у Провидения, я бы попросила хоть разочек поп`исать по-мужски».

Комплекс кастрации также порождает чувство вины и разнообразные страхи. Что касается чувства вины, то это очень понятно: а как иначе должен ребёнок реагировать на сильнейшее желание убить свою любимую мамочку? С чувством вины необходимо каким-то образом справляться, потому что иначе жить тяжело. Чувство вины можно подавить и вести себя естественно, то есть враждебно по отношению к матери. С чувством вины можно свыкнуться и вести себя с матерью «как все» на публике. Можно встать на путь сверхкомпенсации, то есть «отрабатывать» свой грех. Скажем, мама просит помыть одну тарелку, но делать этого не хочется, потому что мамка — гадина, следовательно, ребёнок по «доброму желанию» сам моет три тарелки, пусть никому не нужные. Какой из этих путей лучше, здесь утверждать не берёмся, поскольку каждый из них есть неадекватность. Наилучший же путь — это обретение нового сердца, следовательно, любви, обретение свободы от всех и всяческих комплексов, то есть тот путь, на который безуспешно приглашает людей Христос.

Комплекс кастрации своими многоразличными проявлениями опутывает практически все стороны жизни, и, в частности, супружескую. При описании семейных неурядиц вместо термина «комплекс кастрации» употребляют его синонимы. Чаще других употребляют термин «комплекс Эдипа». Название произошло от известной трагедии Софокла «Эдип». Напомним её содержание: царь древнегреческого города Фивы получает оракул, в котором предсказывается, что он, царь, падёт от руки собственного сына. Царь пытается обмануть судьбу и приказывает слуге отнести своего сына Эдипа в горы и там его умертвить. Слуга приказание господина выполняет, но лишь отчасти: сына в горы он относит, но не умерщвляет, а просто бросает в надежде, что тот погибнет сам. Но судьба позаботилась об Эдипе: его подобрала семья пастуха и на воспитание передала в другую царскую семью, в город Коринф. Эдип возмужал, и, узнав от прорицателей, что его отец падёт от его руки, решает судьбу обмануть и царский дом в Коринфе покидает. На дороге с проезжавшей мимо колесницы его хлестнул кнутом возничий, добавил и пассажир, чего Эдип не стерпел и ударом посоха убил сидящего в колеснице почтенного вида седовласого старца. Разумеется, Эдип не знал, что этот старец — истинный его отец, возвращавшийся от прорицателей, которые подтвердили, что он от руки собственного сына всё-таки погибнет. Убив отца, Эдип идёт дальше, освобождает родной город Фивы (он ещё не знает, что это его родной город) от поработившей его Сфинкс и в награду за это получает Фивы и вдовствующую царицу, то есть свою мать, в жёны. От этого кровосмесительного союза рождаются дети. И хотя рождение детей, казалось бы, свидетельствует о благоволении богов, на Фивы обрушиваются одно за одним несчастья, что вынуждает царя Эдипа вновь обратиться к прорицателям. И те открывают ему, что причина несчастий города в гневе богов на кровосмешение. Эдип в отчаянии выкалывает себе глаза и с дочерью уходит в изгнание.

«Эдип» — художественное произведение, гениальная трагедия, а потому в жизни каждого человека в основных чертах воспроизводится. Дочь выбирает отца, сын — мать, и, чтобы этого не замечать, «выкалывают» себе глаза. Попытка противиться судьбе ни к чему не приводит, сын всё равно в помыслах отца умерщвляет. Отец Эдипа пытался судьбе грубо противостоять, но смерти не избежал, а лишь утратил в жизни счастье отцовства.

Итак, когда в общении профессиональный психоаналитик хочет подчеркнуть феномен стремления людьми воспроизвести семью своих родителей, скажем, когда девушка выбирает в мужья из многих претендентов копию отца, то употребляется термин «комплекс Эдипа». Когда же стремятся обратить внимание на попытки женщин доказать окружающим и себе, что она — мужчина, то употребляют термин «комплекс маскулинности». Когда же пытаются подготовить сознание слушающего к освоению очередной, прежде не замечаемой, парадоксальной закономерности окружающего мира, то употребляют термин «женский комплекс кастрации». Парадоксальное, а потому эффектное словосочетание.

Итак, как мы уже сказали, комплекс кастрации своими многоразличными проявлениями опутывает практически все стороны жизни женщины и супружескую в том числе. Девушкам не терпится поскорее «сдать себя в эксплуатацию», стать «как все», показать «остальным женщинам», что она не последняя, поэтому в работу принимается любой мужской материал. Однако, если найдётся среди них разборчивая, то, при наличии на неё спроса, непременно её выбор падёт на молодого человека, который хоть чем-то напоминает её отца. И это хорошо. В сущности, это единственная для мужчины возможность выжить при типично женском разрушительном волюнтаризме циклически сменяющих одно другое чувств, или, что то же самое, реализаций неврозов. В этом случае на неё есть хоть какая-то узда в виде внутренней потребности мужу хоть как-то подчиниться (здесь рассматривается вариант «игры», когда муж обыкновенный «жухлый»). Это, вообще говоря, счастливый для всех вариант «партнёрского» супружества. Если же она выскочила замуж просто для того, чтобы выскочить (как Софья Андреевна — в пику сёстрам и ради графского титула), досадить родителям или подзаработать, то на мужа будет обращено другое чувство, коренящееся в том же комплексе Эдипа, — месть за то, что он мужчина. В частности, она попытается лишить его символа власти — денег, попросту — разорить, покупая ненужные вещи. (Вечная, согласитесь, тема: мотовство жёнушек, которые теряют к купленной вещи интерес, как только исчезает возможность вернуть её продавцу.) Уничтожать мужа — способов множество и помимо накопительства и мотовства. Даже «музыкант» может стать оружием.

Комплекс Эдипа не ограничивается инцестуозным выбором. Выйдя наконец замуж за человека, напоминающего ей отца, после периода блаженства от обретения того, о чём так долго мечтала и в чём ей так долго отказывали, начинается следующий неизбежный этап проявления комплекса Эдипа. Образ отца напоминает женщине не только мгновения блаженной близости, но и долгие-долгие часы, недели и годы горечи, порождённые необходимостью от него отказаться. Иными словами, в некоторой фазе развития супружества комплекс Эдипа неотвратимо диктует женщине отказаться от себя как от женщины и, соответственно, от своего мужа. То есть, жена-любовница при наличии сексуальных потребностей вдруг «утрачивает» интерес к генитальной близости с мужем.

Карен Хорни, психоаналитик, основательница современной женской психологии, сообщает, что за всю свою многолетнюю психотерапевтическую практику она встретила лишь одну женщину, которая спустя несколько лет после вступления в брак продолжала видеть в своём муже сексуальный объект, и эта женщина от прочих отличалась тем, что её отец, когда она была десятилетней девочкой, в прямом смысле овладел ею как женщиной. Все же остальные девочки, которыми отцы не овладевали, в своей супружеской жизни ситуацию отказа воспроизводили — в браке отказывались от своей роли как любовницы. Тем самым превращая постель в некую удручающую «супружескую обязанность». Считается, что половые потребности от невротического отказа не исчезают, более того, с возрастом могут возрастать, поэтому многие женщины ищут удовлетворения на стороне. Таким образом, складывается парадоксальная ситуация: в сексуальном смысле женщина «любит» своего любовника, — хотя и не с таким удовольствием, как некогда в медовый месяц мужа, но всё-таки, — а к мужу, который ей намного ближе и в сексуальном смысле и во всех прочих, относится в сексуальном отношении намного прохладней. Однако с мужем женщина разводиться ни за что не хочет и испытывает к нему нежную эмоциональную привязанность. Если же вследствие измены наступает развод (муж узнал; соседка посоветовала отдаться полностью чувству «большой» любви; супруга «сама» додумалась, то есть, возможно, ещё с детства был в теле памяти приказ на развод в такой ситуации), то после развода, даже подобрав равноценный мужу заменитель (что, вообще говоря, маловероятно), женщина будет о разводе сожалеть, потому что при прочих равных условиях первый лучше последующих.

Ввиду этого неизбежного в силу закономерностей комплекса Эдипа «охлаждения» (что, как можно догадаться, чрезвычайно болезненно действует на мужа, а его кулаки — на жену), многие полагают, что браки «по старине», когда супруга или супругу выбирали родители, предпочтительней: пусть до венца никаких особенных чувств и нет, разве что кроме некоторого свадебного оживления, но зато нет и последующего охлаждения, а потому её чувство отстранённости от мужа для него не так оскорбительно, когда естество требует эроса. Но, по мнению психоаналитиков, это не самый лучший выход, лучший же — это обратиться к психологу, разрушить комплекс Эдипа, а потом с удовольствием мужу отдаваться. Однако психоанализ может длиться годами и даже десятилетиями, требует массы времени и денег, что не всегда есть в достатке. Кроме того, в силу различного рода нездоровья каких-либо тел души не всякий метод может помочь.

Тёща… Малоприятное для мужа слово. А тем более явление. Тёщи бывают разные: толстые и тощие, хамовитые и не очень, порой даже достаточно вежливые. Некоторые тёщи, узнав в зяте своего собственного мужа в молодости, и сексуально в силу неясного для них чувства сдержанности по отношению к мужу неудовлетворённые, страстно в зятьёв влюбляются. Это не редкость, и в результате в некоторых семьях начинается групповой секс. В других же семьях, в которых культурные наслоения оказывают сдерживающее влияние, тёща попросту начинает изводить свою горячо любимую дочку — и это тоже не редкость. Но представим себе, что нашлась хорошая тёща. (Не возмущайтесь, это просто мысленный эксперимент!) Итак, молодые супруги живут отдельно и ещё продолжают наслаждаться друг другом. Но вот их решает посетить хорошая тёща, и решает это сделать с самыми добрыми намерениями. Поцелуи, улыбки, подарки. Мать и дочь накрывают на стол. Дочь говорит, что надо поставить на стол тарелочки с голубой каёмочкой, то есть как раз те, которые больше нравятся мужу. Но хорошая тёща этого не знает и с самыми добрыми намерениями предлагает поставить тарелочки с розовенькими цветочками, то есть те, которые ей кажутся покраше. Перед дочкой выбор: или прислониться к мужу, выбрав голубую каёмочку, или же уступить дорогой мамочке. Но мама — гость, и как бы дочке ни были неприятны эти аляповатые безвкусные розовые цветки, она покорится и поставит их. Но эта уступка с долей раздражения (пусть подавленного) не просто так уступка, это «проваливание» в ситуацию проигрыша женщине, причём в борьбе за мужчину, «проваливание» в эмоции комплекса Эдипа, в эмоции покорности матери, ненависти к ней и сдержанного отношения к отцу (мужу). Разумеется, мужа дочери не может радовать сдержанность и холодность жены как во время визита тёщи, так и после её ухода. Как бы жена затем ни пыталась акробатическими приёмами ублажить в постели своего любимого супруга, он непременно эту холодность почувствует. Это для него оскорбительно. Это отказ в безусловной любви. У мужа тоже есть свой комплекс Эдипа и в отказе жены он сам «проваливается» в эмоцию детской, ничем не сдерживаемой ярости. И чем удачней подобрана пара, чем муж чувствительнее и темпераментнее, чем меньше он проработал у себя комплекс Эдипа, тем ярче вся эта цепочка реализуется. Ярость мужа вызывает, естественно, продолжение цепной реакции — теперь уже жена впадает в неконтролируемый гнев, она уже перестаёт понимать, что поводом послужило появление матери, и гнев свой обрушивает не на неё, а на мужа. Его гнев, соответственно, тоже усиливается…

Существует множество мужских анекдотов, в которых тёщу распиливают, топят в колодцах, выбрасывают из окна, вставляют в задницу веник и отправляют эту жар-птицу полетать. «Во всякой шутке есть доля… шутки», — одно время любила повторять Возлюбленная, и это действительно так. Всякий муж хотя бы чуть-чуть напоминает жене отца уже потому только, что носит брюки и иногда сморкается, поэтому посещение тёщи для мужа ничего иного не предвещает, кроме как в последующие дни и ночи разочарования, а для жены тоже, соответственно, означает пониженное настроение и то же чувство разочарования. Поэтому некрофильная тёща в семье своей дочери старается появляться почаще. Кошмарная перспектива. Такова жизнь. Куда ни посмотри — кругом одни Софьи Андреевны. А вот Толстых что-то почти не видно. Что и говорить, скверно живут люди!

Что же делать? Психоаналитики советуют лечиться. Как не вспомнить евангельское: «врач! исцели самого себя…» (Лук. 4:23). Выход, однако, есть. Проверенный. Итак, возвращаемся к теме тёщи. Биофильной. Или, что то же самое, рождённой свыше.

Помните, что это такое?

Фарисеи требовали от Христа ещё и ещё знамений, подтверждающих Его Сыновство, а Христос, с сожалением вглядываясь в их сердца (а когда Христос говорит: «новое сердце», — Он имеет в виду отнюдь не чувства человека, а всего человека полностью: его образ мышления и его поступки), отвечал им, что самое-то главное знамение им, фарисеям, и не даётся. Все чудеса, которые совершал Иисус: хождение по воде, утишение бури, исцеления, насыщение тысяч несколькими хлебами, — сатана может подделать, и, чтобы не обмануться, всякое чудо, вернее событие, оцениваемое как чудо, надо рассматривать только в связи с важнейшим из чудес: с чудом обращения человеческого сердца от унаследованного и привычного греха к Богу-Отцу через Сына Духом Его Святым. Только это чудо и обращает по-настоящему сердца детей к родителям, родителей к детям, а муж и жена, наконец, «прилепляются» (Быт. 2:24) друг ко другу, да так, что не разлепишь.

Биофильная, в высоком смысле слова, тёща придёт в дом к зятю только в том случае, если её дочь родилась свыше, чтобы подсказать, что семейные проблемы решаются молитвой, и поддержит дочь тем, что расскажет ей, как она сама разрешала свой комплекс Эдипа верой и молитвой.

Рассмотрим механизм молитвенной защиты от синдрома «дорогая тёща пришла в гости» в терминах высокого психокатарсиса.

«Жёны, повинуйтесь мужьям своим, как прилично в Господе» (Кол. 3:18).

«Жёны, повинуйтесь своим мужьям, как Господу, потому что муж есть глава жены» (Еф. 5:22, 23).

«Чтобы старицы… вразумляли молодых любить мужей, любить детей, быть целомудренными, чистыми, попечительными о доме, добрыми, покорными своим мужьям…» (Тит. 2:3-5).

Итак, если молодая женщина обрела здоровое тело духа, то Слово Божье для неё — да и аминь, без всяких условий, добавлений и отменяющих заповедь интерпретаций. Иными словами, заповедь для неё как «дважды два — четыре», а не как «суббота в пятницу». Таким образом, порождённое телом духа стремление совместиться с заповедями пронизывает и все остальные тела. Однако в теле мировоззрения могут обнаружиться некоторые прежде попавшие туда предметы, которые являются фиксациями не вполне здоровых взаимоотношений с матерью, чувств к ней, зависти к её половому «успеху», отстранённости и подчёркнутой холодности к отцу, культа брата как образца для супружества (распространённый симптом комплекса Эдипа, который, как ни парадоксально, означает привязанность к отцу, брат же, на самом деле, является ширмой), фиксациями ненависти к женщинам вообще, невротических поисков любви, и так далее — весь этот мешающий сор полноценной молитвой или преобразуется до приемлемых форм, не мешающих свободе в полном объёме заповедей Божьих, по вере, или же попросту выкидывается. Без молитвенного освобождения от сорных предметов невозможно абсолютную преданность мужу в Господе совместить с почитанием родителей. Да и вообще, кто это придумал, что молиться необходимо только на понятийном языке, как это подсказывается в руководствах признанных конфессий? Почему на понятийном, а не на образном в том числе? Понятно, что если кому и необходимо ограничивать себя понятийной молитвой, так это признанным, чтобы, как говорится, не дай Бог покаяться, иначе исчезнут те свойства души, которые обеспечивают им в народе положение учителей. Настоящая же молитва объёмна и всеобъемлюща и возносится, в том числе, и на таящем большие возможности языке образов.

Таким образом, Бог в Своём Слове позаботился подсказать нам о раздирающих грешного человека в супружестве противоречиях и тем подвёл нас к способу их решения. В таком случае, почему же, наблюдая реальных людей, величающих себя верующими, причём давно так себя величающих, мы распознаём у них все проявления комплекса Эдипа и их супружеские взаимоотношения ничем не отличаются от взаимоотношений тех, кто не скрывает своего безверия? И тем более это заметно, чем назойливей они себя определяют как «истинно верующих». Но спросите такого, где в Писании записан Закон Божий? (Исход, 20 глава). Редко кто знает!

«Кто найдёт добродетельную жену? цена её выше жемчугов. Уста свои открывает с мудростию, и кроткое наставление на языке её» (Притч. 31:10, 26). Вот уж точно! Но кроме всего прочего, муж, позволивший Богу настолько изменить себя, что его приняла как свою половинку биофильная (в высоком смысле этого слова) женщина, награждается таким феерическим сексом, не сдерживаемым никакими комплексами, о котором ни цари, ни прочие говнюки не могут даже и мечтать. Нет в ней, в добродетельной жене, в отличие от обитательниц гаремов, сорных предметов ни в теле памяти, ни в теле мировоззрения, ни, тем более, в теле духа.

Также и она получает воздаяние за свою верность Отцу уже на этой земле не только в виде мира в душе, но и в виде того же самого феерического (генитального) секса с очищенным от уродств мужем.

Комплекс Эдипа — результат греховного влечения к отцу (матери), незнание половинки, и потому преодоление его в молитве естественно. А что же психоанализ, может ли он быть принят за своеобразный вербализованный (выраженный в словах) вариант молитвы? На что же уходят годы и десятилетия? Почему не быстрее?

Основная идея психоанализа основывается на том, что пациенту на материале его собственного подсознания помогают понять, почему у него в супружестве случаются столь странные своей неадекватностью поступки, подводят к мысли, что эти странные поступки не просто так, что они закономерны, что они — попытка решения давнишних младенческих и детских проблем, о которых даже нет памяти в логическом мышлении (защищаясь от боли, человек их вытеснил из сознания ещё в детстве, но из подсознания они продолжают человеком руководить). Почему же так долго идёт психоанализ? А вы попробуйте женщине, которая заявляет, что устала от домашних сцен и грызни, объяснить, что её «хочется» — это не просто так, «хочется, да и всё», а попытка решения проблем, но совсем не тех, которые назойливо маячат в штампах обыденной речи (дескать, муж мало помогает, мало зарабатывает, ещё чего-то там мало), а прежних, вытесненных, забытых; что проблемы эти действительно надо решать, но только не так, как она привыкла — истерикой, а вернуться подсознанием в те времена, когда проблемы возникли, и действительно их разрешить. Попробуйте объяснить какой-нибудь жухлой некрофилке, что нежные её чувства по отношению к своей матери просыпаются особенно сильно не просто так, а только когда ей захочется досадить мужу, в навоз его превратить, в ничтожество. Достигается же это проще всего инициацией той сложившейся цепной последовательности поступков, закованный в которую, до отчаяния доведённый посещением тёщи муж, пытаясь защититься, напивается до остервенения. Это-то и есть то желанное положение, ради которого и приглашалась тёща, потому что теперь она (попробуйте жухлой это объяснить!) — милая доченька своей мамочки — может вдосталь над своим благоверным покуражиться, ведь он, гаденыш, пропил, испортил, отравил и вообще насколько бы она была счастливей, если бы вышла за такого же, но другого, получше. Попробуйте ей объяснить её поведение! Большинству жухлых дам, чтобы понять, жизни не хватит! Во всём виноват он, а она ни при чём!!! Он! Он!! Он!!!

* * *

Те закономерности развития комплекса кастрации, которые мы рассматривали выше, общезначимы. Далее, из нескольких достаточно однотипных разветвлений в преддверии новой части о практике психокатарсиса на примере В. выберем тот, который более других применим и к ней, и, в каком-то смысле, ко Льву Николаевичу.

Итак, для Возлюбленной, если толковать её поведение в рамках неофрейдизма (например, по Карен Хорни), характерно повышенное ощущение тревожности (базальной, первичной, основополагающей). Это ощущение — явление общечеловеческое, но Возлюбленная относится к тому типу женщин, у которых оно повышено. Это чувство можно описать как чувство беспомощности во враждебном и всесильном мире. И хотя такие люди, как правило, эту тревогу не осознают, отмечая лишь некоторые её аспекты, как то: страх перед грозой, страх перед улицами, боязнь выступлений, путешествий, тем не менее, эта тревога пронизывает все стороны существования, в том числе и любовную. Чаще всего подобная повышенная тревожность присуща людям, которых в детстве запугивали. У таких детей повышенная тревожность сопровождается ещё и заниженной самооценкой.

На практике люди в жизни реализуют несколько способов защиты от базальной тревоги. В нашей культуре распространены следующие способы. Первый — невротическая потребность любви, которая, если упростить объяснение, в частности, заключается в том, что при встрече с объектом противоположного пола, который вызывает безотчётный страх, пытаются завоевать его любовь, то есть действуют на основании постулата (ложного), что если опасный объект любит, то не обидит. (На более грубом диалекте это называется подлизаться.) Расположение достигается любыми методами от подношения подарков до объяснений в любви тем или иным способом. Второй — подчинение. Девиз: «Делай, что просят, — никто тебя не обидит». Третий — сверхкомпенсация, то есть видимая противоположность страха — стремление к власти, успеху, обладанию. Четвёртый — уход от мира в себя. Пятый — судорожное накопительство денег, имущества, стремление таким образом обеспечить свою якобы независимость от других. Очень часто выбирают не один путь, а несколько. Хотя у тревожного индивида поведенческая неадекватность проявляется по всем направлениям, очевидно, что не все они равнозначны — один-два преобладают. Можно даже сказать, что комбинация хотя бы двух путей обязательна.

Возлюбленная не пошла по пути судорожного накопительства, и от мира в монашки тоже не постриглась, хотя такие мысли были. В покорности её заподозрить и вовсе невозможно. Остаются активные формы, вполне подходящие её сангвиническому темпераменту: сверхкомпенсация и невротическая потребность любви (завоевание расположения источника опасности). То есть, при всей поведенческой женственности (демонстрация слабости) Возлюбленной от тревожности она спасается стремлением к доминированию и своеобразным нападением — нападением «любовью». В том, что она овладеть этим искусством, используя свои экстрасенсорные способности и подстраиваясь под образы памяти объекта, смогла в совершенстве, П. мог убедиться на занятиях в Центре Хаббарда не только на себе, но и на одном яблочном купчике. По всей видимости, как единственный в той группе бизнесмен и бывший военный, энергетически он был опаснее остальных.

Сверхкомпенсация вообще характерна для Возлюбленной. Наблюдая за её взаимоотношениями с матерью, П. отметил (во всяком случае, на первом этапе его с В. знакомства), что услужливость В. по отношению к ней чрезмерна для принятых в нашей культуре норм. Подстёгивает к этому чувство вины, генетически связанное с тем, что мать запугивала её в детстве. Иными словами, возникшая в результате комплекса Эдипа ненависть к матери породила чувство вины, которое всю свою жизнь Возлюбленная искупает сверхкомпенсаторным послушанием матери (три ненужных тарелки вместо одной). С точки зрения стороннего наблюдателя, не отягощённого размышлениями о жизни, это, возможно, и смотрится красиво: дочь трогательно помогает матери. На самом же деле нужна только одна тарелка. В конце концов, нам скажут: это ведь лучше, чем прямое хамство. Может быть, чрезмерная услужливость красивей и лучше, чем хамство; но нам кажутся более привлекательными естественные, не напряжённые, свободные от сорных предметов в теле мировоззрения взаимоотношения. Расплата за «красивую» сверхкомпенсацию чувства вины заключается в том, что вместо удовольствия от домашней работы вместе с матерью Возлюбленная испытывает усталость б`ольшую, чем просто физическая. И это заметно.

Возлюбленная также часто говорит об ощущении вины перед дочерью. Каково бы ни было основание для этого чувства, оно также приводит к сверхкомпенсаторному поведению, то есть к ненужному героическому самопожертвованию ради несуществующих потребностей своей дочери. По антихристианскому закону тали`она («баш на баш», «око за око») будущая В. пыталась «откупиться» от чувства вины мученичеством и тем обрести видимость равновесия.

Сверхкомпенсация проявляется и в речи: Возлюбленная не по-женски правильно говорит на родном языке, и здесь писателю проще всего впасть в соблазн воспринять это как проявление хорошего воспитания.

Но самое интересное — как проявлялись способы защиты от базальной тревоги в двух её «любовных» эпизодах. Во-первых, что прежде всего обращает на себя внимание в её рассказах о первом муже и целителе-импотенте, так это интонация ужаса. Вспоминать можно по-разному и с разной эмоциональной окраской: ностальгии, сожаления, нежности, отвращения, интереса, омерзения, тошноты и так далее. Однако вспоминает Возлюбленная с интонацией ужаса. Трудно себе представить, что это чувство у столь чувствительного человека, как наша героиня, появилось как последствие взаимоотношений — оно существовало от начала. Итак, начало отношений в обоих случаях диктовалось невротической потребностью любви опасных людей. А не прерывалось из-за устоявшихся сверхкомпенсаторных реакций.

Рассказывая о своих взаимоотношениях с будущим первым мужем, Возлюбленная вспоминает, что в период ухаживания один из приятелей жениха нравился (какой смысл она вкладывает в это слово?) ей больше, чем сам жених. Но она даже «не могла себе представить, как это можно: от одного отвернуться и… к другому». Верность такого рода красиво воспели поэты, и это на их совести. На самом же деле подобного рода верность (не тому) порождена чувством вины, которое опять-таки связано с запугиваниями матерью. На рельсах же сверхкомпенсации вместо того, чтобы искать в этой жизни суженого от Бога, будущая Возлюбленная занялась «искуплением» «вины неверности», а главное — «вины» неудовлетворённости женихом как личностью, что привело к сверхкомпенсаторному имитированию (он некрофил скорее жухлый, чем яркий, словом, на границе) любви вплоть до брака. В результате не она одна, но и жених, то есть двое, оказались повязаны браком с чуждым, по сути, человеком. Первой, очевидно, на опасного человека (а первый муж как алкоголик был всё-таки энергетически опасен) нападает любовью сама Возлюбленная, и в результате ещё вопрос, кто из них двоих в большей степени жертва. Третья пострадавшая — родившаяся дочь.

Характерная особенность взаимоотношений Возлюбленной и П. заключается в том, что она категорически отказывается объясняться ему в любви. Не надо быть проницательным психологом, чтобы понять, что В. любит своего П. от начала, но ему о её любви она предлагает (так и говорит, если не требует) догадаться самому. На его вопрос, почему она отказывается сказать, она отвечает, что она слишком много в жизни говорила. Надо понимать: слишком много объяснялась в любви. Что ж, очень может быть. Почему объяснялась — понятно. Но вот почему оценивает как «слишком много»?

Ясно, что Возлюбленная в некоторых ситуациях сама замечала насилующее действие выбранных ею ещё в детстве способов избавиться от повышенной тревожности. Говорит — но не понимает, зачем говорит. Говорит приятное, хотя пусть лишь отчасти, но понимает, что говорит неправду, врать не хочет, но говорит. Логика получается следующая. Человек опасен, следовательно, чтобы обезопасить себя, его надо завоевать «любовью»; его внутренний мир не нравится, следовательно, комплекс вины подсказывает, что «не нравится» — против него преступление, которое надо «искупать», на этот раз уже признанием в любви. Отказаться же от своих слов, как от пустой болтовни, обыкновенной дамской «заморочки», означает признаться, что ты не мужчина, а всего лишь женщина, что невозможно — это комплекс кастрации. Далее, следуя тому же принципу сверхкомпенсаторной ответственности за слова, за нелюбимого человека необходимо выйти замуж. Естественно, что, не умея оборвать цепь этих событий, после двух таких «любовных» историй человек, приобретший уникальную способность к самообучению как единственный способ защититься от третьей подобной истории, вовсе отказывается произнести слово «люблю»!

Можно было бы дать и более простое объяснение, что её отношение к своему Психотерапевту столь переросло обычно вкладываемый в слово «люблю» смысл, что человек, уважительно относящийся к своему родному языку, произносить это слово отказывается. Конечно, такое объяснение проще, но нам кажется недостаточным.

Теперь в самых общих чертах можно реконструировать историю двух первых «любовей» Возлюбленной. С детства отяготившись от запугиваний матерью (невербальных, и ещё от её «чрева») повышенной тревожностью, Возлюбленная выучилась, защищаясь, добиваться любви любого («меня все любили ещё с детства»). С годами эффективность приёмов достигла совершенства, которое вне Бога, разумеется, превратилось в проклятие — став единственным тщательно вымощенным путём общения. Все остальные были отрезаны от того же запугивания сниженной самооценкой. Конституциональная и душевная предрасположенность к супружеству, вне Бога, тоже привела к полной противоположности, превратилась в проклятие: испытывая особенно большую привязанность к отцу, вынуждена была от него отказаться, что привело к чувственной фиксации на брате («Он для меня всегда был образцом мужчины»), фригидности и неспособности создать семью. Помните Таню Берс? Она ведь тоже особо предрасположена к супружеству, к любви, тоже обладала повышенной тревожностью и тоже отличалась тем, что «влёт» убивала мужчин («обаятельна, обворожительна»), — которые в неё, правда, страстно не влюблялись, — но в силу особенной привязанности к отцу (Льву Николаевичу) на самостоятельное чувство (отказ от отца) была неспособна — «чувство» просыпалось лишь тогда, когда боль индуцировалась оказавшимся рядом подавляющим индивидом. Этой же неспособностью на самостоятельное чувство и объясняется, почему Возлюбленная до 19 лет ни разу не влюблялась (не размечтовыва(вавы?)валась).

Но 19 лет — это тот возраст, когда женщины (ненависть подруг с началом половой жизни уже проснулась) внушают друг другу: «пора». Да, по их мнению, любить пора, а любовь, как мы знаем от жеманных девиц, — это есть чувство. Остаётся лишь дождаться чувства и объявить, что это есть любовь. Чувство же боли (наиболее значимое из чувств), как мы теперь знаем, лучше всего может индуцировать некрофил. Некрофил проявляет себя не только в силе некрополя, но и в роде занятий. Отсюда наибольший шанс пробудить в будущей В. «чувство» имели: императоры, чемпионы единоборств, трупорезчики, бродяги, алкоголики, священники и т. п. В. — чрезвычайно домашняя, круг мужского общения ограничен, поэтому для первой любви (брака) обошлось без императора или трупорезчика, всё кончилось тривиальным алкоголиком. Но и он в смысле жестокости был не совсем банален. Уровня некрополя, необходимого для нанесения психоэнергетических травм, он достиг только лет через десять после развода (судя по появлению психоэнергетических травм от него у его дочери), а за период жениховства и брака единственную по-настоящему серьёзную травму будущей Возлюбленной ему удалось нанести лишь в ситуации особой, когда он, взрослый крупный мужчина, прежде уже раз в браке побывавший, ногами избивал лежащего на земле паренька. Избивал в кровь. (Травма с В. снята.)

Страх, вызываемый присутствием опасного человека (опасного даже при внешне добропорядочном поведении: Возлюбленная в силу своей энергетической чувствительности не ошибалась), вынуждал для обеспечения безопасности завоевать его «любовь», а особенная его жестокость — даже к объяснениям в любви.

По мере нарастания разочарования в человеке как в личности, потребность объясняться в любви усиливалась. Отработка способов защиты от подавления и, как следствие, разочарование — трагично, потому что на уровне подсознания это единственное основание для взаимоотношений и «любви». Распад такой комбинации неизбежен и закономерен.

Вообще же этот первый эпизод в жизни будущей Возлюбленной очень уж напоминает комбинацию «игра». И не только из-за отсутствия мощных кодировок, но и из-за некой сверхтипичности деталей отношений: начиная с того, что партнёр из соседнего дома, и кончая сроком распада семьи (по статистике, именно в течение первого года после рождения ребёнка распадается наибольшее число браков). Да и все остальные параметры её брака удивительным образом попадают в графы наибольших цифровых значений статистических отчётов. Эта её любовная история — скорее расплата за посвящение себя принципу «быть как все». За энергетическую зависимость от так называемого «духа времени».

После развода в жизни будущей Возлюбленной следует одиннадцатилетний перерыв, который заполнен существованием дочери. Однако идиллические взаимоотношения с дочерью существуют разве что только на уровне фантазий будущей В. На самом же деле, горечь вполне естественна: дочь «не от того». Конечно, горечь эта вытесняется и проявляется только в виде чувства вины перед ней, о чём В., будучи не в силах объяснить происхождение этого чувства, часто говорит Психотерапевту. Вряд ли стоит полагать, что женщина может быть столь наивна и не замечать проявления генетической наследственности, да и психической тоже. Она будет замечать проявление в дочери знакомых до омерзения черт, в частности женской формы наркомании — всепобеждающего стремления «отключиться» под некрополем. Выражаясь более простым языком, дочь будет попадать под влияния, но прежде всего людей дурных. Наивно было бы надеяться, что удастся избежать множества конфликтов, которых не было бы, будь дочка «от того». Кроме того, некоторые антагонизмы неразрешимы: что бы ни сделала половинка Возлюбленной, тех отношений, будь дочь рождена «от того», достичь не удастся.

В. способна к обучению, поэтому повторение пройденного возможно только, как и в жизни Тани Берс, на более высоком уровне, то есть если некрополе нового объекта будет многократно более сильным. Что и произошло. Подготовленная сотрудницей с работы (а женщина женщину всегда подтолкнёт), что в целительском Центре работают святые люди, о чём, по её мнению, неоспоримо свидетельствует то, что подвергшиеся там воздействию заявляют, что исцелены, Возлюбленная отправляется в Центр и, как только открывает дверь, получает психоэнергетический удар. То же ощущение боли, как и в первом «любовном» эпизоде, только сильнее, которое воспринимается как долгожданное чувство, то же бывшее ранее чувство ужаса, которое рефлекторно преобразуется в стремление добиться любви. Отличие от взаимоотношений с мужем заключается в том, что на этот раз слова о любви (и даже мысль) не просто остаются мусором в теле мировоззрения, но, ввиду травм от сильного некрополя целого сообщества целителей, провоцируются болью от калёного железа, засевшего в теле памяти. А такие приказы, с убедительностью ржавого гвоздя вколоченные в основание черепа тела памяти, для исполнения обязательны. Что и говорить, в сообществе некрофилов опасно даже думать — собственная случайная мысль может превратиться в кодировку. Нарастающее по мере знакомства с истинными делами Центра чувство неприязни, как и в первой истории, порождало чувство вины, которое также следовало «искупать» признанием богоизбранности сотрудников Центра вообще и «властителя гарема» в частности. Последнее чувство естественно должно было продержаться дольше.

Итак, история с целителем — в каком-то смысле воспроизведение истории с алкоголиком, что закономерно. Помните ли вы совет психологической науки, что нет смысла разводиться, потому что следующий брак есть обычно повторение предыдущего? Да, это результат, полученный в ходе обширных исследований в такой декларирующей себя богобоязненной стране, как некогда протестантские Соединённые Штаты. Уже из практики многочисленных браков видно, что богобоязненность, как и во всех прочих государствах, липовая, изменение к лучшему, как следствие покаяния, настолько исчезающе редко, что меняются только имена и профессии партнёров, а больше ничего.

Дополнительное подкрепление в освящении и воспевании своей деградации до уровня транса Возлюбленная черпала в искусственно созданном культе своего брата как образца мужчины. (Это, как вы помните, распространённый приём создания ширмы, за которой прячется подавляемое чувство влечения к отцу. То, что в действительности брат не мог быть глубинным центром притяжения Возлюбленной, видно, хотя бы, уже из того, что когда он родился, ей было уже 6 лет, то есть она преодолела тот возраст, когда формирование схем комплекса Эдипа завершено.) Оказалось, что зодиакальный знак брата и второго объекта «любви» совпадает (следовательно, совпадают и многие черты характера), что, в силу женского комплекса кастрации для подтверждения состояния «не женщина» (отказ от отца), давало будущей Возлюбленной повод для достижения состояния «страстная любовь» окончательно лишиться критического мышления. Манипулирование с зодиакальным знаком могло также нести нагрузку рационализирования исходящего из подсознания приказа терпеть боль и не сопротивляться.

Но впадать в искушение считать эту цепь «любовей» будущей В. (удар, завоевание любви, разочарование, комплекс вины, искупление его объяснениями в любви) чем-то экзотическим, здоровой женщине не свойственным, не стоит. Вот как раз-то здоровым женщинам это и свойственно. Так или примерно так попытались бы соединить воедино события жизни В. правоверные сторонники психоанализа.

А что психокатарсис? Что он нам откроет нового?