Глава сорок первая Браслеты от Костика (Техника психокатарсиса)
Глава сорок первая
Браслеты от Костика
(Техника психокатарсиса)
(Место действия — маленький южный городок на берегу огромного озера, куда после операции ультразвукового дробления камня в почке — а всякое продолжительное состояние восторга непременно переходит в острое заболевание — П. привёз В. с дочкой.)
Для познания В. больничный период интересен тем, что там она впервые «предала» П. — на пять дней (седьмой месяц после знакомства). Когда её после наркоза (состояние наркотического опьянения — упрощающее гипноз состояние) привезли в палату, она попала в психологическую зависимость от Зины, соседки по больничной койке — и та в В. отразилась. В. стала враждебно относиться к П. и заявила, что П. её не любит и совсем не обращает на неё внимание.
Сама Зина все эти дни говорила В., что она с первого взгляда в П. влюбилась, дескать, много лет её женское естество спало, но вот увидела П. — и всё, проснулось! Вздыхала, что, к сожалению, на взаимность она не надеется — не любит и совсем не обращает на неё внимание… (Что В. и проговорила, став двойником (репликой, слепком, отпечатком) «наездницы» Зины. «Не обращает внимание» — и всё это при том, что он посещал её разве что не каждый день, а в остальное время для неё составлял расчёт её «несуществования», после прочтения которого её состояние резко улучшилось.) Сильное чувство Зины к П. объяснялось не к нему притяжением (если можно так выразиться, она не Весы) — иначе бы В. (реплика, слепок Зины) стала относиться к П. не враждебно, а напротив, ещё более преданно, — но ненавистью («офицерская дочка»).
Интересно, что выходила В. из-под зависимости от Зины по молитве, которая начиналась словами: «В чём, Господи, я была неверна Тебе, что позволила себе быть неверной своему суженому?..»
Ниже описывается второе (9 месяцев после знакомства) «предательство» В. с Костиком. Это второе «предательство» разве что не в точности воспроизводит первое, с тем разве несовпадением, что Зина вторглась в подсознание В. во время наркотического отключения у ней критического мышления, а Костик — буквально через несколько минут после того, как В. после полуторамесячного пребывания в южном городке три минуты поговорила со своей матерью по телефону. Однотипность ситуаций следует также и из того, что и Зина, и Костик железом увешали и В., и П.; кроме того, рационализации происходящего и в том, и в другом случае брались из области эротики.
Рассмотрение «предательств» необходимо хотя бы уже потому, что позволяет выявить психическую структуру неврозов В. (ни один невроз сам по себе не существует — он «завязан» на предыдущем), разрушить эту структуру и тем сблизить В. с половинкой. Если угодно, можно назвать это духовной работой Даниила. Или как-нибудь ещё. Как бы то ни было, вторая половинка необходима для психокатарсиса: упрощается и ускоряется процесс выявления неадекватностей. Это происходит потому, что и она (вторая половинка) кровно заинтересована в неразобщённости.
Забегая вперёд, сообщаем, что через 2 года и 2 месяца после знакомства произошло и третье «предательство» (аж на пять месяцев!) — там центром был брат В.
… П.: Всё! Не могу. Засыпаю. Просто какой-то кошмар. Пока были на молитвенном часе перед богослужением — всё было в порядке. Только началась субботняя школа — да и не началась ещё — тут же начал зевать, засыпать, и чем дальше, тем хуже. Спа-а-ать… Глаза прямо сами закрываются… Послушай, милая, позанимайся со мной! Что-то всё это неестественно.
В.: Хорошо. Ложись. Так… Что ты видишь?
П.: Чёрного цвета полоса… Проходит по солнечному сплетению. Снаружи и касается обоих локтей.
В.: Металлическая?
П.: Скорее нет. Материал очень плотный — это не пластмасса. Но и неметаллом назвать нельзя… Есть такие элементы, которые в разных условиях проявляют различные свойства: в одних условиях — свойства металла, в других — неметалла. Мышьяк, скажем. Так вот из чего-то похожего эта полоса и сделана.
В.: Из-за этого ты сейчас и засыпаешь?
П.: Да.
В.: И на богослужении?
П.: Да.
В.: Полоса толстая?
П.: Толстая.
В.: А что она от тебя хочет?
П.: Она меня отрицает. Чтобы меня в церкви не было.
В.: А теперь первое, что приходит в голову: мужчина или женщина?
П.: Женщина.
В.: А почему она к тебе так?
П.: Потому что… потому что я ей нравлюсь… А ещё она оскорблена…
В.: Ты можешь определить кто это?
П.: Это… Зоя. Ах, вот оно что! Надо же… Помнишь, я тебе рассказывал: у неё два мужа умерли, а третьего даже до ЗАГСа не довела — так женихом от разрыва сердца и умер. Ты ещё тогда сказала: «Всего 23 года! Она ещё даже жить не начала!» Помнишь?
В.: Помню. Значит, она? Но не обязательно… не обязательно она влюблена. Особого чувства может и не быть: просто одинокая молодая женщина, а когда ты здесь был два года назад одиноким — столичный житель, квартира, — почему бы за тебя и не выйти? Хотя и как мужчина нравишься — ты ведь вон какой… А отрицает тебя потому, что если два года назад, когда ты был холостой, у неё ничего с тобой не получилось, то сейчас и вовсе надеяться не на что. Вот она тебя и отрицает как неприятное воспоминание. А она внешне ничего, интересная…
П.: Да, губы такие чувственные… Но какая силища! Она бы была великим целителем!
В.: А почему она над тобой такую власть имеет? Она тебе что — нравится?
П.: В смысле — прежде? «Нравится» — некорректное слово. Скорее — приковывает внимание. Силой… Впрочем, она ведь и как женщина достаточно интересна: губы — большие, пухлые, нежные, кожа нежная… Ты знаешь, здесь, в этом городке, не принято, чтобы женщина первая подходила, а тогда, два года назад (она третьему, не знаю, дала уже согласие или он ей только через пару недель предложение сделал) я стоял в перерыве у церкви, а она неожиданно, решительно так подходит и руку мне нежно-нежно пожимает… Меня тогда как током ударило: какая нежная женщина… Послушай, какое я слово сейчас интересное употребил: ударило…
В.: Тебе эта полоса нужна?
П.: Нет. Всё. Нету её больше. Ух ты! Сонливость как рукой сняло!
В.: Хорошо. Есть у тебя ещё что-нибудь?
П.: Есть. Браслеты. Литые. На обеих руках. Знаешь, как языческие украшения в древности? На предплечьях, ближе к локтю.
В.: А что они от тебя хотят?
П.: Чтобы… Чтобы я не был такой крупный, поменьше ростом, не возвышался.
В.: Что?!..
П.: Не знаю. Самому странно. Такой текст. Чтобы я был поменьше ростом. Не знаю, так получается. И почему на руках — непонятно…
В.: Это мужчина сделал? Кто?
П.: М-м… Первое, что в голову приходит? Сначала я подумал — Костя, а потом — что тот инвалид… Я этого инвалида обогнал недавно, когда на велосипеде ехал, он тоже ехал на своём инвалидном трёхколёсном, — может, это — что обогнал — ему не понравилось?
В.: Сейчас проверим. Сколько дней назад появились эти браслеты?
П.: Два дня. Два?.. В таком случае, инвалид быть не может, я его раньше, дней пять назад, последний раз видел. А с кем бы я мог два дня назад встречаться?
В.: С Костей.
П.: Точно! Он же к нам приходил, ты его ещё таким роскошным обедом накормила. Он и есть! Какие, однако, интересные подробности: солист церковного хора — и браслеты вешает!
В.: А почему он это делает?
П.: Потому что… ты ему нравишься.
В.: Да, я это сразу заметила. Когда мы ещё только в первый раз с ним встретились. Тогда, в доме пастора.
П.: Заметила?!! А что мне не сказала?
В.: А почему я должна тебе говорить такие вещи? Ну, понравилась и понравилась, мало ли кому я нравлюсь.
П.: И тем не менее! Мы уже полтора месяца в этом городке, и я чувствую: между нами есть что-то лишнее. А что, не знаю. А потом, ты же его привечаешь: смеёшься его шуткам. А ему это только и нужно.
В.: А что, отворачиваться от него? Это, в конце концов, неудобно.
П.: Неудобно? А мужу не говорить — удобно?
В.: А я тебе говорила, что мы тогда, когда ты с нами звонить маме не пошёл, у колодца остановились с Костей поговорить. Да я и не одна была — с дочерью.
П.: После разговора с матерью?.. После разговора… Сказала, можно подумать! Ты мне так сказала, что я даже внимания не обратил. Значит, тогда же он к нам и напросился… А ты тогда к его приходу такой потрясающий обед приготовила! То ли из восьми блюд, то ли из десяти.
В.: А я тебе что, разве хуже готовлю?
П.: Не хуже, но тогда было нечто особенное.
В.: Ничего особенного не было.
П.: Было. Во всяком случае, достаточно особенное, чтобы я заметил. Новая скатерть. Да и стол на середину комнаты выдвинула. Как по праздникам.
В.: Так давай я сейчас для тебя тоже стол на середину выдвину.
П.: Но ни разу не выдвигала. Давай этот спор прекратим. Всё это уже рационализации. Рационализации того, почему ты мне не сказала, что ты ему нравишься и что в угоду его желанию пригласила на обед — да какой! Пусть не намного, но всё равно роскошней. Давай к фактам: мне — не сказала, на его шутки — смеёшься, обед — приготовила, в гости — пригласила…
В.: Но ведь, когда ты дома был.
П.: Это не важно.
В.: Ты мне веришь? Ты веришь, чего бы там ни было, что никакого поступка не было бы? А потом сравнил: ты и Костик! Смешно даже.
П.: Да, я прекрасно знаю, что никакого поступка не было бы. Я тебе просто показываю, насколько далеко эти подавляющие могут зайти в своём тобой пользовании — обед опять же… Любование им, смеёшься — высшее для него удовольствие.
В.: Пусть посмотрит. Но поступка-то…
П.: Я знаю — не было бы… Ну хорошо-хорошо… А правда, интересно, что мы с тобой совершенно симметричные истории друг про друга выяснили? И одновременно! Полтора месяца длятся — и в один день выясняются!
В.: Ничего особенного! Что я виновата, что я такого типа людей как магнитом притягиваю?!
П.: И я тоже! Но интересен не сюжет, а что одновременно. Некая симметричность, в результате которой у меня даже нет права тебя упрекнуть. Не имею! Хотя очень хочется! То, понимаешь ли, преданность сопернице, которая ставит мне капканы, то Костику, который в браслеты заковывает… А потом кому?..
В.: Сама не знаю: и что я их притягиваю?
П.: Очень, кстати говоря, просто. Они хотят, чтобы на них взирали в абсолютном восхищении, но этого от другого подавляющего в чистом виде им не получить. Ведь тот в глубине души знает, что на самом-то деле высший — он сам. Это без учёта взаимоотношения полов. А если с учётом… Есть у меня теория… Ну да ладно. Итак, договорились? Ты мне в следующий раз, если чувствуешь, что кому-нибудь понравилась, расскажешь всё?
В.: Ладно… Нужны тебе эти браслеты?
П.: Конечно — нет. Я уже с правой снял, а на левой разогнул, но что-то он застрял… И почему он их мне на руки надел?.. Всё! Ух ты, как сразу много сил появилось! Так по телу и гуляют! Но как теперь в церковь по субботам ходить, если так давят?
В.: А вот так и ходить.
П.: А как же воздействие?
В.: Там посмотрим… Ну вот, ты уже и глаза открыл.
П.: Ложись теперь ты. Закрывай глаза. Так… Скажи: твоё сонное на богослужении состояние каким из факторов определяется: местом, влиянием людей, духотой, или ты перенимаешь моё состояние?
В.: Влиянием людей.
П.: Теперь первое, что в голову приходит: кто больше влияет, мужчина или женщина?
В.: Не могу сказать.
П.: Не можешь? Ни за что не поверю.
В.: Не могу сказать, потому что… потому что это смешанное влияние — и мужчин, и женщин.
П.: А сколько их? Какая цифра на ум приходит?
В.: Трое.
П.: А кого больше: мужчин или женщин?
В.: Женщин.
П.: Всё ясно — двое женщин и один мужчина. Трое на общину в шестьдесят человек — не так много. Пять процентов получается… Даже не двадцать. Так. Одна женщина — Зоя, мужчина — Костик, а кто же третий?
В.: Не знаю.
П.: Ладно. Это не важно. Оставили они тебе что-нибудь?
В.: Оставили.
П.: Сколько процентов энергии отнимает?
В.: Двадцать пять.
П.: Нужно ещё обсуждать создавшуюся ситуацию для жизни? Или можно сразу избавиться?
В.: Уже избавилась.
П.: Так. Костик оставил тебе что-нибудь? Посмотри половую сферу. Что улыбаешься?
В.: Нет там ничего.
П.: А где-нибудь оставил?
В.: Оставил. На руках.
П.: Ближе к локтю?
В.: Нет. Ближе к кисти.
П.: Интересно получается… Костя в состоянии лепить только на определённую часть тела… И с половой принадлежностью, похоже, не связано. Так. Что ещё?
В.: Всё. Пора заканчивать.
П.: Что-нибудь хорошее вспом… Что ты глаза раньше времени открыла? Впрочем, не важно, ты и без того улыбаешься… Нет, давай ещё поработаем: надо сделать защиту. Так. Хорошо. Что надо сделать и на каком от тебя расстоянии, чтобы ты была защищена?
В.: Нужен экран на расстоянии один метр.
П.: Так?..
В.: Один? Вообще-то, это странно: один метр — это многовато. Ведь человек может и ближе подойти. Но почему-то: один метр…
П.: Пусть тебя это не беспокоит. Метр в теле памяти или сознания может не совсем соответствовать физическому метру. Так что собой представляет эта защита?
В.: Металлическая сетка со всех сторон.
П.: И провод, уходящий в землю, как у громоотвода?
В.: Да.
П.: Всё? Больше ничего не нужно?
В.: Ничего.
* * *
П.: Только что с Костиком встретился. Поговорили. Давай посмотрим, что он мне навесил?
В.: Давай. Ложись. Что-нибудь есть?
П.: Есть.
В.: Что?
П.: Самое интересное, что на том же самом месте, у локтя! Только на этот раз это такая тоненькая полоска из жести. Знаешь, раньше ящики такими полосками обивали? Всё, разгибаю… Ох ты, сколько опять силищи по телу загуляло!
В.: Вот видишь, как хорошо! Раньше — литые браслеты, теперь — только жесть. Чем ты это объясняешь?
П.: Перестаю к нему относиться «снизу-вверх». Раньше, в предыдущие года, когда приезжал, рядом с Костей чувство всегда было — как мне казалось, жалости, согнуться хотелось. Что вот он и ростом меньше — комплексует рядом со мной ещё и по этому поводу. Поэтому, чтобы не обидеть, надо согнуться. Необразован — а что, он виноват, что в провинции родился и вырос? А у меня от рождения условия лучше, чем у него. Одним словом, Костю жалко, а чувство, будто я недостоин, — у меня. Такое же, как у Льва Николаевича рядом со своей Соней. Или, что то же самое, у Лёвина рядом с Кити. А теперь, думаю, с какой стати? Это же он просто меня энергетически к этому чувству жалости принуждал, а всё остальное, насчёт образования — рационализация.
В.: А какую защиту надо сделать?
П.: Да никакую. Просто жизнь несколько упражнений подкинет, они проработаются до уровня догадки, в более глубокие слои сознания проникнут, и это подлезание под некрофилов, якобы жалость, станет невозможным. Никакой специальной защиты.
В.: А ложная жалость у тебя с каким образом ассоциируется?
П.: Дурацкая картинка. Хочешь, расскажу? Трамплин, с которого в воду прыгают. Высокий, а наверху доска — вибрирует, раскачивается. А на конце вибрирующем — крест стоит. Небольшой такой и раскачивается вместе с доской.
В.: А какой должна быть эта картинка?
П.: Ух ты! Знаешь, что стало? Крест оторвался от этой доски и поднялся высоко в небо, и стал такой громадный-громадный, и чувствуется, что добротный. А этот трамплин с доской — далеко внизу, маленький такой, сам по себе дёргается. Интересно, правда?
В.: Да.
П.: Прямо-таки символический смысл. Что у чего было в подчинении. Жалость подавляла христианство: ложная да ещё индуцированная жалость. Здорово! Интересно, ни в какое кино ходить не надо: всё равно ничего интересней не увидишь. Как я тебя люблю, милая!
В.: Не отвлекайся… А ты заметил, что жена Костика, Юля, работает с утра до ночи, тихая, забитая ведь, наверное, неврозами, а чувства жалости не вызывает. А вот Костя весь такой сильный, подтянутый, шутит всё время, жена послушная, а жалеем мы его?
П.: Надо же! А я так не думал! Милая, как я счастлив, что я могу смотреть на мир ещё и твоими глазами, я…
В.: И всё время жалуется, что самые непослушные дети — у неё. Совершенно с другими не считаются.
П.: Это не непослушные, это по-другому называется. Аутичные.
В.: А что это такое?
П.: О! Это я хорошо знаю! Я в Центре психического здоровья Академии наук как раз-то с этими самыми аутичными детьми работал. Здоровому ребёнку предложишь поиграть во «в какой руке?», так он сразу всё бросит и пойдёт к тебе. А аутичный нет. Он останется в своём.
В.: Понятно.
П.: Он откликается. Но только когда его требует подавляющий из родителей. Или вообще подавляющий. Так что, аутизм (от английского out — «вне») — это жизнь без общения с биофилами. Вырастут — преступность и всё такое… Костю-то дети его слушаются?
В.: Его — да. Это Юлю — нет.
П.: Всё правильно. А у Зои, заметила, дочка тоже аутична.
В.: Точно…
П.: А жена Кости всю вину берёт на себя… Или, скорее, он ей внушил, что она виновата. Своеобразный Центр получается.
В.: А ты заметил, какие у него интересы? Массаж, фитотерапия, йога, диетология — это же всё стандартный набор тех, кто в Центре и вокруг него. Только в Москве такие организованы в Общества, Центры и Ассоциации, а здесь — нет. Провинция.
П.: Но он здесь не один. Мне сказали, что командир расквартированной здесь дивизии тоже экстрасенс и целитель.
В.: Кто тебе это сказал?
П.: Да тут, когда я два года назад работал над книгой, пыталась за мной ухаживать дочь предыдущего командира части. Я её на днях встретил. Подурнела. Перекосило всю на один бок (тоже, похоже, почка болит), но с таким восторгом рассказывает, что нашла экстрасенса, лечится… Командир части. А она, перекошенная, расхваливает… Как ты скажешь, какой метод пациенты будут больше расхваливать — психокатарсис или эмоционально-стрессовый?
В.: Эмоционально-стрессовый.
П.: Согласен. А почему?
В.: А потому, что эмоционально-стрессовые более зрелищные: раз! — и всё! Нет симптомов!
П.: Мало. Это только внешняя сторона. Причины, мне кажется, глубже. Что психокатарсис? Болело — и не болит, выздоровел — и забыл. А люди умеют помнить только боль. Восторг! А после психокатарсиса боль исчезает — нет воспоминаний, нет и восторгов.
В.: Верно-верно. Как будто и не было ничего. Приходится делать особенное усилие, чтобы вспомнить. Да и то если ты напомнишь, что я когда-то болела.
П.: А эмоционально-стрессовые? Было тридцать единиц болезни, сходил к народному целителю или к врачу — ещё пятьдесят единиц от полученного внушения, что если попьёт этой травки, то выздоровеет. В сумме уже восемьдесят единиц! Человек молчать не в силах! Ведь эти восемьдесят единиц болят, только в другом месте! Эту боль проговаривать необходимо! А как проговаривать? Жаловаться? Что лечили и обманули? Так это надо ещё себе позволить понять! Что деньги забрали, да ещё теперь на бок перекашивает? Это гордыне удар ниже пояса. Гордый, кроме как над всеми, быть не может! Выше и мудрее! Естественно, начинается расхваливание этих 50 единиц. Завидуйте: я получил, а вы — нет! Вот и получается, что изуродованные будут многократно активнее, чем те, кого действительно вылечили… Страшная это штука — наша жизнь! Кругом хроническое наоборот. Причём во всём: как высшую форму любви восхваляют страсть; на словах заботятся о здоровье своего ребёнка, но несут младенца в храм, к признанным; ищут якобы выздоровления, но идут вслед тем, кто громче других своё «выздоровление» расхваливает…
В.: И это наоборот будет всегда.
П.: Во всяком случае, до Пришествия…
* * *
П.: Милая, быстро в постель!
В.: Я всегда — пожалуйста.
П.: Да нет, я не о том. Я про себя. Только что заходил к Костику. Хочу посмотреть, чт`о он мне на этот раз привесил.
В.: И это — пожалуйста.
П.: Так… Ты смотри — привесил-таки!
В.: Что?
П.: Смешно сказать! Бумажные полоски! Да и то: мылом внахлёст склеенные. Подожди-подожди… Да на правой полоска ещё и размокла — расползается… Всё, нет её. Левая… тоже. Ты смотри, как интересно! Оказывается, от таких упражнений появляется защищённость…
В.: Скорее оттого, что жизнь переосмысливаешь…
* * *
П.: Я уже начинаю различать, когда усталость ненатуральная. Лёг подремать, сил нет, а расслабиться не могу, напряжён весь. А вот только мы с тобой этот гибрид погребального и лаврового венка стали рассматривать — сразу ноги как в валенки обулись — отдыхают.
В.: А кто тебе этот венок подбросил?
П.: Не знаю… Кто-то с усами… Но ведь мы же одни по лесу гуляли! Никого же не было. Только мы да дочка.
В.: Была ещё эта парочка в голубой машине. В кустах.
П.: А я что-то их даже не видел.
Ребёнок: Я видела. Он был с усами.
П.: Точно?
Ребёнок: Точно. Мама, а ты не видела?
В.: Нет, не видела. Но они, естественно, хотели, чтобы ягод мы там не собирали, а поскорее убрались.
П.: Но ведь это же ужасно: собирать ото всех разную гадость. Как так дальше жить?
В.: А не на этом ли месте ты на рассвете видел, как парочка занимается тем, чем предпочитают заниматься в уединении? И машина голубая?
П.: Машина-то голубая. Только парочка другая. Та дама была и постарше, и ноги потолще были. Да и ребёнок говорит, что с усами, а тот был без. Да к тому же усталость я почувствовал, когда шелковицу собирали, а парочку разглядели после, когда домой собрались.
В.: Ну и что? Ты подсознательно. Машину же заметил раньше? Тебе же было интересно, чем там опять, на том же самом месте, могут заниматься. Тем более, машина опять голубая.
П.: Следовательно, я просто был настроен, сфокусирован, как антенна, на это самое место и уловил всё то, что там на нас было направлено?
В.: Да.
П.: Да как же после этого жить, если всю дрянь собирать?
В.: Человек получает только то, к чему готов. К чему у него предрасположение.
П.: Тогда у меня получается предрасположенность. Интерес к тому, чем на рассвете занимаются. К чужому. А не было бы интереса — и усталости не было бы, не поймал бы импульс на отрицание нас с тобой. Так получается?
В.: Да. Это твоя Чёрная Луна. Я же рядом с тобой была — а мне ничего. Просто я об этом не думала.
П.: Защита в таком случае — элементарная. В святости. Не греши — и силы будут.
В.: Да, так получается.
П.: Скажи, сама до этого додумалась или научил кто-нибудь?
В.: Вообще-то, сама.
Ребёнок: Ври больше.
П.: Вот жизнь! Святым быть прямо-таки вынуждает. Так ведь получается, а?
* * *
П.: Что-то ты на себя не похожа. Опять на базаре что-нибудь случилось?
В.: Да нет, ничего.
П.: И всё-таки что-то случилось.
В.: Я говорю: ничего не случилось.
П.: И всё-таки… Я же не могу работать, когда ты в таком состоянии. Ляг, пожалуйста, мы сейчас проверим.
В.: Сейчас, я только сначала…
П.: Сначала — будет потом. Ты говорила, что будешь в спорных вопросах меня слушаться. Ложись.
В.: Ну, раз ты говоришь…
П.: Так. Закрыла глаза… Хорошо. Что у тебя сегодня новенького появилось? Осмотри внимательно тело.
В.: Нет ничего.
П.: Вокруг тела?
В.: Есть. Кольцо вокруг… Вот здесь.
П.: Понятно. Половая сфера. Из чего сделано?
В.: Металлическое.
П.: Ясненько. Тебя на базар нельзя отпускать. Что-нибудь да принесёшь. Как оно на тебе крепится?
В.: Оно не прикреплено. Вращается. Вокруг меня вращается.
П.: Сколько процентов энергии отнимает?
В.: Восемьдесят.
П.: Кто: мужчина или женщина?
В.: Женщина.
П.: Я смотрю, ты даже знаешь кто. Это так?
В.: Я сегодня Зою встретила.
П.: Это она тебя?
В.: Да.
П.: Я так понимаю, тебе это кольцо не нужно?
В.: Его уже нет.
П.: Ещё что-нибудь осталось?
В.: Где-то ещё что-то есть. Я только не вижу…
П.: Она тебе что-то сказала?
В.: Она сказала: «Что-то ты сегодня плохо выглядишь».
П.: А это так? Разве плохо? Как сама скажешь?
В.: Нет, всё в порядке.
П.: И я так думаю. Во всяком случае, так было, когда из дома выходила. Почему же она тебе так сказала?
В.: Ты знаешь. Нечто вроде мести.
П.: Так… Где её слова на тебе? В виде чего?
В.: На лице. Вроде вуали. Прилипло к коже.
П.: И?
В.: Уже убрала. Как хорошо стало!.. А ведь как прилепила! Ещё сделала вид, что пожалела!
П.: Страшная женщина! Не зря ж рядом с ней мужчины помирают. Что-нибудь со времени предыдущего сеанса появилось?
В.: Что-то есть. На руках.
П.: Будем выяснять?
В.: Нет. Я уже убрала. А ты знаешь, всё-таки эти рассматривания очень помогают. Потом так хорошо на кухне работается!
П.: Что ж, я рад. Как-никак, я заинтересованное лицо. И не только лицо. Но и желудок.
В. (Смеётся): Будет ли когда-нибудь конец, или я так и буду всякую дрянь собирать?
П.: А ведь уже во много раз меньше собираешь. А Зоя… Зоя — это уникальное по силе явление. Если бы она не здесь, в захолустье, жила, она бы уж точно была бы что-то вроде величайшего целителя, основателя партии или секты. А здесь все её знают — на ней клеймо неудачницы: смерть мужей и жениха. Чтобы выдвинуться, ей надо на «гастроли» ехать. Но приказа ей никто на это не даёт… А без него она не может… Я уверен, что мы и от неё отработаем защиту. Со временем.
В.: Хотелось бы.
П.: Освободимся от влияний — и представляешь, как интересно будет жить? Можно будет улавливать в жизни даже тончайшее эхо сокрытых причин!
* * *
В.: Диск с очень острыми косыми зубьями. Как от электрической пилы.
П.: От кого это?
В.: Две цыганки мимо проходили. Сказали что-то. Я даже и не расслышала что. Одна была совершенно пьяная.
П.: Так этот диск от циркулярной пилы от неё или от другой?
В.: Не знаю. Не могу различить.
П.: Вот как? А где он? Внутри тебя или снаружи?
В.: Снаружи.
П.: А как далеко?
В.: Метра четыре.
П.: Ого, как далеко!..
В.: Поэтому сил — не отнимает, но и различить от кого — не могу.
П.: А скажи, если бы эта встреча произошла не сейчас, а, скажем, года за полтора до нашей с тобой встречи, этот диск где был бы?
В.: Во мне. В солнечном сплетении.
П.: А теперь меня интересует только твоё ощущение: почему сейчас ты оказалась защищена?
В.: Изменилось мировоззрение…
* * *
(Место действия — опять Москва. Спустя два года после знакомства.)
… П.: Подробней: в чём?
В.: Изменились взаимоотношения с Богом. Другой уровень доверия.
П.: Конкретнее.
В.: Изменение мировоззрения — это же не просто изменение каких-то идей. Это, прежде всего, изменение взаимоотношений с Богом… Но и идеи тоже.
П.: А скажи, изменение твоего состояния — встреча с половинкой, некая в связи с этим уравновешенность, да и остальное…
В.: Не продолжай. Я поняла. Это тоже повлияло.
П.: А как бы ты распределила — только по ощущению! — удельный вес повлиявших на тебя факторов: изменение взаимоотношений с Богом, изменение твоего положения, идеи в области психологии, или четвёртое — сумма неназванных иных факторов. Итак?
В.: Ещё раз, пожалуйста.
П.: Изменение взаимоотношений с Богом, изменение твоего положения (есть с кем поговорить, поцеловаться, в конце концов), идеи в области психологии, или сумма неназванных иных факторов.
В.: Изменение взаимоотношений с Богом — пятьдесят, моего — сорок пять, идеи — четыре, а остальные — один процент. Даже, пожалуй, меньше одного процента.
П.: …
В.: Что ты молчишь? Ты на что-то обиделся?
П.: Нет, но…
В.: Что?
П.: Получается, что я как бы напрасно работаю над книгой… Если идеи, которые суть слова… Ведь сколько уже работаю…
В.: А вот как раз-то книга твоя очень и помогла. Ведь там очень мало идей, которые сами по себе. Ведь даже когда ты пишешь про психологию, это всё равно разворачивает к Богу. Есть, конечно, там идеи достаточно абстрактные. Поэтому для меня твоя книга — это там, где изменение взаимоотношений с Богом.
П.: А ты могла бы опять в процентах дать соотношение объёма текста, который обращает к Богу, и просто абстрактной психологии или ещё чего?
В.: Могу. Девяносто и десять. Девяносто — это к Богу…