Глава тридцать первая ЧТО ДЕМОКРАТЫ СКРЫВАЮТ О ГЕНЕРАЛЕ ВЛАСОВЕ?

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава тридцать первая

ЧТО ДЕМОКРАТЫ СКРЫВАЮТ О ГЕНЕРАЛЕ ВЛАСОВЕ?

Генерал Власов психически был во всех проявлениях типичным «внешником», с разве что несколько замедленной шизоидной реакцией на психоэнергетическую вокруг него атмосферу, естественной для обладателя особо вытянутых костей скелета (он был высок и худ) и удлиненного черепа.

Тех русских, вернее, славян, и нередко советских вообще, которые перешли служить к Гитлеру и сражались против своих, и во время войны, и после нее называли власовцами по имени генерала Власова, хотя Власов был далеко не первым из перешедших на сторону немцев.

Последняя должность генерала Власова в Красной Армии — командующий 2-й Ударной армией. Когда Власов перешел на сторону Гитлера летом 1942 года, то его использовали как «свадебного генерала», реальной властью над прежде мифической РОА (Русской освободительной армией) Гитлер наделил Власова лишь в 45-м.

Власовцев (они воевали, рассредоточенные по частям вермахта) сталинцы ненавидели, и если пленного немца могли пожалеть и до сборного пункта пленных все-таки довести, то пленного власовца, пока о его существовании не узнало командование, торопились кончить.

* * *

Вот что генерал-лейтенант А. А. Власов писал в своем знаменитом открытом письме «Почему я стал на путь борьбы с большевизмом?», опубликованном на гитлеровской территории в газете «Заря» 3 марта 1943 года (цит. по: Екатерина Андреева, Странник, 1993):

Призывая всех русских людей подниматься на борьбу против Сталина и его клики, за построение новой России без большевиков и капиталистов, я считаю своим долгом объяснить свои действия.

Меня ничем не обидела Советская власть.

Я — сын крестьянина, родился в Нижегородской губернии, учился на гроши, добился высшего образования. Я принял народную революцию, вступил в ряды Красной Армии для борьбы за землю для крестьян, за лучшую жизнь для рабочего, за светлое будущее Русского народа. С тех пор моя жизнь была неразрывно связана с жизнью Красной Армии. 24 года непрерывно я прослужил в ее рядах. Я прошел путь от рядового бойца до командующего армией и заместителя командующего фронтом. Я командовал ротой, батальоном, полком, дивизией, корпусом. Я был награжден орденами Ленина, Красного Знамени и медалью «XX лет РККА». С 1930 года я был членом ВКП(б).

И вот теперь я выступаю на борьбу против большевизма и зову за собой весь народ, сыном которого я являюсь.

Почему?

…Я видел, что растаптывалось все русское, что на руководящие посты в стране, как и на командные посты в Красной Армии, выдвигались подхалимы, которым не были дороги интересы Русского народа.

…В союзе с Германским народом Русский народ должен уничтожить… и должен построить новую счастливую Родину…

В этой статье интересна каждая деталь. Однако необходимо уточнить некоторые понятия.

Например, что входит в понятие «Русский народ»?

Статья была писана в 1943 году, когда минуло уже почти два года с тех пор, как стали выполняться указания любимца немецкого народа Адольфа Гитлера о 85%-ном уничтожении этнических русских как психологически с немцами (гитлеровцами) несовместимых. О том, как это уничтожение проводилось, о том, как уморили голодом под Минском не только пленных, но и согнанных в лагеря гражданских — мужчин от 16 до 50 лет, о том, что было распоряжение Гитлера от 16 июля 1941 года казнить русских за один только «косой» взгляд, о том, что был приказ о поголовном уничтожении жителей Москвы и Ленинграда, генерал Власов, к которому приходили обильные разведданные со всех фронтов и немецкого тыла, не знать не мог. Следовательно, Власов, если он сохранил способность к логическому мышлению, говоря о «союзе Германского и Русского народов», хитрил, на самом деле обращаясь лишь к той части русского народа, которая была с гитлеровцами психологически идентична, т. е. к «внешникам». Судя по «всенародной» любви толпы к Сталину, таковых было все-таки больше, чем «помилованные» Гитлером 15%.

Нет нужды долго рассуждать о смысле, вложенном в понятие «счастье» человеком, который в системе, где, по его наблюдениям, могли подыматься лишь «подхалимы, попирающие все русское», смог дослужиться аж до командующего армией. Счастье Власова отчетливо гитлеровское: «что может быть счастливее … собрания».

Власов был свой не только для Сталина, но и для Гитлера. «Внешник».

* * *

Генерал Власов, несмотря на то, что стал символом предательства времен Великой Отечественной войны, за что его в 1946 году и удавили, был для Кавказца, действительно, в доску свой. Как и Ростопчин, Чичагов, Багратион — для династии Романовых.

Однако, сначала познакомимся с успешно распространяемыми точками зрения на жизнь и идеалы вошедшего в историю генерала. Коммунистическая историография без малого полсотни лет на все лады трубила, что генерал Власов был затаившимся врагом, который свое предательство делу партии задумал давно — если довести мысль до логического завершения, то стал предателем, по-видимому, еще сражаясь за красных на фронтах Гражданской. То, что недоучившийся священник Власов хорошо сражался в Гражданскую, а затем, приняв крайне запущенный Туркестанский полк, вскоре сделал его образцовым подразделением Киевского военного округа, а также то, что генерал Власов, по оценке советского генералитета (оценке 41-го года), целых два месяца лучше остальных военачальников защищал Киев (эта защита и привела к катастрофе целую группу армий), — видимо, свидетельствует об особенной злобе и хитрости затаившегося врага. Только затаившийся враг — по этой логике! — мог лучше других защищать Киев. И когда, наконец, пришло его время, тогда в 42-м затаившийся враг Власов, злодейски положив всю 2-ю Ударную армию, проявил, наконец-то, себя истинного: перешел на сторону врагов светлого витязя Сталина. Подобная мотивировка событий жизни Власова основывалась на марксистско-ленинском варианте суверенитизма.

В царстве «внутренников», где чувствовали, а потому точно знали, что русские есть распоследняя дрянь и вообще империя зла, о генерале Власове тоже писали — и намного больше, чем в России. Генерал Власов, оказывается, был мыслителем, благороднейшей натурой, в глубине души нравственнейшим христианином, хотя и бросил православную духовную семинарию ради Красной Армии. Пошел же он в Красную Армию потому, что «ошибся»: поверил-де большевикам, что они есть первая за тысячи и тысячи лет власть, которая не будет обманывать, и, как и обещали, даст землю крестьянам (прадед Власова был крепостным, отец тоже — крестьянин) — в конце концов, разве не об этом у Власова в статьях написано? Когда же Власов разобрался, то уходить, дескать, ему было уже некуда, кругом торжествовала кровавая ЧК, переименованная затем в НКВД, тоже кровавый. Философ Власов вынужден был уйти в себя, что следует из того, что политикой он до войны не занимался вовсе, а вот когда присоединился к Гитлеру — то занялся. То, что Власов при Сталине делал военную карьеру не просто блестящую, но блистательную (что вообще типично только для окружавших Сталина уродов), так это только потому, что шибко умный был. А то, что Власов при Сталине не был репрессирован, хотя посадили всех не только стоявших за капитализм («внутренничество»), но и самостоятельно мыслящих и порядочных, — так то случайно. А то, что немцам сдался не сразу, а через две недели отсиживания в крестьянской избе, — так это потому, что нравственное прозрение не сразу оформляется. Словом, передовая демократическая наука о человеке. Апофеоз суверенитизма.

И та, и другая точка зрения — абсолютная чушь. Суверенитизм — и этим все сказано.

Какого типа был стержень жизни генерала с позиций теории стаи? Что бросается в глаза с первого же, если можно так выразиться, психокатарсического взгляда?

А бросается в глаза то, что Власов — классический тип, исполнитель-«внешник».

Классичность проявляется во всем, начиная от социального происхождения: предки — крепостные (их работать заставляли, «внешнический» подход), рекрутов в роду не было, иначе были бы лично свободны: рекрут по завершении срока службы получал личную свободу, его дети тоже.

Классичность выявляется и во вкусах его родителей: отдали учиться на национал-священника «внешнической» империи немецких властителей.

Классичность проявляется на всех промежуточных этапах военной карьеры самого Власова и даже в обстоятельствах пленения, которые столь тщательно стараются скрыть возвеличивающие Власова идеологи-демократы.

Заканчивается эта классичность и обстоятельствами смерти этого успешного карьериста, удавленного рояльной струной, его ненависти к победившему сверхвождя началу.

А теперь подробно.

Не все крепостные жили плохо, в том смысле, что послушная старосте община, подобно стае крыс, грызла не всех подряд. Исполнители друг с другом вполне уживались. Не относящиеся к исполнителям, то есть те, кому с исполнителями становилось скучно, нестерпимо плохо, бывали вынуждены или напроситься в рекруты, или бежать туда, где крепостного права не было, — за Волгу и подальше. А Власовы жили на Волге, на той ее стороне, где крепостное право было — то есть им было хорошо, или, как минимум, сносно.

Но вот предки Власова по царскому указу от 1861 года стали лично свободны и могли уже сами распоряжаться своей судьбой. На Волге было много «штундистов»[14] и притом разных толков, однако, родители Власова из всех направлений выбрали религию, наиболее для них ассоциативно-эстетически естественную, государственную — сначала послали сына в духовное училище (здесь выбор уж точно был родителей, сын был еще малолеток), а затем и в семинарию. Словом, Власов в точности повторил «духовный путь» товарища Сталина.

Наступил 1917 год. И тут молоденького семинариста Власова вдруг накрыло первое из типичных для его рода людей «духовно-нравственных прозрений». Будущий борец за специфическое единство русского и немецкого народов бросает семинарию, берет в руки винтовку и идет сражаться за дело Ленина, выгодное в тот последний год Первой мировой войны исключительно Германии.

Дальше — больше. Эпизод с запущенным полком, который Власов в 1935 году в одночасье вывел в образцово-авторитарные, говорит о многом — с энтузиазмом человек работал, с огоньком, на духовном подъеме.

Как сам Власов справедливо написал, поднимались по ступеням иерархий во времена Сталина только подхалимы — будущий организатор РОА рос быстрее многих.

Генерала Власова Сталин не только не расстрелял, но при личной встрече даже, лаская, назвал дураком.

— С резервами и дурак справится, а ты попробуй без них, — это Сталин сказал Власову, когда тот стал просить резервов зимой 41-го. Однако, как бороться в такой стране, как Россия, со сверхвождями, Власов — уж явно не Кутузов — не имел ни малейшего понятия, поэтому все имевшиеся у Сталина в резерве танки — 15 штук — все-таки получил. И их использовал — под Москвой зимой 1941–1942 годов при освобождении Волоколамска.

В той не оправданной интересами защиты СССР мясорубке, которую в начале войны организовал, командуя фронтами, Сталин, генерал Власов был исполнителем вполне послушным. Тогда Сталин приказывал наступать почти без, выражаясь языком армейских учебников, массирования военных средств; по личному приказу «отца народов» солдат посылали в атаку даже без винтовок, что, естественно, в кратчайший срок привело к гибели миллиона русских безо всякого ощутимого урона для гитлеровцев. Шибко умный Власов не прозрел и тогда, хотя находившихся под его командованием солдат (вновь, как и под Киевом, послушных) положил.

Подобные под видом боев расстрелы (гитлеровцам не надо было тратиться ни на их организацию, ни на горючее для подвоза расстреливаемых) было заветной мечтой Гитлера: ему было необходимо, чтобы русские беспрерывно атаковали, ведь в обороне они, как известно, — достаточно вспомнить оборону Сталинграда, Севастополя, Брестской крепости и так далее — отличались от солдат остального мира стойкостью. (Вообще говоря, отдельным русским солдатам даже наступление удавалось превратить в оборону: из немецких мемуаров следует, что одним из кошмаров Восточного фронта было то, что поутру вдруг обнаруживалось, что посреди немецких позиций за ночь успевали окопаться несколько русских охотников — со всеми вытекающими для гитлеровцев последствиями.)

Власов же гнал солдат на пулеметы.

Эти атаки были предметом удовлетворенного веселья не только немцев-фронтовиков, но и начальника генштаба сухопутных сил Германии Гальдера, автора известного «Военного дневника». Гальдер эти атаки так и называл «обычными атаками русских»: трехминутная артподготовка, затем пауза, и волна за волной идут комсомольцы, с криками «За Сталина!» погибая под пулеметными очередями немцев, веселящихся над тотально «ошибочными» приказами высшего командования Красной Армии.

Все ехидство слов: «трехминутная артподготовка, потом пауза и массовая атака без поддержки тяжелого оружия» — из дневника Гальдера нужно еще уметь понять!

Дело в том, что во время артподготовки — обстрела окопов противника из орудий, минометов и реактивных установок — солдаты противника забиваются в дальние щели и, соответственно, огня по наступающим вести не могут. Даже после прекращения артподготовки, прежде чем уцелевшие солдаты опомнятся и восстановят систему огня, остается еще несколько минут, в течение которых наступающие уже успевают подобраться к окопам вплотную. Так, кстати, и поступали на втором этапе войны.

Но на первом этапе красные командиры и комиссары гнали невооруженных людей под пули по другой схеме: сначала артподготовка, затем давали гитлеровцам время полностью восстановить систему огня, а уж только потом заставляли плотные ряды комсомольцев идти большие расстояния под пулеметным огнем. Всем этим среди прочего занимался и любимец демократов генерал Власов.

Потом, уже в 42-м, в блестящей военной карьере Власова было командование знаменитой своей печальной участью 2-й Ударной армией, которая в районе Ленинграда повела атаки на болота. Армия, как и предполагалось, завязла, в результате оказалась в «мешке» (от окружения «мешок» отличается тем, что есть узкий, простреливаемый с двух сторон проход к своим), затем в этих болотах достаточно долго сидела, в то время как Сталин присылал противоречащие один другому приказы, за невыполнение каждого из которых полагался расстрел. Сухарей было по 50, много 100, граммов на человека в день, и в результате люди, когда сдавались, едва могли поднимать руки. Генерал Власов оказался пободрее других и еще две недели бродил в сопровождении женщины и ординарца по лесам (можно, оказывается, было прятаться и не сдаваться! — это по поводу судьбы редких неугодников 2-й Ударной, которые, видимо, в плен не захотели — и выжили). Затем, когда немцы выборочно осматривали населенные пункты, Власов из избы, где мог бы прятаться и дальше, добровольно вышел и — сдался.

И эту деталь воспевающие светлого витязя г-на Власова демократы тоже тщательно обходят стороной; обычно его жизнь описывается так, что создается впечатление, будто Власов разделил судьбу солдат: все они дрались до последнего патрона и были взяты с боя. А между тем сам Власов этой детали не скрывал. В мемуарах его подельщики по РОА сообщают, как генерал рассказывал им, что именно в эти две недели блуждания по лесу у него и произошло настоящее прозрение о сущности сталинизма. Он вдруг понял, что раньше-то, оказывается, накапливал в подсознании (ишь, какие слова знал — и впрямь, не зря демократы восхищаются его умом!) материал, наблюдая все происходившие на его глазах несправедливости коммунистической системы — и так двадцать четыре года! Но вот, когда материал поднакопился, то вдруг, именно в ленинградских болотах, у него и началось переосмысление жизни и очередное духовно-нравственное прозрение. (Власов, во все периоды своей жизни классический «внешник», в каком-то смысле не обманывает: с точки зрения теории стаи, действительно, именно в это время, когда Власов оказался пространственно разобщен со своим прежним субвождем и окружен со всех сторон немецкоязычной толпой угодников сверхвождя, он, будучи образцовым исполнителем, не мог психоэнергетически не перейти в стаю вождя более высокого ранга. А насчет подсознания да накапливания материала — обыкновенная рационализация.)

Обстоятельства перехода Власова из одного коллективного органа «внешнической» стаи в другой познавательны прежде всего тем, что в них особенно отчетливо видно, что переходы исполнителей высших ступеней иерархии осуществляются без всяких слов сверхвождя и его идеологов — к Власову в избу парламентеры не наведывались.

Вообще к Гитлеру так переходили все. Альберт Шпеер, по понятиям немцев, интеллигент — архитектор и министр военной промышленности — стал гитлеровцем, как он описывает в своих воспоминаниях, на собрании студентов, в тот момент, когда Гитлер только вошел в зал и еще ничего не сказал. Студенты заходились от восторга — и Шпеер «вдруг» понял, за кем истина. А матери Шпеера хватило даже меньшего: Гитлер по ее улице лишь проехал на автомобиле (никаких приветствующих толп не было) — и уже на следующий день, даже не прочитав ни одной национал-социалистической статьи, она, прежде противница Гитлера, подала заявление в национал-социалистическую партию.

Власов, после того как его у избы принял офицер разведки СС, быстренько предложил гитлеровцам свои услуги. Дело пошло. И хотя Власов сдался в июле 1942 года, а военные формирования из советских жителей, присоединившихся к вермахту, убивали земляков уже с лета 1941-го (первый из полков, перешедших на сторону Гитлера в полном составе, состоял из донских казаков, и произошло это в августе 41-го), все участники этого позора стали называться власовцами.

Западная историография и демократы вообще («внутренники») учат нас, что Власов на самом-то деле не был тривиальным предателем (гипнабельным исполнителем, выделявшимся страстью к подхалимажу), не с Гитлером вовсе сотрудничал, но радел генерал за интересы русского народа, и притом высшие. Идеологи видят, что Власову якобы казалось, что легче свалить Гитлера, чем Сталина, поэтому Власов прежде пытался свалить Сталина, а уж потом взялся бы за Гитлера. (Прекрасная логика для человека, на глазах которого коммунисты отдали полстраны!) Словом, все старания Власова вплоть до 1945 года, когда агония «Тысячелетнего рейха» вступила в свою наиболее зрелищную фазу, были направлены якобы на создание своей русской армии — ну, чем несостоявшийся священник госрелигии не суверенная личность? В общем, «нет ничего нового под солнцем»: идеологи-«внутренники» как всегда оправдывают бандитов-«внешников», за что те им брезгливо признательны.

С приходом в России к власти демократов, некоторое время было также модно хвалить всю власовскую Первую дивизию (более 20 тысяч человек) суверенных личностей. Они-де во время пражского восстания обратили оружие против дивизии СС, прибывшей в последние дни войны утопить восстание пражан в крови.

Действительно, отдельные русскоязычные гитлеровцы покидали расположение дивизии и, не снимая немецких мундиров, шли убивать недавних соратников по «борьбе с коммунизмом» (как все это напоминает действия крестьян-исполнителей в 1812 году, убивавших то тех, то этих!). Основной же состав дивизии власовцев под руководством командиров выступил чуть позже этих отдельных лиц и сражался с эсэсовцами только до тех пор, пока не стало понятно, что американцы, которым власовцы хотели сдаться, уже договорились с советскими вождями, что Прага остается в зоне советского влияния. Первая дивизия тут же бросила пражан наедине с эсэсовцами и, спасаясь, чесанула в сторону американцев.

Впрочем, все кончилось хорошо. Чешские партизаны отлавливали командиров Первой власовской дивизии и одних расстреливали на месте, других вешали, а третьих вместе с рядовыми власовцами передавали советским властям. Из 20 тысяч власовцев Первой дивизии половина была тут же пленена Красной Армией. Те, которые оказались у англичан, были по большей части репатриированы в Советский Союз — со всеми вытекающими отсюда у ближайшей стенки последствиями. Оказавшиеся у американцев предатели выданы были не все — своих не выдаем! — но влились кровью и духом в американскую нацию.

Самого Власова поймали тоже наши.

На суде он не отрекся от своего, якобы, «антисталинизма» — как он, похоже, искренно верил, нового состояния души. Демократы, профессионально боровшиеся с Россией под видом борьбы с коммунизмом, расценили поведение Власова как проявление величия души и причислили предателя и карателя к святым.

Но что было истинной причиной, по которой исполнитель Власов вновь не перешел в волю Сталина, на территорию которого он вернулся?

Дело, разумеется, не только в том, что Власов за более чем четверть века восторженного участия в кровавых бойнях прекрасно усвоил, что переходить — можно, это приветствуется; а вот возвращаться — нельзя: предателей во всех армиях приканчивают, хотя отнюдь не из благородных побуждений. Так что, кайся, не кайся — все равно скорее всего шлепнут. Надежды выжить — никакой.

Но, может быть, некрофил Власов не «покаялся» в очередной раз как раз потому, что совершенно закономерно хотел поскорее умереть?

А кроме того, может, и хотел бы «покаяться» — да не мог?

Конечно, не мог.

Невозможно страстно влюбиться в то, в чем уже когда-то разочаровался. Да и навык подобных разочарований «чувство» притупляет. Действительно, вернулся Власов не к товарищу Сталину, а к преданной им страстной любви — потому и вел себя на суде, как блудливая стервозная баба, которая доказывает предыдущему любовнику, что он по сравнению с объектом последней ее «любви» — полное ничто.

* * *

Совершенно закономерно Власов для русских неугодников остался предателем, а потому мерзавцем, а для угодников (в стране эмигрантов) — предателем, а потому святым.

Но по большому счету генерал Власов предателем никогда не становился! Каким он был, таким он и остался — классическим «внешником». Себя он не предал. Он не предал принцип, которому был верен в каждый момент своей жизни. Генерал менял только рясы и мундиры; смена форм поверхностна, ведь все три иерархии в его биографии — «внешнические» (православие «внешническое» в том смысле, что таковы его символы, святые и угодники, хотя в системе кормится немало небезызвестных своей жадностью попов и в храмах полно экзальтированных активисток, покупающих себе жизнь вечную в обмен на свечки).

Он даже под страхом повешенья не предал сам принцип иерархии, он был ему верен даже до смерти!

Просто жизнь его сложилась так, что он время от времени оказывался на вражеской территории. Был православным, но вот оказался на коммунистической территории, и тоже стал искренним, потом на гитлеровской — и тоже искренно.

Не по своему, заметьте, почину он это делал! Не будь «вражеских» нашествий — большевизма, а затем гитлеровцев — Власов, что называется, верой и правдой служил бы в предоставляемых ему епархиальными советами храмах и там бы дослужился до епископа или митрополита. И будучи на хорошем счету, вовсе не Сталиным, а каким-нибудь патриархом был бы удостоен ласкового: «дурак».