Венец творения
Венец творения
Многие люди изучали биологию, по крайней мере в школе, и имеют некоторое представление о дарвинизме. Замечательным при этом является то, что, независимо от того, принадлежит ли человек к последователям какой-либо религии или является атеистом, он разделяет одно и тоже заблуждение, к дарвинизму никакого отношения не имеющее, а именно: человек — венец творения. В целом это выглядит так: эволюция была, но когда-то давно, сейчас она полностью прекратилась. А прекратилась она потому что её цель уже достигнута, человек создан. Интересно, что атеисты не замечают при этом, что они впадают в грех креацианизма, ибо если принять шесть дней творения за метафору, то можно предположить, что божий день длится n-миллионов лет, а как был создан человек — мануально господом или эволюцией — суть незначительные детали. Если вы разделяете взгляды Дарвина, то вы должны свыкнуться с мыслью, что человек появился совершенно случайно. Если бы не удачные попадания метеоритов в земной шар, то по нему до сих пор гуляли бы динозавры, которые были гораздо лучше приспособлены к жизни, нежели мы, или другие животные, жившие до динозавров, которые были ещё лучше приспособлены к условиям окружающей среды.
В своей книге «Опасная идея Дарвина» Дэниэл Деннет[30] сравнивает эволюцию посредством естественного отбора с универсальным растворителем, разъедающим все, к чему он прикасается. Особенно точно это чувствуют фундаменталисты всех религий, ибо современный дарвинизм уничтожает самый важных для них концепт — душу. Поэтому так называемые «умеренные» верующие лукавят, пытаясь совместить религию и дарвинизм, это невозможно в принципе. Во-первых по уже указанной причине — человек не является венцом творения. Во-вторых существует и ещё одно заблуждение касательно естественного отбора. Оно состоит в том, что люди думают, будто мы обладаем генами именно для того, чтобы вид успешнее мог выживать или для того, чтобы мы могли успешнее репродуцировать себя. То есть, предполагается, что гены делают что-то для вида, или что они делают что-то для нас как индивидов. В любом случае общая идея состоит в том, что гены служат нашим целям.
Интеллектуальная мина, заложенная Ричардом Докинзом, так до сих пор и не взорвалась, несмотря на то, что прошло уже почти 40 лет со дня опубликования «Эгоистичного гена». Уже тогда Докинз показал, что факты свидетельствуют как раз об обратном: мы созданы для того, чтобы служить интересам генов, а вовсе не наоборот.
Мы должны были уже давно изменить наше базисное биологическое представление, развернуть его на 180 градусов — гены нужны для того, чтобы мы могли делать копии самих себя — отнюдь, мы нужны для того, чтобы гены могли себя копировать! Первичны гены, мы (как люди), только вторичны. Причина того, что мы вообще существуем, заключается в том, что производство нас когда-то было в интересах генов.
Рассмотрим подробнее комичную идею о том, что гены нужны для того, чтобы мы могли создавать копии самих себя. Это гены делают свои копии, отнюдь не мы. Как вы все гарантированно знаете (к большому сожалению многих), наше сознание отнюдь не воспроизводится в наших детях, как бы мы не старались. То есть таким способом увековечиться нам не дано. Более того, мы передаём детям только половину своего генетического материала. Через пять поколений от нашего генетического наследия остаётся только одна тридцать вторая часть и её зачастую внешне, фенотипически, распознать уже невозможно.
Докинз пишет: «мы построены как генетические машины, предназначенные для того, чтобы передавать наши гены дальше. Но эта часть нас может исчезнуть уже в третьем поколении. Ваш ребёнок, даже ваш внук возможно ещё будут походить на вас… Но с каждым поколением наш генетический вклад ополовинивается. Не требуется много времени, чтобы он достиг совсем ничтожных пропорций. Наши гены могут быть бессмертны, но их сочетание, коллекция генов, которая и определяет любого из нас, рассыпается полностью. Елизавета 2 является прямым потомком Вильгельма Завоевателя. Однако весьма маловероятно, что она сохранила хотя бы один из его генов. Мы не должны искать бессмертия в репродуцировании» (Richard Dawkins, The Selfish Gene 1976, р.199).
Наше тело создаётся вследствие уникального сочетания генов, что делает нас неповторимыми и, одновременно, предполагает, что такое же сочетание вряд ли появится когда-либо вновь, что ещё раз подчёркивает, что гены существуют не для того, чтобы мы воспроизводились. Идея о том, что гены помогают нам делать копии самих себя, не спасёт от мысли о неизбежности приближающегося конца. Естественно, к несколько шокирующей мысли о том, что мы существуем лишь для репродукции генов, следует привыкнуть. Как и к тому, что мы не продолжаемся в своих детях. К тому, что мы конечны и лишь гены бессмертны.
Идеи Докинза пробиваются с трудом, поскольку непрерывно предпринимаются попытки «примирить» науку с религией, что невозможно в принципе. Человек должен выбрать, кто он — учёный или верующий. Докинз показывает, что доля верующих среди учёных ничтожно мала, да и те, кто причисляет себя к верующим, в основном верят в необходимость придерживаться религиозных ритуалов, нежели разделяют идею существования бога или богов (Richard Dawkins, The god delusion, 2006)[31].
Универсальный дарвинизм доказывает, что, коль человек не является продуктом божьего творения, то исчезает его исключительность среди всех других живых организмов. Это значит, что нет «высших» и «низших» форм жизни. С точки зрения эволюции одна форма жизни так же хороша, как и другая.
Многим людям, верящим, что они признают эволюцию, чрезвычайно трудно, тем не менее, признать факт абсолютной нецеленаправленности эволюции.
Признать алгоритмичность эволюции. Мы связываем с алгоритмами цепь последовательных шагов, необходимых для достижения цели, в основном с компьютерами. Эволюция есть не что иное, как алгоритм, осуществляющийся в живой природе, а не в компьютере. Логика алгоритма при этом проста как самая простейшая компьютерная программа — воспроизводить те существа, которые могут выжить в селекционном процессе. Именно эта простая логика является причиной нашего появления в этом мире и ни что иное. Дэниел Деннет описывает весь эволюционный процесс как алгоритм, являющийся бездумной процедурой, но следствием выполнения которого может возникнуть некоторый конечный продукт (Daniel C. Dennett, 1995). Мы с вами сталкиваемся с алгоритмами на каждом шагу — набор телефонного номера или заваривание чая. Наше общение с машинами является полностью алгоритмическим, что облегчает нам понимание алгоритмов: вскипятить чайник, насыпать заварки, залить кипятком. Если следовать алгоритму, получится чай, если ошибиться в его исполнении, получится лужа на полу.
Алгоритмы независимы от материала, от субстрата. Если вы считаете с карандашом и бумагой, сколько будет 2*2*2, или используете счёты (если ещё живы люди, умеющие это делать), или поручаете эту сложную задачу компьютеру — в любом случае алгоритм остаётся одним и тем же, равно как и ответ. Субстрат не играет значения — только логика процедуры. В случае Дарвина субстратом были живые существа и биологическая окружающая среда. Деннет, однако, указывает, что это не имеет значения, логика применима к любой системе, в которой существует наследственность, вариации и селекция.
Алгоритм совершенно бездумен, однако его бездумное выполнение приводит к результату. Бесчисленные поколения живых существ в течении миллионов лет производили потомство, способное выжить. Кое-кто из этого потомства был лучше адаптирован к окружающей среде и передавал эти качества своим наследникам. Окружающая среда сама менялась в результате появления всё более адаптированных организмов. Таким образом процесс протекает непрерывно.
Алгоритм всегда должен приводить к одному и тому же результату, если начальные условия его выполнения совпадают. Из этого следует, что если эволюция следует алгоритму, её результат должен быть предопределён и предсказуем, что, однако, не так, поскольку здесь вмешивается хаос. Согласно теории хаоса, начальные условия никогда не могут совпадать, да и в процессе выполнения алгоритма всегда происходит что-то непредвиденное. Поэтому, хотя мы имеем алгоритм, имеем образец, мы не можем предсказать результат, пока не выполним алгоритм до конца. Малейшие различия в начале и в процессе выполнения приводят к непредсказуемым результатам. Эволюция именно такова.
Даже если бы эволюция состояла только в следовании одному простому алгоритму, они всё равно была бы хаотической системой необычайной степени сложности. Более того, её результат всё равно было бы невозможно предсказать, его можно только посмотреть, но этот результат одноразовый. Если бы мы могли начать эволюцию ещё раз, результат был бы другим.
Таким образом, эволюция базируется на репликаторных способностях. Эгоистичные гены копируются и делают это волей-неволей, поскольку обладают возможностью продуцировать элементы, необходимые для их копирования. Они не могут предвидеть результат своей деятельности, у них нет конечной цели, нет плана или схемы. Они просто копируются. Некоторые делают это лучше, другие хуже. Выживают лучшие, эволюция продолжается.
Хотя теоретики, занимающиеся вопросами эволюции, ещё не прояснили многие спорные вопросы, можно представить что в «первичном бульоне» на Земле (во время оно) появились стабильные молекулы, Докинз называет их «репликаторы», отличительной особенностью которых была способность делать копии самих себя. Количество репликаторов всё время увеличивалось, поскольку они производили в большом количестве точные и стабильные копии. Часть репликаторов проявляла хищническое поведение и использовала все прочие существовавшие в то время молекулы в качестве строительного материала для репликации. Другие репликаторы, защищаясь от хищников, стали окружить себя протеиновой оболочкой. Выжили именно эти «другие» репликаторы, которые производили всё более сложные белковые оболочки, хотя часть из них стала, в свою очередь, хищниками. Докинз называет эти усложнённые протеиновые оболочки «транспортными средствами», «носителями» (Dawkins, 1976). Носители взаимодействуют с окружающей средой и от того, насколько они успешно это делают, зависит в конечном счёте успех репликаторов, находящихся внутри этих носителей. Не совсем приятно осознавать, что успех носителей — всех организмов, проживающих или проживавших когда-либо на Земле, означает ни что иное как просто увеличение пропорции одних репликаторов по отношению к другим.
Докинз называет носителей так же «машинами для выживания»:
… машины для выживания становились всё большей величины и всё более изощрёнными, этот процесс был накопительным и прогрессивным…
Какие удивительные механизмы самосохранения появились в течении всего этого времени? Прошло четыре миллиарда лет, какова судьба древних репликаторов? Они отнюдь не вымерли, они мастера выживания. Но мы будем напрасно искать их свободно плавающими в океане; они давно отказались от своей свободы. Теперь они существуют как огромные колонии, чувствуя себя надёжно внутри неуклюжих роботов, блуждающих во внешнем мире, коммуницируя с ними изощрёнными скрытыми способами, манипулируя ими путём дистанционного контроля. Они в вас и во мне, они создали нас, наши тело и мозг, и их присутствие в нас является единственным основанием нашего существования. Они прошли длинный путь, эти репликаторы. Мы называем их теперь генами и мы являемся их машинами для выживания (Dawkins, 1976, р. 19–20).
Наши гены являются репликаторами, мы лишь носители или, лучше сказать, распространители генов. Мы существуем лишь потому, что являемся удачным приспособлением для копирования генов. В этом и состоит реализация «ужасной идеи Дарвина» в современной теории эволюции: мы являемся машинами для выживания, созданными бездумными репликаторами — результат реализации алгоритма, называемого естественным отбором. Ещё раз, мы должны наконец раз и навсегда осознать, что мы появились и существуем на Земле по одной единственной причине — производство носителей, распространителей служит репродуктивным целям репликаторов.
Мы не можем игнорировать этот факт, замолчать его, не обращать на него внимания. Вместе с тем, мы являемся единственными носителями среди бесчисленного количества прочих организмов, которые способны что-либо предпринять и попытаться избавиться от диктата генов.