Пополнение прибыло

Пополнение прибыло

Человечество успешно росло и развивалось. Увеличивалась численность и, главное, увеличивалась плотность населения, что являлось благоприятным условием для появления и распространения новых мимов. И они не замедлили появиться. Причём во всех сферах жизни.

Начали возникать и развиваться глобальные локальные мимы.

Первоначально это были азиатский, индийский, дальневосточный мимы, к которым затем добавился европейский мим. Азиатский мим охватывает территории Центральной и Передней Азии, а также северную часть Африки. Индийский локальный мим охватывает Индию, а дальневосточный — Китай, Корею и Японию. Между ними, само собой разумеется, существуют переходные зоны. Так, в Индокитае можно обнаружить влияние и индийского, и дальневосточного мимов. Европейское средиземноморье испытывает явное воздействие азиатского мима.

Локальный мим не так легко определить. Это, по сути дела сложный комплекс мимкомплексов, охватывающий всеразличные сферы жизни. Например, особенности семейных отношений, одежды или кухни, характерные для каждого из локальных мимов. Уже на протяжении многих тысячелетий приготовление пищи в каждом из этих регионов имеет свою специфику, на которую не может повлиять даже появление новых продуктов (картофель, томаты, тыквы, баклажаны, цитрусовые и т. д., или случившееся совсем недавно нашествие киви).

В локальные мимы входит общее отношение человека к жизни, а также к смерти, представление о ценности человеческой жизни. Сюда же попадает отношение к власти и отношение власти к народу. Проходят тысячелетия, но, если отбросить мелкие детали, мы видим одну и ту же картину в каждой из указанных территорий. Меняются общественный строй, имена правителей, государства появляются и исчезают, но способы принуждения населения остаются теми же самыми, равно как и реакция населения на это принуждение.

Глобальные локальные мимы демонстрируют удивительную устойчивость. На протяжении девяти десятых своей истории Древний Египет находился под властью иностранных завоевателей, тем не менее, они практически ничего не могли изменить в его жизни и почти мгновенно растворялись, утрачивали свои особенности и уже не отличались от прочего населения. То же самое мы видим на примере Китая — многочисленные завоеватели очень быстро «окитаевались». Ещё более замечателен азиатский пример. Это непрерывный калейдоскоп народов и государств, но все их различия спустя очень незначительное время нивелировались. Все они становились типичными жителями типичного азиатского государства.

Естественно, существуют и менее глобальные локальные мимы, характерные для каждого народа, племени, определённой местности, деревни или даже части этой деревни, но все они несут черты соответствующего глобального мима.

Примерно в это же время начинают появляться первые когнитивные мимы.

До поры до времени человечество вполне обходилось в сфере производства только имами, но количество передаваемой информации непрерывно увеличивалось. К моменту перехода от охоты и собирательства к земледелию люди уже успели обзавестись домашними животными, научились возводить различные строения и не только шалаши, исследовали качества всей окружающей их растительности, производили неплохую керамику, делали достаточно сложные украшения и ткали ткани. Эти существенные достижения человеческой изобретательности передавались и сохранялись посредством когнитивных мимов.

Конечно, все накопленные знания были ещё не обобщены и не систематизированы. Ещё не было учёных, которые бы этим занялись, поскольку и науки ещё не существовало. Человечество довольно долго обходилось без науки и нисколько не горевало по этому поводу. Возможно, что и сейчас бы многии могли без неё обойтись. Своим появлением наука, как и обслуживающие её «доценты с кандидатами», обязаны, как это часто случалось на протяжении человеческой истории, власть предержащим или, вернее, тяжёлой борьбе власть предержащих за своё выживание.

Наука относится к мировоззренческим мимам. Для того чтобы понять, как появилась наука, обратимся к трудам Иммануила Великовского, возможно последнего универсального гения в истории человечества, не понятого в своё время и незаслуженно забытого сегодня. Труды Великовского были подвергнуты уничтожительной критике в своё время и с тех пор никто из серьёзных учёных не обращал внимания на его работы.

История теории Великовского очень схожа с историей теории континентального дрейфа, предложенной в 1912 году Альфредом Вегенером. Почти шестьдесят лет эта теория считалась лженаукой, пока к началу семидесятых годов прошлого столетия накопленные факты не подтвердили предположения Вегенера. Ошибка Вегенера состояла в том, что он «неправильно» определил силы, способствующие дрейфу континентов. Однако во времена создания теории вся наука была ещё недостаточно развита, чтобы определить эти силы. Вегенер опередил своё время, за что и был наказан научной общественностью, но его теорию, с соответствующей корреляцией, всё-таки приняли.

С Великовским дело обстояло ещё сложнее. Вегенер был, по крайней мере, метеорологом, покусившимся на геологию, но всё же эти области науки хоть как-то близки. Великовский был по образованию психиатр и психоаналитик, но «замахнулся» на астрономию, историю и геологию, чего ему, как вы уже можете предположить, никто не мог простить.

В момент опубликования его теории ещё никто не признавал дрейф континентов, никто не предполагал, что динозавры вымерли в результате коллизии метеорита с Землёй и что падение метеоритов или комет вообще может оказать влияние на развитие жизни на планете, происхождение вселенной и её эволюция представлялась совсем по другому, не было известно о влиянии извержения вулкана Тоба на становление рода человеческого и уж совсем дикой казалась идея о том, что земные или небесные катастрофы могут повлиять на историю человечества. А именно в этом состояла главная идея Великовского — многочисленные катастрофы, отражённые в мифологии всех народов, населяющих планету, оказали решающее воздействие на нашу историю.

Прошло более шестидесяти лет со дня опубликования первой книги Великовского, наука за это время существенно продвинулась вперёд, идея столкновений Земли с небесными телами уже никого не шокирует, равно как и влияние этих столкновений на флору и фауну, но всё это должно было происходить в далёком прошлом: пятьдесят миллионов лет назад упал метеорит на динозавров — может быть, но чтобы в историческое время…

Великовский был повинен и в ещё большем грехе, поскольку считал, что все события, описанные в Библии, реально происходили на планете. С точки зрения учёных это была полная ересь, с точки зрения церковников — полная ересь. Тем не менее, в последнее время появляются гипотезы, явно никак не связанные с Великовским, доказывающие, что разрушение Садома и Гоморры было следствием падения метеорита в Альпах, а Всемирный потоп — падения кометы в Индийский океан, причём наводнение в этом случае должно было случиться именно в результате выпадения необычайно большого количества осадков и виде дождей, как и описано в Библии…

Одна из интереснейших гипотез Великовского состояла, в частности, в том, что Венера во втором тысячелетии до нашей эры изменила свою орбиту и на протяжении определённого времени проходила достаточно близко к Земле в периодичностью в пятьдесят лет, вызывая на последней всеразличные природные катаклизмы (возможно, это была комета). Отражением этих событий у евреев стали так называемые «юбилеи» — каждые 50 лет жизнь еврейского общества в это время начиналась как бы заново. Майя и ацтеки каждые 52 года ожидали конца света, они боялись, что солнце никогда больше не взойдёт и тьма останется вечной. Они наблюдали за появлением Венеры, и если конец света не наступал (он не наступил до сих пор), то радовались и устраивали праздник: приносили человеческие жертвы и разводили огромный костёр. Начинался следующий 52-летний период ожидания конца света.

«Каждый седьмой год, согласно закону, был священным годом отдыха, когда земля оставалась под парами, а все рабы евреев освобождались. Пятидесятый год был годом юбилея, когда земля не только не засевалась, но должна была быть передана ее первоначальным собственникам. Согласно закону, человек не мог владеть землёй вечно; договор о продаже по существу был арендой на определённое количество лет, оставшихся до юбилея. Этот год провозглашался звуками труб в День Искупления. „И воструби трубою в седьмой месяц, в десятый день месяца… по всей земле нашей. И освятите пятидесятый год и объявите свободу на земле всем жителям ее; да будет это у вас юбилей; и возвратитесь каждый во владение свое, и каждый возвратитесь в свое племя“ (Левит 25:9–10).

С тех пор экзегеты немало ломали голову над этим библейским установлением, согласно которому юбилей должен соблюдаться каждые пятьдесят лет. Седьмой „субботний“ год отдыха — это сорок девятый год: „И насчитай себе семь субботних лет, чтобы было у тебя в семи субботних годах сорок девять лет… И освятите пятидесятый год“ (Левит 25:8–10). Оставить землю незасеянной на целые два года было слишком суровым требованием, и оно не могло быть объяснено необходимостью отдыха земли после обработки. Празднование юбилея, с возвращением земли первоначальным владельцам и освобождением рабов, имеет характер искупления, и его провозглашение Днём Искупления ещё более это подчёркивает. Существовала ли особая причина для того, чтобы страх возвращался каждые пятьдесят лет? Юбилей племени майя должен был иметь сходное происхождение с юбилеем израильтян.»[65]

Для Великовского и его теории ничего не изменилось, клеймо лжеучёного осталось. Возможно потому, что чтение, а тем более понимание его работ требуют научной подготовки в очень широком спектре научных дисциплин, а от учёных обычно требуют узкой специализации. Несомненно, в работах Великовского содержатся ошибки, не существуют безошибочных теорий, наука развивается, но в данном случае похоже, что, как говориться, воду выплеснули вместе с ребёнком.

Сам же Великовский писал: «Если же порой исторические свидетельства не согласуются с установленными законами, то следует помнить, что закон есть всего лишь дедукция опыта и эксперимента. Следовательно, законы должны сообразовываться с историческими фактами, а не наоборот.»[66]

Великовский задал очень простой вопрос, ответ на который оказался абсолютно нетривиальным: почему во всех древних цивилизациях такое огромное внимание уделялось астрономии, не имеющей никакого отношения к повседневной жизни? Зачем людям, не знавшим колеса, как, например, народам доколумбовской Америки, был нужен предельно точный календарь? Или: почему в Древнем Египте наблюдение за ночным небом имело столь большое значение? Чтобы не пропустить появления Сириуса?

Ответ школьного учебника о предсказании разлива Нила по звезде Сириус выглядит несколько странным для любого человека, взявшего на себя труд хоть на минуту задуматься об этом. Мы все знакомы с неустойчивостью погоды на нашей планете: ни одно погодное изменение невозможно предсказать с достаточной вероятностью, наша погода очень «ветрена», предельно изменчива. Тогда почему же именно разлив Нила должен был дожидаться появления именно этой звезды для того, чтобы состояться? Дожди в центральной Африке, где расположены истоки Нила, начинаются в один и тот же период года, но как, когда и какой интенсивности они будут и когда, соответственно, начнётся разлив в Египте, зависит от климатических особенностей, сложившихся на Земле в каждом конкретном году, но не от карты звёздного мира. Энциклопедия Британика[67] приводит данные разлива Нила с 1870 по 1952 годы, до строительства Асуанской плотины. Из них следует, что разлив начинается в начале августа, но никогда в один и тот же день. Кроме того, для какой части Египта рассчитывалась дата? Разница между Нижним и Верхним Египтом была достаточно существенна. Египетские жрецы установили, что Сириус можно наблюдать во время разлива реки, но практический пользы от этого наблюдения мало. Кроме того, у них был календарь, по которому они определяли, когда придёт месяц август и наступит разлив. Если бы Сириус не появлялся периодично, примерно в одно и то же время года, и его внезапное появление было бы непременно связано с внезапным разливом, тогда подобное наблюдение за звездой имело бы смысл, однако это не так. Трудно предположить, что египтяне на протяжении нескольких тысяч лет не заметили, что разлив приходится на август. Тогда зачем была нужна египтянам астрономия? (А тем более народам, не живущим на берегах великой африканской реки?).

Надо сказать, что и в настоящее время, если вы не принадлежите к Обществу Любителей Астрономии, то уделяете звёздному небу не слишком много внимания. Вспомните, когда вы последний раз любовались звёздами? Многие ли из нас могут распознать какие-либо созвездия, кроме двух медведиц?… или звёзды, кроме Полярной? И кто может отличить звезду от планеты (кроме Луны, конечно). Какую роль вообще играет астрономия в вашей жизни? На каком основании мы можем предположить, что наши предки были гораздо более ангажированы в этой области, нежели мы?

С точки зрения Великовского население Земли пережило несколько космических катастроф, которые имели свойство достаточно периодически повторяться. Именно эта повторяемость и попытки предсказания даты следующей катастрофы были причиной развития астрономии и, соответственно, математики. Речь шла о повышении шансов выживания правителя, жрецов, ну и некоторой части подданных. Именно поэтому правители соглашались на расходы по содержанию первых учёных, а жрецы на использование храмов в качестве обсерваторий.

Древние цивилизации жили в непрерывном ожидании новой катастрофы, которая должна была прийти с неба.

Само собой разумеется, что наука могла возникнуть только в достаточно развитых обществах. Менее развитые решали проблему более дешёвыми способами, которые мы рассмотрим ниже.

Раз возникнув, наука тоже быстро превратилась в мим, полезный для человечества, но живущий по законам репликаторов, а значит требующий непрерывного расширения зоны своего влияния (что счастливым образом совпадало с врождённой любознательностью человека). Наука стала быстро осваивать все сферы человеческой деятельности и добралась, в конце-концов, до мировоззрения, создав философию. Философия сделала возможным осмысление мира вне религиозных догм, что породило перманентную борьбу религии с философией, а затем и со всей наукой как таковой.

Надо отметить и ещё одну противоречивую особенность науки — она всегда поддерживалась правителями, власть предержащими. «Простой» народ никогда не нуждался в огромных храмах и пирамидах, боевых кораблях или ядерных реакторах, для производства которых была необходима наука. Он вполне бы мог обойтись без всего этого. Изобретение колеса или лука не требовало учёных. Народ пользовался научными достижениями, но никогда не требовал их. Это лидерам было необходимо демонстрировать свою власть и превосходство, обладать новым оружием или картами ещё не завоёванных земель. Именно поэтому государство поддерживало науку, хотя и относилось к ней всегда подозрительно и всегда пыталось вмешаться в деятельность учёных, контролировать их. Это было проще во времена, когда учёного можно было просто сжечь на костре и существенно сложнее, когда создатели атомной бомбы начинали бороться против распространения и применения атомного оружия.

Как бы то ни было, мим науки возник и проявил себя очень живучим. Он «коварно» совратил власть имущих достижениями цивилизации, заманив их в ловушку, поскольку оказалось, что для развития прикладной науки необходимо развитие науки академической и что, как это не противно, нельзя сосредоточиться только на естественных науках, необходимо развивать также и науки социальные. Тем не менее, многим руководителям до сих пор кажется, что они являются «корифеями всех наук»: то в одних странах запрещают исследования на стволовых клетках, то в других кибернетика объявляется «лженаукой», то исключают дарвинизм из школьной программы…

Мим науки, относящийся к мировоззренческим мимам, появился на достаточно поздних этапах развития общества, когда уже существовали другие мировоззренческие мимы, а также организационные мимы. Эти две группы мимов были всегда тесно связаны и не могут существовать друг без друга. Связь эта, однако, не жёсткая: более древние организационные мимы вполне уживаются с поздними мировоззренческими мимами, и наоборот.

Первый организационный мим возник с появлением в племени вождя и всей связанной с этим иерархической структурой. Как это ни странно для нас звучит, но люди могут вполне нормально существовать без всякого лидера, а тем более лидера с каким-либо образом закреплённой позицией (обычаи, законодательство). В уже упоминавшемся нами племени хадза вождя вообще не существует, что не мешает членам племени жить вполне счастливо. Если возникает ситуация, требующая координации усилий группы, например, сложная охота, кто-нибудь из членов племени становится лидером, но с окончанием охоты заканчиваются и лидерские полномочия. Исследователи, изучавшие это племя, спросили у одного пожилого хадза, к которому другие часто обращались за советом, не является ли он вождём хадза, на что он ответил что нет, ни в коем случае, хадза слишком любят свободу, чтобы кому-нибудь подчиняться и действовать против своей воли.

Мы можем предположить, что на этапе охоты и собирательства, когда ресурсов для существования хватало ещё всем, существовало только ситуативное лидерство. Потребность в постоянном лидере, в фигуре вождя могла возникнуть только тогда, когда ресурсов стало недоставать, как в результате увеличения численности населения, так и в следствие очередного изменения климата. Но и в этом случае племя не сразу распростилось с былой свободой. У большинства племён вождь очень долго был фигурой выборной, достаточно часто сменяемой, с весьма ограниченными полномочиями. Потребовалось очень много времени, чтобы прийти к пожизненной несменяемости вождя и передаче его власти по наследству, и для этого должны были существенно развиться отношения собственности, появиться новые организационные мимы и развиться мимы мировоззренческие.

Появление мима вождя вызвало к жизни другой организационный мим, один из самых жизнеспособных организационных мимов — иерархический мим, более известный нам как «бюрократия». Это один из самых успешных мимов в истории человечества. Бюрократия существует всегда, независимо от формы организации государства или способа правления. Даже при изменении способа производства, например, при переходе от феодализма к социализму, или от социализма к капитализму бюрократия не только не исчезает, но даже осуществляется теми же самыми людьми, которые до того успешно служили другому строю. Бюрократия является одним из наиболее «чистых» примеров мима, поскольку реализует основные его задачи — реплицироваться и распространяться во всё больших размерах. Конкретная сфера деятельности при этом абсолютно вторична и неважна. Впрочем, о бюрократии и номенклатуре уже очень много написано. Для нас важно, что это мим и что другого организационного мима, выполнявшего бы ту же самую задачу, человечество до сих пор не породило. Вместе с тем, оно и не могло бы это сделать, поскольку как мим бюрократия пресекла бы (и пресекает) любые попытки не только найти себе альтернативу, но даже простое ограничение её прав и всего, что мешает эффективному существованию мима.

Само собой разумеется, бюрократия как таковая является организационным супермимом и делится на мимы государственных служб, армии, полиции, таможни, секретной службы, и т. п. Помимо государства этот мим обслуживает профсоюзы и другие всевозможные виды союзов и объединений, включая религиозные, а также промышленность. Последняя является единственной областью, предпринимающей иногда тщетные попытки как-то «улучшить» бюрократию, сделать её более эффективной, что, как вы можете предположить, дело совершенно проигрышное и безнадёжное, поскольку мим интересует не эффективность деятельности предприятия, но воспроизводство и разрастание бюрократии как таковой.

Эти два организационных мима явились основой, на которой появилось всё локальное и историческое многообразие государственных образований всех народов на нашей планете. Справедливости ради следует сказать, что эти мимы находятся не в таком уже полном состоянии гармонии друг с другом. Иногда бюрократия стремиться избавиться от лидера, иногда лидер от бюрократии, но победителя в этой борьбе быть не может, поскольку он быстро убеждается, что без другого существовать не может.

Интересно отметить ещё одну черту, общую для вышеуказанных мимов, а именно: имманентное стремление к наследственной передаче власти и привилегий. Даже во вновь образовавшейся демократии уже первое поколение «слуг народа» пытаются создать (и создают) элиту — «демократическую аристократию», вытесняя постепенно из бюрократического аппарата случайных людей. В результате через несколько поколений возникает олигократия и уже не видно столь уж существенных различий между демократией и монархией, или как называют лидера — царь, тиран, император, президент, премьер-министр или канцлер. Просто в каждый из этих мимов, вернее, очень сложных мимкоплексов, входит небольшой паразитический мим «ну как не порадеть родному человечку», сводящий на нет все прогрессивные усилия просветителей или революционеров даже в тех редких случаях, когда они действительно «радели» за народ.

В промышленности происходит то же самое, так же формируется элита — «бизнес-аристократия», поддерживающая друг друга, охраняющая свои привилегии и препятствующая допуску посторонних к «пирогу». Отличие состоит лишь в том, что возникновение новых предприятий и разорение старых происходит чаще, нежели революции или государственные перевороты, и новые лица появляются в данной «аристократии» несколько чаще.

Разница между наследственной и «самосозданной» аристократией исчезает практически мгновенно, и та и другая успешно воспитывает в своём потомстве их основную отличительную характеристику: моралепатию, поскольку для аристократии «закон не писан», а надёжнейший способ воспитать моралепата — вообще не затруднять его никакими правилами и нормами общежития. Но и этого ещё недостаточно. Элиты, как наследственные, так и «выбранные» или «созданные», непременно вырождаются, превращаясь в клики (А. Н. Ефимов, Элитные группы, их возникновение и эволюция. 1988)[68].

Одновременно с организационными мимами возникают мимы мировоззренческие. По мере развития общества эти мимы становятся всё более сложными, при этом «старые» мировоззренческие мимы не исчезают, а входят как составная часть в новые. Отвлекаясь от конкретного содержания этих мимов можно сказать, что какие именно мимы будут господствовать в том или ином племени или государстве, зависит от его уровня социально-экономического развития, а содержание мировоззренческого мима во многом определяется географическим фактором: где конкретно расположено государство или проживает племя.

Когда структура племени проста, отношения собственности развиты слабо и географическое месторасположение благоприятно, мировоззренческие мимы также очень просты, как у племени хадза. Бушменам южной Африки с географией повезло меньше и их мимы существенно сложнее. Мировоззренческие мимы призваны объяснить человеку, что происходит с ним и с окружающим миром. Если социальные отношения просты, никакой социальной иерархии, существование которой требует идеологического обоснования, не существует, отношения собственности практически отсутствуют (нечего делить!), и племя не пережило в своей истории очень больших экологических катастроф, то и потребность в сложном объяснении мира не существует. У хадза практически отсутствует мифология, вернее, её совсем нет, поскольку их мировоззренческий мим никак не подпадает под определение мифологического. У хадза нет никаких верований, не существует никаких богов, они не почитают предков. До недавнего времени они не хоронили покойников, а просто оставляли их лежать на земле. На этапе охоты и собирательства у человечества не было потребности в сложной картине мира, равно как и потребности поклоняться кому-либо или чему-либо.

Мы всё время указываем на географический фактор. Согласно теории Великовского, многочисленные экологические катастрофы, сопровождающие человечество на протяжении всей его истории, могли быть вызваны падением метеоритов, комет, или прохождением рядом с Землёй крупных небесных тел или, другими подобными явлениями. Размеры экологической катастрофы могли разниться в той или иной местности. Тунгусский метеорит уничтожил участки леса в Сибири, но жители Аргентины не заметили этого события. Крупные катастрофы могли затронуть большую часть человечества, более мелкие, локальные, могли затронуть только небольшую его часть. Возможно, что существуют на планете места, население которых вообще все катастрофы обошли стороной, кто знает?

Катастрофы должны были быть сильнейшим потрясением для людей. Они выпадали из привычного круга явлений, не могли быть объяснены, против них не было никакого оружия. Но люди не были бы людьми, если бы они не попытались найти объяснение произошедшему и попытаться изыскать способы воздействия на подобные события. Это был единственный путь борьбы с непреодолимой силой катастроф, в противном случае начинает работать эвристика «выученной беспомощности», возникающая у всех животных, включая человека, в определённых ситуациях. Впервые она была исследована Селигменом и Майером в опытах, продолжавших павловскую традицию: собак помещали в станок, у котором они не могли двигаться, подавали условный сигнал — звонок — и били их электрическим током. Когда условный рефлекс был выработан, собак приводили в большой вольер, разделённый небольшим барьером. Предполагалось, что при подаче сигнала (звонка), собака будет прыгать через барьер, чтобы избежать удара током. Гипотеза, однако, не подтвердилась. После звонка собака сидела в некоем трансе, как вкопанная. Экспериментаторы решили бить собаку током после звонка — ничего не изменилось, собака не двигалась, не предпринимала никаких попыток спастись. Только в том случае, когда в вольер приводили другую собаку, у которой не был выработан подобный условный рефлекс, та перепрыгивала через барьер. (M. E. P. Seligman, S. F. Maier, Failure to escape traumatic shock. 1967)[69].

Подобные эксперименты, правда, без электрического тока, были проведены и на людях. В случаях постоянного неуспеха, в безвыходных ситуациях, когда человек приходит к выводу, что он никак не может воздействовать на ситуацию, наступает состояние выученной беспомощности, человек прекращает борьбу, смиряется с обстоятельствами и, в конце-концов, может погибнуть. Вероятно племена, не сумевшие ничего противопоставить катастрофам, просто исчезли с лица Земли.

И ум человека начал работать. Первой гипотезой, объясняющей необъяснимое, была гипотеза о роли предков в жизни человека. Вероятно до этого вопрос о том, что происходит с человеком после смерти, не слишком интересовал людей. Как вы помните, хадза даже не хоронили покойников — умер и умер. Но перед лицом небесной катастрофы люди почувствовали, насколько они одиноки, насколько крошечное их племя. Борьба с неизвестным врагом требовала пополнения племени и тут пришли на помощь умершие предки. Вместе с ними племя было уже существенно больше, да и ответственность за непосредственную борьбу с неизвестным врагом можно было переложить на предков, задачей же живущих стало почитание предков и снискание их благорасположения.

Постепенно возник мим почитания предков. Он до сих пор существует, конечно, не в такой пышной форме, как прежние времена или в настоящее время у народов, сохранивших верования на таком уровне. Однако дни поминовения покойников, тризны по ним и различные ритуалы задабривания предков (например, в виде сооружения дорогостоящих памятников), существуют у большей части народов, населяющих нашу планету.

Мим почитания предков входит в группу мировоззренческих мимов, в подгруппу формидных (от латинского formido — страх, боязнь) мимов. Помимо мима почитания предков к этой подгруппе относятся тотемизм и религия. В подгруппе неформидных мировоззрений к настоящему времени сохранился только мировоззренческий мим хадза. Мы полагаем, что науку следует выделить в самостоятельную подгруппу мировоззрений.

Само собой разумеется, мим почитания предков суть тоже мимкомплекс, постепенно обраставший различными ритуалами, в частности, ритуалами жертвоприношений. Параллельно развивались техники, помогавшие общаться с предками. Человек осваивал окружающую фауну и вскоре обнаружил особые растения, «способствовавшие» установлению контакта с умершими: мак, марихуана, перебродивший виноградный сок, мухомор, пейотль и т. д. Надо признать, что все эти растения до сих пор ценятся некоторыми потомками их первооткрывателей.

Были также открыты техники, позволявшие достигать состояния транса без помощи ботаники, путём ритмических подпрыгиваний, песнопений, самоистязания, многодневной диеты, сидения в тёмной пещере, полового воздержания или напротив, посредством оргий — люди, как всегда, были очень изобретательны. Многие из этих техник применяются до сих пор.

На определённом этапе, когда мим почитания предков достаточно развился и обрёл сложную структуру, возник симбиоз мировоззренческих и организационных мимов и появились первые служители мима — шаманы. Первоначально племени было достаточно одного шамана (многие до сих пор обходятся одним), но затем, с ростом племени, созданием племенных объединений, их количество стало увеличиваться, возникла шаманская бюрократия, активно занятая поддержанием жизнеспособности мима и его развитием, в результате чего родились добрые и злые духи, которых было необходимо специально задабривать. Наконец, возникла магия, позволяющая шаманам посредством обращения к духам предков и, опять-таки, некоторых даров ботаники, воздействовать на людей и природу.

По мнению Деннета (Daniel C. Dennett, Breaking the spell 2006, p. 140)[70], именно появление шаманизма и практикуемых шаманами способов лечения, основанных на внушении, гипнозе, привело к появлению у людей гена, делающего их более податливыми постороннему воздействию. Однако это не так. Как вы уже знаете, эволюция человека двигалась как раз в противоположном направлении, в сторону уменьшения и ограничения внушаемости.

Если географическое месторасположение племени оказывалось удачным и никаких значительных катастроф не следовало, новых мимов верований не возникало и некоторые племена до сих пор ограничиваются только верой в духов предков. Однако не всем так везло, на кого-то всё время что-то падало с неба. Это «нечто», падавшее или пролетавшее по небу, напоминало то одно, то другое животное. Люди, конечно, не могли оставить это сходство без внимания. Возник тотемизм. Какое животное становилось тотемом зависело от того, что именно люди наблюдали на небе — волка, орла, крокодила или кузнечика. Впрочем, это не играло никакой роли.

В тотемизме почитание предков не умерло, но оттеснилось на второй план. На первом теперь был тотем, перенявший многие функции предков. Люди теперь происходили не от некоего первопредка, создавшего, среди всего прочего и весь мир, но от какого-либо животного. Однако тотем ещё не был богом. По сути дела тотемизм был не чем иным, как более сложным вариантом культа предков с существенно усложнённой ритуальной частью. Добрые и злые духи теперь могли существовать в виде тех или иных животных.

Ни культ предков, ни тотемизм не являются религией. Используемый Деннетом вслед за некоторыми антропологами и этномузыковедами (Йодер, Тайтон) термин «народная религия», полностью неправомерен. Под «народной религией» подразумевается «вид религии, который не имеет письменных источников, теологов и церковной иерархии. Прежде чем возникли хорошо организованные религии, существовали народные религии, они обеспечили ту культурную среду, на которой смогли возникнуть организованные религии. Народные религии имеют ритуалы, истории о богах или всемогущих предках, запрещающие или обязательные практики.» (Daniel C. Dennett, 2006, p. 140).

Однако отличительной характеристикой религии является именно существование церковной иерархии, но, главное, что является неотъемлемой чертой любой религии, её имманентно присущей характеристикой, есть существование бога или богов. Не может быть религии, в которой нет бога, но есть первопредок. То, что он создаёт мир, ещё не делает его богом. Религия в той или иной степени включает мировоззренческие мимы культа предков и тотемизма, но является самостоятельным, отдельным мимом.