Две половинки души

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Две половинки души

Сложность мимкомплекса «Я и другие» заключается в том, что первая его часть, а именно «Я», представляет собой также мимкомплекс. И именно этот мимкомплекс является причиной головной боли философов и психологов, а также предметом длящихся уже сотни лет дискуссий. Вопрос, на который никто не может найти удовлетворяющий если не всех, то хотя бы большинство ответ, звучит следующим образом: что такое человеческое «Я»?

Для существенного большинства населения планеты «Я» ассоциируется с душой — 88 % населения Америки и 61 % населения Европы верит в существование души, которая и есть истинное «Я» и которая (то бишь душа) может существовать после смерти человека. Даже Декарт, которому психология обязана понятием «рефлекс», вынужден был отделить сознание, cogito, от физического. Согласно его концепции человеческое тело функционировало как машина и подчинялось физическим законам, но эти законы не распространялись на cogito.

Но декартовский дуализм не решил проблему «Я». Как должны взаимодействовать нематериальное и материальное? Если мы могли бы это нематериальное обнаружить и измерить, то тогда бы оно перестало бы отличаться от материального. Но дуализм очень заманчив и многие исследователи впадают в этот грех, будь то сознательно или бессознательно. Карл Поппер и Джон Экклз предполагали, что «Я» прячется в синапсах. Роджер Пенроуз и Стюарт Хэймроф считали, что «Я» оперирует на квантовом уровне внутри мембран нейронов.

Существует и противоположный подход, когда под «Я» понимается мозг целиком, или даже всё тело. Однако Сьюзен Блэкмор предлагает проделать умственный эксперимент: «Представьте на мгновение, что вам предлагается выбор (и вы не можете от него отказаться). Вы можете получить другое тело и сохранить при этом своё „Я“ или вы остаётесь в прежнем теле и получаете совершенно другое „Я“. Что вы выберите?… Бьюсь об заклад, что вы сделали выбор и что вы выбрали ваше внутреннее „Я“.»(Susen Blackmore, 1999, р. 220–221).

Некоторые авторы вообще отказывают «Я» в праве на существование. Фрэнсис Крик писал: «Удивительная Гипотеза состоит в том, что „Вы“, выши радости и печали, ваши воспоминания и ваши амбиции, ваше чувство идентичности и свободная воля есть на самом деле не более чем поведение огромного количества нервных клеток и находящихся в них молекул. Как сказал бы Льюис Кэррол: Вы являетесь не более чем пучком нейронов» (Francis Crick, The Astonishing Hypothesis: The Scientific Search for the Soul, 1994, р.3).[76] Проблемой в данном случае является то, что мы не можем определить, какие именно нейроны отвечают за наше «Я». Кроме того, наблюдение за нейронами, измерение импульсов, проводимости и т. п. ничего не может сказать нам о «Я», точно так же, как измерение напряжения в сетях компьютера ничего не говорит об исполняемой им в этот момент программе.

Интересным также является вопрос: где собственно находится наше «Я»? Большинство людей считают, что оно расположено где-то за глазами, через которые оно наблюдает мир. Люди, слепые от рождения, считают, что их «Я» сосредоточено в кончиках пальцев. Но где же действительно обретается наше «Я»? В наше биологически просвещённое время наиболее естественным кажется ответ, что этим местом должен быть головной мозг. Дэниел Деннет описал умственный эксперимент, в котором его мозг был экстирпирован из черепа и помещён в специальное лабораторное устройство, поддерживающее его жизнедеятельность, при этом с телом сохранялась полная связь. Где располагалось бы «Я» Деннета в этом случае? По мнению Деннета, он чувствовал бы себя там, где находились его глаза и уши, а не в сером, тёплом, губкообразном пульсирующем органе.

Большинство исследователей открещиваются от дуализма, однако, по мнению Дэниэла Деннета, они всё ещё тайно верят в то, что Деннет называет «Картезианский театр»: они предполагают, что где-то там, в недрах нашего мозга, есть некое особое место, в котором вся информация и все нервные процессы сводятся воедино, где обретается сознание и где наши ментальные образы проецируются на некий ментальный экран, где принимаются наши решения и где мы предаёмся эмоциям. Но этот картезианский театр не существует. Информация, которую мы получаем из окружающей среды не проецируется на внутренний экран, на котором её может наблюдать наше маленькое внутреннее «Я». Если бы подобное существовало, то внутри этого маленького внутреннего «Я» существовал бы другой ментальный экранчик, который бы наблюдало внутреннее «Я» нашего внутреннего «Я», и так до бесконечности.

Согласно Деннету, наш мозг продуцирует многочисленные параллельные отражения окружающей действительности, и одно из этих отражений — вербальное объяснение происходящих событий, которое мы делаем сами для себя и которое предполагает, что где-то существует автор этого объяснения — и есть наше «Я» (Daniel Dennett, 1991). Весьма вероятно, что Деннет не далёк от истины и наше «Я» есть ни что иное, как бесконечный рассказ, который мы рассказываем сами себе о наших деяниях, чувствах и помыслах.

Чем занимается наше «Я»? Возможно, оно ответственно за принятие нами решений? Однако это не совсем так. Эксперименты, проведённые Бенджамином Лайбетом показали, что готовность к совершению действия возникает в мозгу раньше, чем принимается решение о совершении этого действия! Насколько мы нуждаемся в этом случае в решениях, которые принимает наше «Я»? (Benjamin Libet, Unconscious cerebral initiative and the role of conscious will in voluntary action, 1985)[77].

Большинство решений, принимаемых мозгом или организмом, вообще не нуждаются в нашем «Я», проходят незамеченными или осознаются существенно после. Гай Клэкстон, подобно Деннету, пришёл к выводу, что наше «Я» есть ни что иное, как «механизм для конструирования сомнительных историй, целью которых является защита избыточного и неточного чувства „Я“» (Guy Claxton, Noises from the Darkroom. 1994).[78]

Мы уже говорили, что по мере развития «Я» человек всё более отделяется, обособляется не только от всех «они», но и от всех «мы». «Я» возникает в точке пересечения «мы и они». Что это означает? Только то, что «Я» является по сути дела редуцированным «мы и они», перенесённым в голову человека, только теперь он сам выступает и в роли «мы», и в роли «они».

Как вы знаете, становление «Я» длилось очень долго (и до сих пор не закончилось). Можно себе представить, что этот процесс в некоторой степени сходен с развитием личности ребёнка, который сперва говорит о себе в третьем лице и лишь постепенно начинает употреблять Я. Весьма вероятно, что кроманьонец первоначально употреблял «мы» для обозначения как общности, в которую он был включён, так и для обозначения самого себя. По мере увеличения количества «мы» (и, соответственно, «они») это первоначальное «мы» интериоризируется, становится «Я», но суть его не меняется — как и «мы», так и «Я» является механизмом суггестии, влияния, воздействия. И точно также в основе этого воздействия лежит язык, речь.

«Я» противостоит не только всем «мы» и всем «они», которые теперь вместе являются «другими». «Я» также и само имеет бинарную структуру. Одна его часть воздействует на другую, раздаёт указания и проверяет исполнение. Следует отметить, что мы говорим в данном случае о «Я» в узком смысле, так, как его понимает любой человек, то есть здесь речь не идёт о бессознательном. Для большинства людей «Я» — это сознание, осознаваемая самоидентичность.

Именно для сознания не находится места в мозговых структурах. Оно вроде бы и есть (лишь незначительная часть философов и психологов сомневаются в его существовании), и вроде бы его вовсе и нет, поскольку физический субстрат отсутствует. А как же без субстрата…

Сознание является самым удивительным и сложным мимплексом человека. Его назначение не совсем ясно. В принципе, человек может существовать и без него, как, например, люди, выращенные животными. Правда, это уже не совсем люди… Эволюционные психологи выдвинули гипотезу, что существование сознание можно объяснить необходимостью предвидения поведения другой человеческой особи, которая возникла у человека по мере усложнения социальных связей. Если это так, то мы должны признать, что здесь у эволюции вышла промашка — менее всего человек способен хоть с какой-либо достоверностью предвидеть поведение другого. Следующая гипотеза предполагала, что сознание существует для самообмана человека, ибо нет лучшего способа обмануть другого в своих намерениях, нежели обмануть сперва самого себя. Изящная теория, но подобное предположение превосходит все известные нам странности эволюции, да и энергетически подобное слишком затратно.

Дэниел Деннет предложил теорию интенциональной установки, которая позволяет нам поставить себя в положение других людей, представить себе их намерения, желания, верования и вести себя по отношению к ним соответствующим образом — это же относится к животным, растениям, игрушкам и компьютерам (Daniel Dennett, 1991).

Сьюзен Блэкмор пришла к выводу, что сознание, «Я», являются не более чем вредным мимплексом, который она называет «selfplex» и от которого человеку лучше всего избавиться.

Несомненно, сознание, «Я», является мимплексом, но то, что этот мимплекс вреден для человека, вызывает большие сомнения. С эволюционной точки зрения данный мимплекс является огромным достижением рода человеческого, поскольку именно благодаря ему становится возможной аутосуггестия. Без аутосуггестии невозможно развитие ни человеческого общества, ни человека как такового. Аутосуггестия является психологической основой разделения труда, без которого невозможно никакое общественное развитие.

Аутосуггестия есть ни что иное, как воля. Человек сам заставляет, уговаривает себя заниматься бессмысленной с точки зрения генов деятельностью, не связанной с непосредственным удовлетворением его биологических потребностей. Вместо того, чтобы охотиться или собирать что-нибудь съедобное, спариваться и плодить детей, мы точим или штампуем детали, передвигаем фигурки по 64-клеточной доске или бегаем наперегонки по кругу, замазываем краской холст или душераздирающе орём на сцене. Всё это абсолютно антибиологично, однако очень социально. И всё это невозможно без внутреннего насилия над нами самими.

Мы сами насилуем и угнетаем врождённые биологические инстинкты. Это отражается и в языке. Послушайте только эту странную фразу: «Я заставил себя сделать то-то и то-то». Здесь проглядывает бинарность нашего «Я»: одно наше «Я» заставляет другое наше «Я» что-то делать, однако вместе они и есть наше «Я».

(И выхода у нас нет — человечество как социальный организм может существовать только при наличии перманентного внутреннего насилия индивида над самим собой. Другой вариант, найденный эволюцией для социальных организмов — организация по типу муравьёв, с генетически зафиксированным разделением труда — понравилась бы нам ещё меньше.)

Если вы займётесь немного интроспекцией и понаблюдаете сами за собой, то быстро обнаружите внутри себя некое «действующее, активное Я» и некое «контролирующее Я». Это «контролирующее Я» очень часто занимается аутосуггестией, пытаясь заставить «активное Я» что-либо сделать, а последнее упражняется в контраутосуггестии, уворачиваясь от выполнения требуемого (надо признать, что «контролирующее Я» не слишком успешно в своих попытках).

Вообще наше сознание, наше «Я» необычайно болтливо. На самом деле мы можем пересчитать на пальцах те редкие минуты, когда внутри нас не говорит либо «активное», либо «контролирующее» «Я». Мы всё время заставляем себя что-то сделать, убеждаем сами себя в чём-то, объясняем себе, что мы делаем и что собираемся сделать. Однако и редкие моменты внутренней тишины тоже призрачны, поскольку мы знаем, что в глубине нашего «Я» мы всё-таки проговариваем, что мы делаем — внутренняя речь внутри внутренней речи.

Язык — величайшее достижение человеческой эволюции — сделал для нас невозможным «естественное» восприятие окружающего мира, которым наслаждаются все прочие представители животного мира. Почти вся информация, получаемая нами от первой сигнальной системы, перекодируется в языковые символы. С одной стороны, это помогает нам легче ориентироваться во внешней среде, но с другой стороны, существенно обедняет наше мировосприятие, потому что всё, что не подпадает в данные языком категории, либо пропадает бесследно, либо требует изобретения новых категорий, новых слов. Наше сознание, по сути дела артефакт интериоризации отношений «мы и они», являвшееся на первых порах только механизмом внутреннего насилия, постепенно распространило своё влияния практически на все сферы психики. Восприятие, чувства, память и т. д. — всё подпало под власть слова, что имело следствием возникновение в нашей голове параллельной «вербальной» реальности, в которой мы и существуем.

Если мы несколько упростим картину и прибегнем к помощи метафоры, то можно сказать, что человек есть животное, в голове которого, в параллельной реальности, живёт картезианский гомункулус, управляющий этим животным и который и есть истинное «Я» человека. Этот гомункулус, или «Я»-мимкомлекс, действительно непрерывно занят сочинением различных историй, позволяющих человеку считать себя вполне приличным членом общества, и если эти истории противоречат реальности, то они тут же переписываются, а старые версии забываются. Забываются, потому что этот мимкомплекс существенно преобразовал человеческую память. В результате мы никогда не можем быть уверены, что наши воспоминания верны, поскольку они на самом деле тоже являются историями, сочинёнными в момент припоминания и обретающие конформность данному моменту и данной ситуации. Можно быть абсолютно уверенным, что при других обстоятельствах и воспоминания будут другими. Представление о том, что всё, что с нами происходит, где-то там в мозгу записывается, складируется и потом может быть извлечено, в крайнем случае с помощью гипноза, к сожалению, не соответствует действительности. Человеческая память отличается от компьютерной. Многочисленные исследования показали, что воспоминания, полученные при помощи гипноза, были в значительной степени историями, сконструированными при помощи гипнотизёров. В некоторых случаях это имело трагические последствия, в частности, когда люди «вспоминали», что в детстве их сексуально преследовали родители. Некоторые из этих родителей в результате безвинно провели не так уж малое время в «местах не столь отдалённых».

«Я» — мимплекс является полезным для общества изобретением, для каждого отдельного человека это не всегда так, он часто служит источником наших душевных страданий, причины которых, с биологической точки зрения, совершенно смехотворны. Чувства вины, стыда, неудовлетворённости собой — всё это несущественно для выполнения главной задачи — размножения, репликации генов. Но мимы побеждают. Мы не можем избавиться от «Я»-мимплекса, ибо в этом случае мы перестаём быть людьми. Предлагаемый Сьюзен Блэкмор вариант перманентной медитации не может работать. Во-первых, потому что для научения медитации с целью отказа от «Я»-мимплекса нам необходимо сперва развить этот самый «Я»-мимплекс, ибо в противном случае из ребёнка вырастет Маугли, до которого мы не сможем донести великую идею о пользе медитации. Во-вторых, подавление мимов, вероятно, достаточно эффективно в случае, когда нам необходимо полагаться только на имы, то есть в случаях физической активности, например, в спорте. (Следует, однако, тут же заметить, что сама медитация является успешным мимом, способным на время подавить все другие мимы). Но как только мы выходим на уровень умственной активности, как только нам необходимо проявить креативность, обдумать «за» и «против», нам тут же требуется помощь «Я»-мимплекса, медитация пасует.

Эволюция, несомненно, не предполагала (она вообще ничего не предполагает), что из механизма подавления вырастит «Я-мимплекс» с его постоянно борющимися друг с другом «Я-активным» и «Я-наблюдающим», но так уж получилось и мы вынуждены жить с этим противоречивым болтливым мимом, который то одаривает нас радостью, то жестоко наказывает. Наши «половинки души» никогда не придут к согласию, но они же и понуждают нас жить.