Напряжение тревоги
Теперь я перехожу к другому чрезвычайно важному положению, значительно снижающему риск ошибок в определении интерперсонального или безличного характера явлений. В связи с этим я снова предлагаю теорему: Напряжение тревоги, переживаемой материнской фигурой, вызывает тревогу у младенца. Обоснование этой посылки - а именно того, каким образом тревога матери вызывает тревогу у младенца, - выглядит весьма и весьма неубедительным. Этот пробел, лишающий нас возможности понять суть явления, способствовал появлению нескольких исключительно правдоподобных, а возможно, и корректных объяснений того, как тревога, переживаемая матерью, вызывает тревогу у младенца; я же преодолел это затруднение, просто представив этот феномен в качестве проявления неопределенного - т. е. еще не получившего определения - интерперсонального процесса, к которому мне кажется применимым термин эмпатия. В работе с людьми, получившими специфическое образование, у меня иногда возникали серьезные проблемы; поскольку они, если можно так выразиться, «доверяют» только информации, получаемой через зрительные, слуховые и другие сенсорные рецепторы, и не знают, передается эмпатия через звуковые волны или нет, принятие идеи эмпатии для них сопряжено с некоторыми трудностями. Но независимо от того, принимаем мы в качестве обоснования концепцию эмпатии или нет, факт остается фактом: напряжение тревоги, переживаемой материнской фигурой, обусловливает возникновение тревоги у младенца; по моему глубочайшему убеждению, эта теорема может быть доказана, и те из вас, у кого есть опыт педиатрической деятельности или просто ухода за младенцем, располагают данными, исключающими возможность интерпретации на основании какой-либо другой гипотетической модели. И хотя сам термин эмпатия, возможно, звучит таинственно, помните, что на свете существует бесконечное множество необъяснимых явлений, к которым вы уже привыкли; кто знает, может быть, когда-нибудь феномен эмпатии тоже станет для вас привычным.
Как я уже говорил, все предпосылки, способствующие возникновению тревоги, за исключением потребности в контакте с живым существом, о которой я также вскользь упоминал, обусловлены особенностями сосуществования младенца с биологической средой. Итак, говоря о тревоге как о психическом явлении, я подошел к рассмотрению феномена, не имеющего никакого отношения к физико-химическим потребностям маленького ребенка. Напряжение, вызывающее тревогу, изначально является результатом сосуществования как младенца, так и матери с личностной средой, которую в данном случае следует рассматривать как противоположность среде физико-химической. По причинам, которые в скором времени станут очевидны, я разделяю это напряжение и напряжение уже упоминавшихся потребностей, на том основании, что разрядка напряжения тревоги, уравновешивание существования в столь специфической области - это переживание, но не удовлетворения, а интерперсональной безопасности.
Напряжение, обусловливающее возникновение тревоги, ранее уже переживавшееся в форме прототаксиса, принципиально отличается от всех остальных факторов, способствующих понижению эйфории, отсутствием специфичности - если вы помните, когда у нас с вами речь шла о напряжении потребностей, я упоминал о специфических источниках дисбаланса, как, например, недостаток кислорода, воды или глюкозы.
Результатом отсутствия в структуре тревоги специфичных элементов такого рода является невозможность дифференцировать направление действий, необходимых для разрядки. Младенец не обладает способностями, которые позволили бы ему снять тревогу. В то время как потребности, как уже говорилось, приобретают осознаваемый характер или находят эмпирическое отражение в тех действиях, которые предпринимает младенец с целью их реализации, разрядка тревоги таким образом невозможна. Ни одно из периодически повторяющихся поведенческих проявлений младенца не приводит к разрядке напряжения; а следовательно, потребность в безопасности или в свободе от тревоги, существенным образом изначально отличается от всех остальных потребностей.
Вероятно, мне следует несколько подробнее развить эту идею, с тем чтобы вам было легче вникнуть в ее смысл. В какой-то период напряжение, возникающее у младенца в связи с контактом с физико-химической средой, как правило, приобретает относительно локализованный характер и сопровождается прототипом того, что мы впоследствии будем называть эмоциональным переживанием. Таким образом, переживание, связанное с потребностью в воде, или напряжение, обусловленное этой потребностью, начинает приобретать специфичный характер. То же самое можно сказать и о потребности в тепле, потребности в глюкозе и потребности в кислороде, о чем я планирую поговорить детальнее. Более или менее выраженная специфика соответствующих переживаний, признак, если угодно, характеризующий переживание, позволяет дифференцировать осуществляемую деятельность по степени адекватности удовлетворению этих потребностей. По прошествии многих лет, в течение которых происходило развитие, будучи взрослым человеком, вы знаете, например, когда вы голодны; т. е. вы способны дифференцировать переживание, связанное с напряжением, обусловленным потребностью в еде, иначе говоря, детерминированным состоянием печени. Почувствовав нечто подобное, вы думаете: «Я голоден», и ищете ресторан или решаете перекусить у кого-то из знакомых. В этом и заключается дифференциация действий, направленных на разрядку напряжения, в основе которой лежит специфичность характера испытываемого вами переживания.
Моя точка зрения строится на том, что тревога в отличие от других видов напряжения не имеет собственной специфики; ее природа исключает возможность постепенного установления связи с сокращениями стенок желудка, сухостью в горле или какими-то другими процессами или состояниями. Она лишена специфических особенностей такого рода, в связи с чем в структуре самых ранних переживаний тревоги отсутствует компонент, имеющий основополагающее значение для дифференциации или классификации действий, целью которых являлось бы избежание тревоги. Таким образом, я утверждаю, что младенец не располагает возможностью осуществлять действия, направленные на снятие тревоги.
Как я уже отмечал, у человека возникают потребности, удовлетворение которых носит более или менее специфичный характер. Оперируя данной терминологией, можно сказать, что потребность в интерперсональной безопасности по сути является потребностью избавления от тревоги. Но тревога неуправляема: ее появление обусловлено действиями другого лица; возможности младенца манипулировать другим человеком ограничивается исключительно способностью вызывать заботу о себе, демонстрируя возникающие потребности; а человек, который должен в данной ситуации отреагировать на потребность беспокойного ребенка, соответственно не располагает возможностью это сделать, поскольку именно родительская тревога вызывает тревогу у ребенка и, о чем я еще буду говорить, тревога всегда подавляет все виды напряжения, возникающие параллельно с ней. Следовательно, на основании самых первых признаков эмпатической связи можно делать вывод о том, что специфика тревоги заключается в ее неуправляемости.
Тревога - это напряжение, противоположное напряжению потребностей и активности, направленной на их удовлетворение. Она противоположна напряжению заботы, возникающему у материнской фигуры. Она вмешивается в процесс формирования поведенческих проявлений младенца - иными словами, в повышение эффективности его сосуществования с физико-химической средой. Она препятствует, например, сосательной активности, а также, вне всякого сомнения, осуществлению глотательных движений. Фактически, можно с уверенностью утверждать, что тревога мешает удовлетворению потребностей. Из всего имеющегося опыта переживаний переживание тревоги менее всего наполнено элементами прошлого и будущего; это самый необъяснимый и непродуктивный вид предвидения. Другими словами, под действием как уже упомянутых мною, так и многих других факторов способствующие идентификации элементы прошлого и предвосхищение разрядки в будущем, столь необходимые для объяснения проявлений активности или актов трансформации энергии в каждой конкретной ситуации, очень легко могут остаться незамеченными, и обнаружить их необычайно сложно.
Происходящая во всех других областях дифференциация потребностей, несмотря на кажущуюся фантастичность этого процесса, и процесс выбора соответствующих действий, направленных на их реализацию (или совершенно неадекватных, но якобы подходящих, как вы могли бы заметить, для их удовлетворения), отражают влияние прошлого, а также - даже на самых ранних стадиях - включают элементы антиципации будущего. Однако из-за отсутствия в структуре тревоги рычага, опора на который запустила бы процесс дифференциации, перенос переживания тревоги из прошлого, с тем чтобы интерпретировать примеры настоящего, бесконечно сложен; кроме того, можно сказать, что тревога практически полностью исключает процесс предвосхищения. Описание этого феномена получилось слишком общим. Но, по крайней мере, мы получили возможность утверждать, что чем более тревожен человек, тем менее эффективно действует дифференцированная функция предвосхищения, отвечающая за выбор оптимального способа действия, соответствующего напряжению, которое он переживает.
Способность переживать тревогу не является специфически человеческой, но роль тревоги в интерперсональных взаимоотношениях столь бесконечно велика, что выделение ее из всего разнообразия видов напряжения приобретает особое значение. Поэтому я считаю своим долгом сделать полный обзор динамики присутствия тревоги в жизни ребенка на протяжении всего периода младенчества, обращая внимание в том числе на переживание тревоги в самом раннем возрасте. По ходу своего повествования я особо остановлюсь на кажущейся, а возможно, и реально существующей взаимосвязи ужаса и тревоги. Но, приступая к этому, мне хотелось бы выразить искреннюю надежду, что меня не обвинят в уравнивании этих понятий. На самом же деле я попытаюсь предположить, что из всех переживаний, дифференцируемых на каком-либо основании, единственным находящимся на расстоянии пушечного выстрела от простой тревоги остается ужас, который, как я уже вскользь упоминал, практически тождествен абсолютному напряжению.