Мужья и жены

С точки зрения теории эволюции, мужчина, вступающий в краткосрочную связь, делает ставку на то, что его незаконнорожденный ребенок выживет без его поддержки, или рассчитывает на то, что одураченный муж воспитает ребенка как своего собственного. Для мужчины, который может себе это позволить, более надежный способ максимизировать количество потомства – это найти несколько жен и инвестировать во всех их детей. Мужчина должен хотеть, чтобы у него было много жен, а не просто много половых партнерш. На самом деле, мужчины, обладающие властью, более чем в 80 % человеческих культур делали легальным многоженство. У евреев оно практиковалось вплоть до времен христианства и было запрещено только в X веке. У мормонов оно поощрялось до конца XIX века, когда было запрещено правительством США, хотя даже в наше время в Юте и других западных штатах заключаются десятки тысяч тайных полигинных браков. Там, где многоженство разрешено, мужчины стараются найти дополнительных жен и средства для их привлечения. У богатых и влиятельных мужчин бывает больше одной жены; у неудачников – ни одной. Обычно мужчина, который женат в течение некоторого времени, ищет более молодую жену. Старшая жена остается его наперсницей и партнершей и главенствует в доме, а младшая становится объектом его сексуального интереса.

В обществах охотников-собирателей богатство не накапливается, однако некоторые сильные мужчины, умелые вожди и хорошие охотники могут иметь от двух до десяти жен[546]. С изобретением сельского хозяйства и массового неравенства многоженство могло достигать абсурдных масштабов. Лора Бетциг показала, что во все времена и во всех цивилизациях мужчины-деспоты осуществляли главную фантазию мужчин: гарем из сотен сексуально привлекательных женщин, тщательно охраняемых (зачастую евнухами), чтобы ни один другой мужчина не мог к ним прикоснуться. Подобные ситуации имели место в Индии, Китае, исламских странах, субсахарской Африке и обеих Америках. У царя Соломона была тысяча наложниц. Римские императоры называли их рабынями, а короли средневековой Европы – горничными[547].

Многомужество по сравнению с многоженством встречается крайне редко. Мужчины иногда делят жену на двоих, если условия так суровы, что мужчина не может выжить без женщины, но этот порядок рушится, как только условия улучшаются. Многомужество время от времени встречается у эскимосов, но мужья всегда ревнуют и нередко один убивает другого. Как и всегда, родственные отношения помогают уменьшить враждебные настроения, и у тибетских крестьян бывает, что двое и больше братьев одновременно женятся на одной и той же женщине в надежде создать семью, которая сможет существовать на такой суровой земле. Младший брат, однако, всегда стремится завести собственную жену[548].

Форма брачного союза обычно определяется мужчинами, не потому что желание женщины не имеет значения, а потому что мужчины, обладающие властью, обычно добиваются своего. Мужчины крупнее и сильнее, потому что в ходе отбора они должны были сражаться друг с другом, и они могут образовывать мощные кланы, потому что в традиционных обществах сыновья остаются с семьями, а дочери покидают родительский дом. Наиболее известные многоженцы – всегда деспоты, мужчины, способные убивать без страха и оставаться безнаказанными. (Согласно «Книге рекордов Гиннесса», больше всего детей в истории – 888 – было у императора Марокко с красноречивым именем Мулай Исмаил «Кровожадный».) Гипермногоженцу приходится не только давать отпор сотням мужчин, которых он оставил без жен, но и держать в кулаке свой гарем. Браки всегда основаны хотя бы на какой-то доле взаимности, и во многих полигинных обществах мужчина может отказаться от дополнительных жен из-за тех эмоциональных и финансовых требований, которые это подразумевает. А деспот может просто держать их взаперти и в страхе.

Впрочем, как ни удивительно, в более свободном обществе многоженство не обязательно плохо для детей. По финансовым и, в конечном счете, по эволюционным причинам женщина может делить с другими женами богатого мужа вместо того, чтобы наслаждаться безраздельным вниманием нищего, а по эмоциональным причинам может даже счесть этот вариант предпочтительным. Лора Бетциг таким образом суммирует причины: кем бы вы предпочли быть – третьей женой Джона Кеннеди или первой женой клоуна Бозо? Жены нередко хорошо ладят друг с другом, делятся опытом и помогают друг другу в уходе за детьми, хотя ревность между этими подсемьями тоже дает о себе знать – почти как в случае с отчимом или мачехой, но с большим количеством группировок и взрослых участников[549]. Если бы брак представлял собой свободный рынок, тогда в полигамном обществе больший спрос среди мужчин на ограниченное количество партнерш и их неизменная ревность давали бы женщинам преимущество. Законы, поощряющие моногамию, работали бы не в пользу женщин. Экономист Стивен Ландсбург так объясняет принцип работы рынка, используя в своем примере труд вместо денег:

Сегодня, когда мы с женой спорим о том, кто должен мыть посуду, наши силы примерно равны. А если бы полигамия была законной, то жена могла бы намекнуть мне, что подумывает оставить меня и выйти замуж за Алана и Синди с нижнего этажа – ив конечном итоге я бы отправился к мойке… Законы против полигамии представляют собой хрестоматийный пример теории картелей. Производители, изначально ведущие конкуренцию между собой, собираются вместе в заговоре против публики или, точнее, против своих клиентов. Они договариваются о том, что каждая фирма ограничит выпуск своей продукции, чтобы удержать цены на высоком уровне. Но высокая цена влечет за собой нарушение договоренности в том смысле, что каждая фирма стремится увеличить свой собственный выпуск, несмотря на оговоренные ограничения. В конце концов, картель рушится, если его не поддерживают с помощью санкций, но даже в этом случае нарушениям нет числа.

Эта история, о которой говорится в любом учебнике по экономике, является также историей о мужчинах-производителях в индустрии романтических отношений. В своей изначально жесткой конкуренции они собираются вместе в заговоре против своих «клиентов» – женщин, которым предлагают свои руки и сердца при вступлении в брак. Заговор состоит из договора, по которому каждый мужчина ограничивает свои романтические притязания в попытке усилить переговорные позиции мужчин в целом. Но улучшение положения мужчин влечет за собой мошенничество и нарушения договора в том смысле, что каждый мужчина старается ухаживать за большим количеством женщин, чем было оговорено ранее. Картель сохраняется только потому, что поддерживается определенными санкциями, но даже в этом случае нарушениям нет числа[550].

Узаконенная моногамия исторически представляла собой соглашение не между мужчинами и женщинами, а между более влиятельными и менее влиятельными мужчинами. Ее целью было не столько эксплуатировать потребителей индустрии романтики (женщин), сколько минимизировать затраты на конкуренцию между производителями (мужчинами). В условиях многоженства мужчины соревнуются за весьма значительный с точки зрения дарвинизма результат – много жен или ни одной – и конкуренция в буквальном смысле идет не на жизнь, а на смерть. Многие убийства и большинство войн между племенами прямо или косвенно связаны с соперничеством из-за женщин. Правители объявляли многоженство вне закона, когда им нужно было союзничество влиятельных мужчин или когда им было нужно, чтобы их подданные сражались с врагом вместо того, чтобы сражаться друг с другом. Раннее христианство было привлекательной религией для бедных отчасти потому, что содержащееся в его доктрине обещание моногамии позволяло им оставаться на рынке женитьбы; с той поры во многих обществах эгалитаризм и моногамия сочетаются так же естественно, как деспотизм и многоженство.

Даже в наши дни социальное неравенство порождает разновидность многоженства. Многие богатые мужчины содержат жену и любовницу или каждые двадцать лет разводятся с женами и платят им алименты, а сами женятся на более молодых женщинах. Журналист Роберт Райт полагает, что легкость развода и повторного брака, как и открытое многоженство, приводит к увеличению насилия. Женщин детородного возраста монополизируют богатые мужчины, и нехватка потенциальных жен отражается на всех слоях общества вплоть до низших, приводя к невероятной конкуренции среди самых бедных молодых людей[551].

* * *

Все эти интриги происходят от единственного различия между полами: более сильного стремления мужчин к обладанию многочисленными партнершами. При этом мужчины не совсем уж неразборчивы в связях, а женщины не лишены права голоса – разве что в большинстве деспотических обществ. У каждого пола есть критерии выбора партнера для связи или брака. Как и другие твердые предпочтения людей, они, по-видимому, являются адаптациями.

Представителям обоих полов нужен супруг, а мужчинам нужны связи на стороне больше, чем женщинам; в то же время это не означает, что женщинам вообще не нужны связи на стороне. Если бы это было так, у мужчин не сформировалось бы стремление к изменам, потому что в этом случае оно не приносило бы никакой отдачи (если только волоките не удавалось бы всегда убедить покоренную им даму, что он ухаживает за ней с целью жениться, – правда, и в этом случае замужняя женщина не должна была бы изменять или становиться объектом ухаживания других мужчин). Тестикулы мужчин никогда бы не достигли своих пропорций (больше, чем у самцов горилл), потому что их спермиям никогда бы не угрожала возможность, что их превзойдут в численном отношении. Тогда не существовало бы ревности, направленной на жен; а как мы увидим далее, она существует. Этнографические данные показывают, что во всех обществах супружеские измены совершают представители обоих полов, и при этом женщины далеко не всегда травятся мышьяком или бросаются под поезд, идущий в 5:02 из Санкт-Петербурга[552].

Что могли приобрести от внебрачных связей первобытные женщины, что позволило бы сформироваться у них этому желанию? Один из вариантов компенсации – это ресурсы. Если мужчины хотят секса ради самого секса, женщины могут заставить их платить за него. В обществах охотников-собирателей женщины открыто требуют от своих любовников подарков, обычно мяса. Возможно, вам кажется оскорбительной мысль, что наши прародительницы отдавались за кусок бифштекса, но для племен охотников и собирателей в голодные годы, когда белок высокого качества в дефиците, мясо становилось предметом одержимости. (В пьесе «Пигмалион», когда Дулитл пытается продать свою дочь Элизу Хиггинсу, Пикеринг восклицает: «Неужели вы начисто лишены моральных устоев?». Дулитл отвечает: «Я не могу позволить себе такую роскошь, хозяин. Да и вы не смогли бы, окажись вы в моей шкуре».) Со стороны это выглядит как проституция, однако для участников сделки это может быть больше похоже на обычный этикет – подобно тому, как женщина из нашего общества может обидеться, если богатый любовник никогда не водит ее в рестораны и не тратит на нее денег, хотя обе стороны стали бы отрицать, что имеет место обмен услуги на услугу. Отвечая на вопросы анкеты, студентки колледжа заявляют, что роскошный образ жизни и готовность дарить подарки имеют для них большое значение при выборе любовника на время, но не при выборе мужа[553].

И как многие виды птиц, женщина иногда стремится получить гены лучшего самца и инвестиции своего мужа, потому что шансов, что она получит и то и другое от одного человека, очень мало (особенно в условиях моногамии и если у нее в браке нет права слова). Женщины говорят, что внешность и физическая сила играют более значительную роль при выборе любовника, чем при выборе мужа; как мы увидим далее, внешность является показателем качества генов. Когда женщины заводят роман, они обычно выбирают мужчин выше по положению, чем их мужья; качества, которые позволяют добиться высокого положения в обществе, почти наверняка передаются по наследству (хотя склонность выбирать любовников по престижу может также быть связана с первым мотивом, желанием приобрести ресурсы). Связи с мужчинами, высшими по положению, могут позволить женщине проверить свою способность к заключению удачной сделки на рынке брака: либо стать прелюдией к заключению брака, либо улучшить ее переговорную позицию в уже заключенном браке. Саймонс, подводя итог различиям полов в отношении к супружеской неверности, говорит, что женщина заводит роман, потому что ей кажется, что мужчина в каком-то отношении превосходит или дополняет ее мужа, а мужчина заводит роман, потому что женщина – не его жена[554].

Нужно ли мужчинам хоть что-нибудь от партнерши по случайному сексу, кроме двух икс-хромосом? Иногда кажется, что ответ на этот вопрос отрицателен. Антрополог Бронислав Малиновский писал, что некоторых женщин на островах Тробриан считали столь отталкивающими, что их вообще лишали права на половые сношения. Тем не менее эти женщины каким-то образом ухитрялись родить нескольких детей, что жители островов интерпретировали как неоспоримое доказательство непорочного зачатия[555]. Однако более систематические исследования показали, что мужчины (по крайней мере, студенты американских колледжей) все же имеют некоторые предпочтения в выборе партнеров для краткосрочных отношений. Внешности они придают большое значение; как мы увидим далее, красота сигнализирует о фертильности и качестве генов. Беспорядочность в отношениях и сексуальный опыт тоже были расценены как достоинство. Как поясняет Мэй Уэст, «мужчинам нравятся женщины с прошлым, потому что они надеются, что история повторится». Тем не менее эти преимущества превращаются в недостатки, когда речь идет о партнерше для длительных отношений. Респонденты присоединяются к печально известной дихотомии «мадонна – шлюха», разделяющей весь женский пол на доступных женщин, которых не принимают всерьез, потому что их легко завоевать, и недосягаемых женщин, которые ценятся как потенциальные жены. Такое отношение часто называют симптомом женоненавистничества, однако это оптимальная генетическая стратегия для самцов любого вида, которые инвестируют в свое потомство: спариваться с любой самкой, которая это позволит, но при этом проследить за тем, чтобы твоя постоянная партнерша не спаривалась ни с каким другим самцом[556].

Чего должна искать женщина в муже? В 1970-е годы была популярна наклейка на бампер с надписью: «Женщина без мужчины – как рыба без велосипеда». Тем не менее, по крайней мере, для обществ охотников и собирателей это было бы преувеличением. Пока женщина из такого племени беременна, выкармливает или воспитывает детей, она и ее дети становятся уязвимы для голода, недостатка белка, хищных зверей, насилия, похищения и убийства. Любого мужчину, ставшего отцом ее детей, следует заставить обеспечить им питание и защиту. С ее точки зрения, это лучшее, что он может сделать; с его точки зрения, у него есть и альтернатива: соперничать за других женщин и ухаживать за ними. Мужчины различаются способностью и готовностью инвестировать в своих детей, поэтому женщина должна хорошо подумать, прежде чем сделать свой выбор. Она должна быть впечатлена богатством и общественным положением мужчины, а в случае, если он слишком молод, чтобы ими обладать, – то признаками того, что он будет обладать этим в будущем, – такими, как амбициозность и трудолюбие. Все это, однако, бесполезно, если мужчина не останется с женщиной после того, как она забеременеет, поэтому мужчина заинтересован в том, чтобы сказать, что он с ней останется, независимо от того, действительно ли он намеревается это сделать. Как писал Шекспир, «предательство для нас [женщин] мужские клятвы!»*. Следовательно, женщина должна искать в мужчине знаки стабильности и искренности. Не будут лишними и навыки телохранителя.

Чего же должен искать мужчина в жене? Она должна быть верной (что гарантирует его отцовство), а также должна быть способна выносить как можно больше детей. (Как всегда, имеется в виду, что так устроены наши предпочтения; эта формулировка не подразумевает, что мужчина в буквальном смысле хочет, чтобы у него было множество детей.) Она должна быть фертильной, что означает, что она должна быть здорова и должна быть в возрасте старше возраста полового созревания, но моложе возраста менопаузы. С другой стороны, фертильность женщины в настоящее время имеет отношение скорее не к браку на всю жизнь, а к отношениям на одну ночь. Значение имеет количество потомства, которого можно ожидать от нее в долгосрочной перспективе. Поскольку женщина может родить и выкормить только одного ребенка в несколько лет и поскольку ее детородные годы ограничены, чем моложе невеста, тем больше будет количество детей. Это справедливо даже несмотря на то, что самые молодые невесты, находящиеся в подростковом возрасте, несколько менее детородны, чем женщины двадцати с небольшим лет. Как ни иронично это звучит с учетом теории о том, что мужчины – подонки, влечение к сексуально привлекательным женщинам, вероятно, сформировалось как раз не ради однодневных связей, а в целях сохранения брака и отцовства. У шимпанзе, где роль отца ограничивается спариванием, самыми сексуально активными иногда являются самки с самым морщинистым и дряблым телом[557].

Неужели все это – устаревшие стереотипы? Басс разработал опросник, в котором предлагалось оценить важность 18 качеств партнера, и предложил его десяти тысячам человек из тридцати семи стран на шести континентах и пяти островах – в моногамных и полигинных обществах, традиционных и либеральных, коммунистических и капиталистических. Мужчины и женщины во всех этих обществах выше всего ценят интеллект, доброту и понимание. Однако что касается остальных качеств, в разных странах мнения различаются. Женщины выше ценят способность зарабатывать, чем мужчины; это различие варьируется от 1/3 до 1,5 раз, но оно всегда присутствует. Почти в каждой стране женщины больше, чем мужчины, ценят социальный статус, амбициозность, трудолюбие. В большинстве случаев они больше ценят надежность и стабильность, чем мужчины. Во всех странах мужчины выше, чем женщины, ценят молодость и красоту. В среднем мужчины хотят, чтобы их невеста была на 2,66 лет моложе, а женщины хотят, чтобы жених был на 3,42 года старше. Результаты были многократно подтверждены другими исследованиями[558].

Об этом же говорят и действия людей. Если судить по содержанию объявлений о знакомстве, в разделе «Мужчина ищет женщину» ищут молодость и красоту, а в разделе «Женщина ищет мужчину» ищут финансовую стабильность, высокий рост и искренность. Владелец одного бюро знакомств заметил: «Женщины на самом деле читают наши анкеты, а мужчины только смотрят на фотографии». Среди женатых пар в среднем муж на 2,99 лет старше жены, как будто люди нарочно ищут среднее арифметическое из предпочтений мужчин и женщин[559]. В племенах охотников и собирателей любой скажет, что некоторые люди сексуально более привлекательны, чем другие, причем самыми сексапильными обычно считают молодых женщин и влиятельных мужчин. Мужчины яномамо, например, говорят, что самые желанные женщины – моко дудеи: это выражение применительно к фрукту означает «идеальной спелости», а применительно к женщине – «в возрасте от пятнадцати до семнадцати лет». Мужчины из стран Запада, увидев слайды с фотографиями, согласились с мнением мужчин яномамо, что женщины моко дудеи – самые привлекательные[560]. В нашем обществе лучшим индикатором, по которому можно судить о богатстве мужчины, является внешность его жены, а лучшим индикатором, по которому можно судить о внешности женщины, является состояние ее мужа. Неказистых секретарей кабинета министров вроде Генри Киссинджера и Джона Тауэра называют секс-символами и дамскими угодниками. Восьмидесятилетние нефтяные бароны – такие, как Дж. Пол Гетти и Дж. Говард Маршалл – женятся на женщинах, которые по возрасту годятся им в праправнучки – таких, как модель Анна Николь Смит. Не особенно красивые рок-звезды вроде Билли Джоэла, Рода Стюарта, Лайла Ловетта, Рика Окасека, Ринго Старра и Билла Уаймана заключают браки со сногсшибательными актрисами и супермоделями. С другой стороны, бывший член Палаты представителей Патрисия Шредер утверждает, что, по ее наблюдениям, женщина-конгрессмен средних лет не излучает такого же животного магнетизма для противоположного пола, как мужчина-конгрессмен средних лет [561]. Очевидным контраргументом на это будет утверждение, что женщины ценят богатых и влиятельных мужчин потому, что богатство и власть обычно принадлежат именно мужчинам. В сексистском обществе женщинам, чтобы получить их, приходится выходить замуж. Эта теория была проверена и опровергнута. Женщины с большой зарплатой, ученой степенью, престижной специальностью и достаточным уровнем самооценки ценят в муже богатство и статус не меньше, чем все остальные женщины. То же самое можно сказать и о руководительницах феминистских движений[562]. А бедные мужчины ценят в жене богатство или умение зарабатывать не больше, чем другие мужчины. У народности баквери в Камеруне женщины богаче и влиятельнее мужчин, и все равно они настаивают на том, что мужчина должен быть при деньгах.

* * *

Юмористка Фрэн Лебовиц сказала в одном интервью: «Люди, которые женятся, потому что влюблены, совершают глупейшую ошибку. Гораздо разумнее жениться на своем лучшем друге. Лучший друг нравится вам больше, чем кто-либо, в кого вы когда-либо влюбитесь. Вы не выбираете лучшего друга потому, что у него миленький носик, а ведь как раз это вы делаете, когда женитесь; вы говорите: “Я проведу с тобой остаток своей жизни только ради твоей нижней губы”»[563]. Действительно, загадка; и очевидная разгадка заключается в том, что с лучшим другом нельзя сделать детей, а с супругой можно. Возможно, нам особо нравится тот или иной участок тела потому, что это внешний сигнал более важной характеристики, которую нельзя оценить непосредственно: насколько хорошо тело данного человека оснащено для того, чтобы быть вторым родителем ваших с ним детей. Пригодность в качестве самца-производителя или самки-производительницы ничем не отличается от всех остальных характеристик в мире. Она не помечена на ярлыке, но о ней можно судить по внешнему виду, используя исходные положения касательно того, как устроен мир.

Действительно ли у нас есть врожденная способность оценивать красоту? А как насчет туземцев со страниц «Нэшнл джиографик», которые подпиливают свои зубы, вытягивают шеи с помощью колец, выжигают на щеках шрамы и вставляют в нижнюю губу тарелки? А как насчет толстух на полотнах Рубенса и «девочки-тростинки» Твигги, популярной в 1960-е годы? Разве они не служат доказательством того, что стандарты красоты произвольны и склонны к непредсказуемым изменениям? Нет. Кто сказал, что все, что люди делают со своим телом, они делают, чтобы выглядеть сексуально? Именно это обычно имеют в виду, когда приводят аргумент про фотографии из «Нэшнл джио-график», однако это предположение явно неверно. Люди украшают свои тела по многим причинам: чтобы казаться богатыми, чтобы казаться влиятельными, чтобы казаться крутыми, чтобы казаться «в теме», чтобы заслужить право быть членом элитной группировки, пройдя болезненный обряд инициации. Сексуальная привлекательность – нечто другое. Люди, не относящиеся к данной культуре, обычно оценивают, кто из людей красив, а кто – нет, точно так же, как и представители данной культуры; в любом обществе люди стремятся найти партнера с привлекательной внешностью. Даже трехмесячный младенец предпочитает смотреть на привлекательные лица[564].

Что же включает в себя сексуальность? Представители обоих полов желают найти супруга, который нормально развит и ничем не инфицирован. Здоровый супруг будет не только более энергичен, не опасен и более фертилен; его природная сопротивляемость распространенным в данной местности паразитам будет передана по наследству детям. В процессе эволюции у нас не отросли стетоскопы и шпатели для языка, но их функции отчасти может выполнять наша способность различать красоту. Симметрия, отсутствие дефектов, чистая, неповрежденная кожа, ясные глаза и ровные зубы считаются привлекательными во всех культурах. Ортодонты выяснили, что у человека с привлекательным лицом зубы и челюсти выровнены оптимально для жевания. Роскошные волосы всегда притягивают взгляды – возможно, потому, что они свидетельствуют не только о здоровье в настоящий момент, но и о здоровье в предыдущие годы. Недостаток питательных веществ и перенесенные заболевания ослабляют волосяную луковицу, в результате чего в стержне волоса появляется слабое место. Длинные волосы указывают на длительную историю крепкого здоровья[565].

Менее очевидный признак хороших генов – это среднестатистическая внешность. Не по признаку привлекательности, конечно, а в том, что касается размера и формы каждой детали лица. Средний среди жителей данной местности размер каждой черты лица позволяет получить хорошее представление о том, какое строение было оптимальным с точки зрения естественного отбора. Если бы люди могли составить портрет из лиц окружающих их людей противоположного пола, то у них был бы идеал наиболее подходящего партнера, с которым можно сравнивать каждого кандидата. При этом не обязательно было бы учитывать точную геометрию лиц, типичную для живущего в данной местности народа или расы. Вообще составные портреты – будь то образованные путем наложения негативов в увеличителе или с помощью сложных алгоритмов компьютерной графики – всегда оказываются более красивыми, чем отдельные лица, из которых они составлены.

Среднестатистическое лицо – это уже неплохо, однако некоторые лица даже привлекательнее среднего. Когда мальчики достигают половой зрелости, у них под воздействием тестостерона активно растут кости нижней челюсти, лба и носа. У девочек лица растут более равномерно. Различия в трехмерной геометрии позволяют нам отличить голову мужчины от головы женщины, даже если их обоих побрить наголо. Если геометрия женского лица похожа на мужскую, женщина выглядит более невзрачно, если она меньше похожа на мужскую, то женщина привлекательна. Красоту женского лица составляют не слишком длинная, изящная, округлая челюстная кость, маленький подбородок, маленький нос и верхняя челюсть, а также ровный лоб без выдающихся надбровных дуг. «Высокие скулы» красивой женщины – не кости, а мягкие ткани, и они делают лицо более красивым потому, что остальные его черты (челюсти, лоб, нос) кажутся маленькими в сравнении с ними.

Почему мужеподобные женщины менее привлекательны? Если у женщины мужеподобное лицо, то вероятно, что у нее в крови слишком много тестостерона (это симптом многих заболеваний); если у нее слишком много тестостерона, вполне вероятно, что она бесплодна. Есть и еще одно объяснение: детекторы красоты – это на самом деле детекторы женского лица, предназначенные для того, чтобы отличать женские лица от всех остальных объектов в мире, и настроенные таким образом, чтобы минимизировать риск ложного срабатывания при виде мужского лица – объекта, наиболее близкого по внешнему виду к женскому лицу. Чем больше лицо отличается от мужского, тем громче сигналит детектор. Таким же принципом можно объяснить и то, что мужчины с неженственными лицами кажутся более красивыми. Мужчина с крупной квадратной челюстью, волевым подбородком и рельефным лбом – это, несомненно, взрослый самец с нормальным уровнем мужских гормонов[566].

С циничной точки зрения естественного отбора, нерожавшая молодая женщина – лучшая жена, потому что у нее впереди еще долгие годы репродуктивной деятельности и нет довеска в виде детей от другого мужчины. Признаки молодости и того, что у нее еще не было ни одной беременности, делают женщину более привлекательной. У девушек подросткового возраста более выразительные глаза, более полные и красные губы, более гладкая, упругая, увлажненная кожа, более упругая грудь – все это издавна считается составляющими физической привлекательности. Старение удлиняет и огрубляет кости лица женщины, тот же эффект оказывает и беременность. Следовательно, изящное лицо с маленькой челюстью – это признак четырех достоинств с репродуктивной точки зрения: перед нами женщина с нормальным уровнем гормонов, молодая, у которой еще не было ни одной беременности. Нередко уравнивание красоты и молодости объясняют тем, что Америка одержима молодостью, однако если так рассуждать, то любая культура одержима молодостью. Если уж на то пошло, современная Америка даже меньше ориентирована на молодость. Возраст моделей журнала «Плейбой» с каждым десятилетием увеличивается, в то время как во многих странах и во многие исторические эпохи женщина в возрасте за двадцать считалась уже старухой. Мужская красота не так быстро увядает с возрастом, и это не из-за того, что в нашем обществе имеются двойные стандарты, а из-за того, что фертильность мужчин не снижается так же быстро с возрастом[567].

В половозрелом возрасте бедра у девочки становятся шире, потому что растет таз и на бедрах откладывается жир – резерв калорий, которые могут потребоваться ее телу во время беременности. Отношение обхвата талии к обхвату бедер у большинства фертильных женщин уменьшается до 0,67-0,80, в то время как у большинства мужчин, детей и женщин в постклимактерический период этот коэффициент составляет от 0,80 до 0,95. Доказано, что наименьшее отношение обхвата талии к обхвату бедер у женщин ассоциируется с молодостью, здоровьем, фертильностью, а также с тем, что женщина не беременна и никогда не была беременна. Психолог Девендра Сингх показал фотографии и сгенерированные компьютером изображения женских тел разных форм и размеров сотням людей разного возраста, пола и культурной принадлежности. Все они назвали коэффициент 0,70 и ниже наиболее привлекательным. Этот показатель – отражение неизменно популярных представлений о фигуре типа «песочные часы», об осиной талии и об идеальных размерах – 90-60-90. Сингх также измерил этот коэффициент у фотомоделей журнала «Плейбой» и у победительниц конкурсов красоты за последние семьдесят лет. Оказалось, что их средний вес со временем уменьшался, однако соотношение талии и бедер оставалось неизменным. Даже большинство «Венер палеолита», вырезанных десятки тысяч лет назад, имеют те же самые пропорции[568].

Геометрия красоты когда-то была показателем красоты, здоровья и того, что женщина не беременна, но сейчас все изменилось. В наши дни женщины рожают меньше детей и делают это позже; они меньше подвержены воздействию окружающей среды, лучше питаются и реже страдают от тяжелых болезней, чем их предки. Они могут выглядеть, как в древности выглядела девочка-подросток, вплоть до средних лет. В распоряжении у женщин также есть приемы, позволяющие имитировать и утрировать признаки молодости, женственности и здоровья: косметика для глаз (чтобы глаза казались больше), помада, выщипывание бровей (чтобы надбровные дуги выглядели менее мужественно), румяна (чтобы использовать механизм получения формы за счет затенения, описанный в главе 4), продукция, увеличивающая блеск, густоту и насыщенность цвета волос, бюстгальтеры и одежда, позволяющие создать впечатление юной груди, а также сотни косметических средств, которые, как предполагается, должны сохранить молодой вид кожи. Диеты и упражнения могут помочь уменьшить объем талии и уменьшить отношение объема талии к объему бедер, иллюзия того же может быть создана при помощи корсетов, корсажей, обручей, кринолинов, пышных юбок, ремешков, складок, клиньев и широких поясов. Объемные кушаки в женской моде никогда не приветствовались.

Что касается ненаучной литературы, здесь о женском весе написано больше, чем о любом другом аспекте красоты. На Западе фотомодели за прошедшие десятилетия становились постепенно все более и более худыми. Это принято считать доказательством произвольности понятия красоты и угнетения женщин, которые должны стараться соответствовать стандартам, какими бы необоснованными они ни были. Хрупких моделей обвиняют в том, что они доводят девочек-подростков до анорексии; недавно была выпущена книга под названием «Жир и феминизм» (Fat Is a Feminist Issue). Тем не менее вес, возможно, является наименее важной составляющей красоты. Сингх выяснил, что менее привлекательными считают очень толстых и очень худых женщин (и они действительно менее фертильны), однако женщин с очень разным весом находят привлекательными, и форма (коэффициент «талия – бедра») при этом оказывается даже более важной, чем размер. Вся эта шумиха вокруг веса имеет отношение скорее к женщинам, которые позируют для других женщин, чем к женщинам, которые позируют для мужчин. Твигги и Кейт Мосс – манекенщицы, а не красотки из мужского журнала. Мэрилин Монро и Джейн Мэнсфилд были красотками, но не манекенщицами. Вес играет роль в основном в соперничестве среди женщин за статус в том возрасте, в котором богатая женщина скорее будет в хорошей форме, чем бедная, – а ведь обычно все бывает наоборот.

И все же в наше время женщины, позирующие для обоих полов, стали худее, чем в былые времена, и причины этого, вероятно, кроются не только в изменении признаков социального статуса. Я лично предполагаю, что популярные сегодня худенькие супермодели и девушки из эротических журналов без проблем нашли бы себе спутника в любой исторический период, потому что они не похожи на тех изможденных женщин, которых мужчины в прошлом избегали. Части тела не меняются независимо от остального тела. У высоких мужчин обычно бывают большие ступни, у людей с толстым животом обычно бывает двойной подбородок, и т. д. Может быть, у недоедающей женщины будет более мужеподобное тело, а у хорошо питающейся – более женственное, поэтому исторически более привлекательными считались более массивные женщины. Ни тот ни другой тип женщин нельзя назвать наиболее красивым из всех возможных – в отличие от, скажем, Джессики Рэббит – потому что реальное тело в процессе эволюции формировалось не для того, чтобы выполнять роль секс-символа в мультфильме. Тело – это компромисс между требованиями привлекательности и необходимостью бегать, поднимать тяжести, рожать детей, выкармливать их и выживать во время голода. Идеал сексуальной красотки был создан в наше время, причем не кистью аниматора, а путем искусственного отбора. В мире из пяти миллиардов человек уж наверняка есть женщины с широкими ступнями и маленькими головами, мужчины с большими ушами и тонкими шеями или любым другим сочетанием частей тела, которое только можно представить. Наверняка найдется и несколько тысяч женщин с эксцентричным сочетанием тонкой талии, плоского живота, большой упругой груди, не слишком больших, но округлых бедер – оптических иллюзий, при виде которых у людей зашкаливают стрелки на детекторах фертильности и отсутствия детей. Когда начинает распространяться информация о том, что с помощью своих странных тел такие женщины могут достичь богатства и славы, они выходят из подполья и начинают акцентировать то, чем их одарила природа, с помощью косметики, упражнений и эффектных фотографий. Телам, которые мы видим в рекламе пива, вероятно, не было еще аналогов во всей человеческой истории[569].

Красота, что бы там ни утверждали некоторые феминисты, это не заговор мужчин с целью овеществления и угнетения женщин. В истинно сексистских культурах женщин облачают с головы до ног в чадру. Во все века критиками женской красоты были мужчины, стоящие у власти, религиозные лидеры, иногда женщины старшего возраста, а также врачи, на которых всегда можно было рассчитывать, если было нужно авторитетно заявить, что появившаяся мода на красоту опасна для женского здоровья. Сторонниками красоты всегда были сами женщины. Объясняется это простейшими принципами экономики и политики (причем имеется в виду вовсе не традиционная для феминизма теория – довольно оскорбительная для женщин, кстати говоря – утверждающая, что все женщины – простофили, которым промыли мозги и заставили стремиться к тому, что на самом деле им не нужно). Женщины в открытых обществах хотят выглядеть привлекательно, потому что это дает им преимущество в конкуренции за мужей, общественное положение и внимание влиятельных людей. Мужчины в закрытых обществах ненавидят красоту, потому что она делает их жен и дочерей привлекательными для всех подряд других мужчин, в результате чего женщина получает определенную прибыль от собственной сексуальности, тем самым отнимая ее у мужчин (а в случае дочерей – отнимая ее и у матерей). Такие экономические закономерности заставляют мужчин тоже стремиться выглядеть хорошо, однако в этом случае рыночные силы действуют не так сильно или иным образом, поскольку внешность мужчин меньше значит для женщин, чем женская внешность – для мужчин[570].

Индустрия красоты – не заговор против женщин, но и она не безобидна. Мы калибруем свое восприятие красоты по тем людям, которых видим, включая наших иллюзорных соседей, которых мы видим в средствах массовой информации. Если наша «диета» будет постоянно ограничиваться непривычно красивыми виртуальными людьми, шкала восприятия красоты может измениться, и реальные люди, включая нас самих, будут казаться нам уродливыми[571].

* * *

У людей, как и у птиц, жизнь осложняют две особенности репродуктивного поведения. Самцы инвестируют в свое потомство, однако оплодотворение происходит внутри тела самки, поэтому самец никогда не знает, кто из детей рожден от него. Самка, напротив, может быть уверена, что любое яйцо или ребенок, появляющийся из ее тела, является носителем ее генов. С точки зрения эволюционной борьбы, обманутый самец даже хуже того, который остался холостым, и у самцов птиц сформировались механизмы защиты от таких ситуаций. Сформировались эти механизмы и у людей: сексуальная ревность существовала во всех культурах.

Представители обоих полов могут испытывать сильную ревность, видя, как их партнер или партнерша флиртует с другими, однако их чувства различаются в двух отношениях[572]. У женщин ревность, по-видимому, контролируется более совершенной программой, поэтому они способны оценить обстоятельства и решить, представляет ли поведение мужчины угрозу для их главных интересов. У мужчин ревность более примитивна и ее легче спровоцировать. (Впрочем, когда ревность спровоцирована, у женщин она может быть не менее интенсивной, чем у мужчин.) В большинстве обществ есть женщины, готовые делить мужа с кем-то еще, но ни в одном обществе нет мужчин, готовых делиться женой. Если женщина вступает в сексуальную связь с другим мужчиной, это всегда угроза для генетических интересов мужчины, поскольку он может остаться в дураках и трудиться на пользу генов своего соперника. С другой стороны, если мужчина вступает в сексуальную связь с другой женщиной, это вовсе не обязательно ставит под угрозу генетические интересы женщины, потому что его незаконнорожденный ребенок – это проблема другой женщины. Угрозой это может быть только в том случае, если мужчина будет направлять инвестиции не на нее и ее детей, а на другую женщину и ее детей – будь то временно или постоянно (если мужчина решит ее бросить).

Следовательно, мужчины и женщины должны ревновать к разным вещам. Мужчине должна быть крайне неприятна мысль о том, что его жена или девушка занимается сексом с другим мужчиной; женщине должна быть крайне неприятна мысль, что ее муж или бойфренд отдает время, ресурсы, внимание или любовь другой женщине. Конечно, никому не хочется думать, что его партнер предлагает кому-то еще секс или любовь, но и в этом случае причины могут различаться: мужчина может быть расстроен влюбленностью жены потому, что она может вести к сексу; женщина может быть расстроена из-за сексуальной связи мужа, потому что она может привести к влюбленности. Басс обнаружил, что и у мужчин, и у женщин вызывает одинаковую ревность как мысль об измене в сексуальном плане, так и мысль об измене в плане привязанности. Тем не менее, когда их просят выбрать, что для них наиболее болезненно, мужчины в большинстве случаев отвечали, что их больше расстроила бы мысль о том, что партнерша неверна им в сексуальном плане, чем в эмоциональном плане, а у большинства женщин реакция была противоположной. (Аналогичные различия обнаруживаются, когда мужчин и женщин просят представить, что их партнер неверен им и в сексуальном, и в эмоциональном плане, и спрашивают, какой аспект измены неприятен им больше. Это доказывает, что различия между полами заключаются не только в том, что у мужчин и у женщин разные ожидания относительно поведения партнера, – мужчин беспокоит, что женщина, вступающая в сексуальную связь с другим мужчиной, непременно в него влюблена, а женщин беспокоит, что мужчина, влюбленный в другую женщину, непременно занимается с ней сексом.) Затем Басс подключил к испытуемым электроды и попросил их представить эти два вида измены. Мужчины больше хмурились, дрожали и потели, представляя сексуальную измену; женщины больше хмурились, дрожали и потели, представляя эмоциональную измену. (Я приводил этот эксперимент в главе 4 в качестве иллюстрации того, какую силу имеет воображение.) Аналогичные результаты были получены в нескольких странах Европы и Азии[573].

Для прелюбодеяния нужны два человека, и мужчины, которые всегда были вспыльчивее женщин, обычно направляют свой гнев на обоих участников. Главной причиной насилия и убийств в браке является сексуальная ревность, причем почти всегда со стороны мужа. Мужья избивают и убивают своих жен и подруг, чтобы наказать их за реальную или воображаемую неверность или чтобы у них и в мыслях не было изменить или уйти от мужа. Женщины бьют и убивают своих мужей в качестве самозащиты или мести за долгие годы надругательства. Критики феминизма уделяют огромное внимание появляющимся время от времени статистическим данным о том, что американские мужчины становятся жертвами побоев и даже убийства со стороны своих супруг почти так же часто, как женщины. Тем не менее в большинстве обществ это не так, и даже в тех немногих обществах, где такое наблюдается, причиной почти всегда становится ревность и запугивание со стороны мужа. Нередко патологический ревнивец запирает жену дома и каждый телефонный звонок интерпретирует как доказательство ее неверности. Женщины больше всего рискуют, когда угрожают уйти от мужа или действительно это делают. Брошенный мужчина может выследить жену и расправиться с ней, объясняя это всегда одним и тем же образом: «Если она не будет моей, то не будет ничьей». Это преступление бессмысленно, но это всего лишь нежелательный исход парадоксальной тактики, напоминающей «машину Судного дня». На каждое убийство жены или подруги приходятся тысячи угроз, о серьезности которых свидетельствуют признаки того, что мужчина достаточно не в себе, чтобы выполнить ее, несмотря на все издержки.

Многие ученые мужи утверждают, что в насилии, направленном против женщин, виновата та или иная особенность американского общества – обрезание, военные игрушки, Джеймс Бонд или американский футбол. Но ведь насилие имеет место во всех странах мира, в том числе – в племенах охотников-собирателей. В племени яномамо мужчина, заподозривший жену в неверности, может исполосовать ее мачете, выстрелить в нее из лука, прижечь горящим углем, отрезать ей уши или убить. Даже в идиллическом племени кунг-сан, живущем в пустыне Калахари в Южной Африке, мужчины бьют своих жен, заподозрив их в неверности. Кстати, все эти факты не служат оправданием насилию и не означают, что «мужчина не виноват», как иногда заявляют. Такое нелогичное заключение можно теоретически сделать из любого объяснения – даже такого, как популярная феминистская теория, что мужчины находятся под влиянием медиаобразов, восхваляющих насилие над женщинами.

Во всех странах мира также бьют и убивают обманутых мужей или тех, чью жену подозревают в неверности. Не стоит забывать, что соперничество из-за женщин является главной причиной насилия, убийств и войн между племенами охотников-собирателей. Как говорится в книге Притчей Соломоновых, «потому что ревность – ярость мужа, и не пощадит он в день мщения» (Притчи 6:34).

В отличие от птиц, у людей сексуальная ревность встроена в сложный механизм когнитивных процессов. Люди мыслят метафорами, и метафора, которую мужчины всегда использовали для обозначения своих жен, – собственность. В очерке «Человек, который принял жену за собственность» Уилсон и Дейли показывают, что мужчины не просто стремятся контролировать своих жен и отражать соперников – они утверждают свое право на обладание женами, и в первую очередь их репродуктивной способностью, – аналогично праву владельца на неодушевленную собственность. Владелец может продать, обменять или избавиться от своего имущества, может единолично вносить в него изменения, может требовать возмещения убытков за кражу или нанесенный ущерб. Эти права признаются всеми остальными членами общества, и их соблюдение может быть обеспечено карательными мерами со стороны общества. Во всех цивилизациях мужчины для формулирования своих отношений с женами разворачивали целый когнитивный аппарат собственности, и до недавнего времени эту метафору они неизменно формализовали в сводах законов[574].

В большинстве обществ брак представляет собой очевидную передачу прав собственности на женщину от ее отца к мужу. Даже в нашей свадебной церемонии отец невесты до сих пор «отдает» ее замуж, однако гораздо более распространен вариант, когда отец ее продает. В 75 % обществ при вступлении двоих людей в брак кто-то обязательно платит. В 96 % этих обществ жених или его семья платят семье невесты – иногда платят наличными, иногда отдают взамен собственную дочь, иногда имеет место отработка калыма, когда жених определенное время работает на отца невесты. (В Библии Иаков работал на Лавана семь лет, чтобы заслужить право жениться на его дочери Рахили, однако Лаван на свадьбе подменил ее другой дочерью, Лией, и Иакову пришлось отработать еще семь лет, чтобы взять Рахиль в качестве второй жены.) Более знакомое нам явление приданого не является зеркальным отображением выкупа, потому что оно достается новобрачным, а не родителям невесты[575]. Муж ставит других мужчин в известность о своем праве собственности в соответствии с обычаями, которым следуют многие современные пары. Именно женщина, а не мужчина, носит кольцо, подаренное в честь помолвки, берет фамилию своего супруга, получает новое обращение – «миссис», что сокращенно обозначает «жена».

Люди могут контролировать свою собственность, и мужья (а до замужества – отцы и братья) всегда контролировали сексуальность женщин. Для этого использовали компаньонок, вуали, парики, паранджу, сегрегацию по половому признаку, содержание в заточении, связывание ног, калечащие операции на половых органах, пояса верности самых изощренных моделей. Деспоты не только имели целые гаремы, но и держали их под охраной. В традиционных обществах фраза «защищать женщину» всегда была эвфемистическим обозначением сохранения ее целомудрия. (Мей Уэст как-то заметила: «Мужчины вечно говорят, что они нас защищают, но никогда не говорят от чего».) Подобным образом всегда контролировали только фертильных женщин; девочкам и женщинам постклимактерического возраста предоставляли больше свободы.

Слово «адюльтер» этимологически связано со словом adulterate (англ, «ухудшать примесями»): подразумевается, что женщина становится нечистой из-за добавления неподходящего вещества. Печально известный двойной стандарт, из-за которого прелюбодеяние замужней женщины наказывается более сурово, чем прелюбодеяние женатого мужчины, присутствует в законодательных и нравственных нормах в обществах самых разных типов. Логическое обоснование этого стандарта находит очень точное выражение в словах Джеймса Босуэлла «существует большое различие между неверностью мужчины и неверностью его жены», на которые Самюэль Джонсон ответил: «Различие просто безгранично. Мужчина не родит своей жене ублюдка»[576]. Как замужнюю женщину, так и ее любовника обычно карают (зачастую смертью), однако эта симметрия иллюзорна, поскольку именно статус замужней женщины, а не мужчины, делает измену преступлением – более конкретно, преступлением против ее мужа. До недавнего времени в большинстве правовых систем мира адюльтер рассматривался как нарушение права собственности или как гражданское правонарушение. Муж имел право потребовать возмещения убытков, возврата уплаченного за невесту выкупа, развода или жестоко отомстить. Изнасилование считалось правонарушением не против самой женщины, а против ее мужа. Если девушка сбегала с возлюбленным из дома, это рассматривалось как похищение дочери у отца. До совсем недавнего времени изнасилование жены мужем не считалось преступлением, да и вообще не воспринималось как отдельное понятие – ведь муж имеет полное право на секс со своей женой.

Во всем англоговорящем мире общим правом признаются три смягчающих обстоятельства, которые отличают предумышленное убийство от непредумышленного: самооборона, защита близких родственников и сексуальный контакт с женой убитого. (Уилсон и Дейли замечают, что именно эти причины были основными угрозами для приспособленности с точки зрения дарвинизма.) В нескольких американских штатах, в том числе в Техасе вплоть до 1974 года, мужчина, заставший свою жену с поличным и убивший ее любовника, не считался виновным в преступлении. Даже сейчас кое-где подобные убийства не преследуются в судебном порядке или рассматриваются снисходительно. Дикая ревность при виде измены жены считается одним из вариантов поведения, ожидаемого от «благоразумного человека».

* * *

Мне бы очень хотелось рассказать об эволюционной психологии сексуальности без необходимости отступлений о теории феминизма, но в обстановке современного интеллектуального климата это невозможно. Дарвинистский подход к сексу часто называют антифеминистским, но это в корне неверно. Более того, на первый взгляд это обвинение представляется сбивающим с толку, особенно для многих феминисток, которые сформулировали и проверили эту теорию. Конечно, основу феминизма составляет стремление покончить с сексуальной дискриминацией и эксплуатацией; этой нравственной и политической позиции в ближайшем будущем не грозит быть опровергнутой какой бы то ни было научной теорией или открытием. Задокументированные различия между полами заключаются в психологии размножения, а не в экономической или политической значимости, и они некорректны по отношению к мужчинам, а не к женщинам. Эти различия должны повысить уровень осведомленности о таких явлениях, как инцест, эксплуатация, домогательство, преследование, избиение, изнасилование (включая изнасилование на свидании и изнасилование жены мужем), а также законодательных актах, дискриминирующих женщин. Если они и показывают, что мужчины особенно склонны совершать определенные типы преступлений по отношению к женщинам, то из этого следует не то, что эти преступления менее одиозны, а что сдерживающие средства должны быть более суровыми и неотвратимыми. Даже объяснения традиционного разделения труда по половому признаку с точки зрения теории эволюции не означают, что такое положение дел невозможно изменить, что оно «естественно» в значении «хорошо», или что можно что-то навязать отдельным мужчинам и женщинам, которые этого не хотят.

Если эволюционная психология и бросает вызов, то не целям феминизма, а тем отдельным касающимся мышления догмам, которые были подхвачены интеллектуальным истеблишментом феминизма. Одна из таких идей – что люди от природы предназначены действовать исходя не из собственных убеждений и желаний, а из интересов своего пола и класса. Другая – что мышление детей формируют их родители, а мышление взрослых формируют язык и медиаобразы. Третья – романтическая доктрина о том, что наши естественные склонности по определению являются благом, а все низкие мотивы происходят из общества.

Негласное положение о том, что все естественное хорошо, стоит за многими возражениями против дарвинистской теории человеческой сексуальности. Подразумевается, что ни к чему не обязывающий секс – это естественно и хорошо, поэтому если кто-то скажет, что мужчинам он нужен больше, чем женщинам, это будет означать, что все мужчины психически здоровы, а все женщины – подавленные невротики. Такой вывод неприемлем, поэтому и заявление, что мужчинам ни к чему не обязывающий секс нужен больше, чем женщинам, не может быть правильным. Аналогичным образом сексуальное влечение – это хорошо, поэтому если мужчина ради секса идет на изнасилование (вместо того чтобы выражать свою ярость в отношении женщин), изнасилование не будет злом. Изнасилование есть зло, следовательно, заявление, что мужчины насилуют ради секса, не может быть правильным. В более общем смысле все, что люди чувствуют инстинктивно, есть хорошо; значит, если людям нравится красота, то красота должна быть признаком достоинства. Красота не является признаком достоинства, поэтому заявление, что людям нравится красота, не может быть правильным.

В подобного рода рассуждениях неправильная биология (природа – это хорошо) сочетается с неправильной психологией (мышление формируется обществом) и неправильной этикой (то, что нравится людям, есть хорошо). Отказавшись от них, феминизм ничего бы не потерял[577].