Чувствующие машины

Романтизм как направление в философии, литературе и искусстве сформировался около двухсот лет назад, и с тех самых пор чувства и разум всегда относили к разным сферам. Чувства идут от природы и всегда живут в теле.

Это пылкие, иррациональные импульсы и интуитивные желания, следующие биологическим императивам. Разум – это продукт цивилизации, который живет в мышлении. Это холодный рассудок, который следует эгоистическим интересам и интересам общества, сдерживая чувства. Романтики считают, что чувства – это источник мудрости, невинности, искренности, творчества, и их не должны подавлять ни индивид, ни общество. Другие романтики признают существование темной стороны – цены, которую мы должны платить за артистическое величие. Когда антигероя книги Энтони Берджесса «Заводной апельсин» избавляют от его тяги к насилию, он вместе с ней утрачивает свою любовь к Бетховену. Романтизм доминирует в современной американской поп-культуре, как и в вакхическом духе рок-музыки, и в популярной психологии, призывающей познать себя, и в голливудских сюжетах о гениальных простаках и попавших в трудную ситуацию яппи, пускающихся во все тяжкие.

Большинство ученых неявно принимают постулаты романтизма, даже если не соглашаются с его нормами нравственности. Иррациональность эмоций и сдерживающая сила интеллекта то тут, то там всплывают в виде научных гипотез: подсознание и сверх-«Я», биологические инстинкты и культурные нормы, правое и левое полушарие, лимбическая система и кора головного мозга, эволюционный багаж наших предков-животных и общий интеллект, который привел нас к цивилизации.

В этой главе я представляю явно неромантичную теорию чувств. В ее основе лежит сочетание вычислительной теории сознания, утверждающей, что источником жизненных сил для психики является не энергия, а информация, с современной теорией эволюции, которая требует обратного проектирования сложного строения биологических систем. Я покажу, что эмоции являются адаптациями, хорошо спроектированными программными модулями, которые работают в гармонии с интеллектом и неотъемлемы для функционирования всего мышления в целом. Главная проблема эмоций состоит в том, что они – необузданные силы или пережитки нашего животного прошлого; в том, что они предназначены для того, чтобы распространять копии построивших их генов, а не для того, чтобы способствовать достижению счастья, мудрости или моральных ценностей. Мы часто называем действие «эмоциональным», когда оно представляет вред для социальной группы, наносит ущерб самому деятелю в долгосрочной перспективе, когда оно неконтролируемо и невосприимчиво к убеждению или является продуктом самообольщения. Как ни печально это осознавать, подобные результаты не являются нарушениями в функционировании; это именно то, чего и следует ожидать от хорошо спроектированных чувств.

* * *

Чувства – это еще один компонент мышления, который наука преждевременно списала со счетов как неадаптивный багаж. Нейробиолог Пол Маклин, взяв за основу романтическую доктрину чувств, построил широкоизвестную, но некорректную теорию, известную под названием «теория тройственного мозга». Он описал головной мозг человека как палимпсест из трех слоев. Первый слой – это базальные ядра, или рептильный мозг, управляющий примитивными и эгоистичными эмоциями, которые лежат в основе «четырех F»: питания, агрессии, бегства и сексуального поведения (англ. feeding, fighting, fleeing, sexual behavior). Поверх него располагается лимбическая система, или мозг примитивных млекопитающих, отвечающий за более добрые, нежные, дружеские чувства, например, те, которые составляют отношение родителей к детям. Вокруг него располагается мозг высших млекопитающих – неокор-текс, появившийся в процессе эволюции человека и отвечающий за интеллект. Убеждение, что эмоции являются наследием животного прошлого, также знакомо нам по популярным документальным фильмам об этологии, в которых кадры со скалящимися друг на друга бабуинами сменяются кадрами драки между футбольными фанатами, в то время как голос за кадром рассуждает о том, сможем ли мы возвыситься над своими инстинктами и тем самым предотвратить ядерный апокалипсис.

Одна из проблем теории триединого мозга состоит в том, что движущие силы эволюции не могут просто накладывать новые слои поверх неизменного основания. Естественному отбору приходится работать над тем, что уже есть в наличии, но он может вносить определенные модификации. Большинство частей человеческого тела достались ему в наследство от древних млекопитающих, а им в свою очередь – от древних рептилий, однако эти части подверглись серьезным изменениям с тем, чтобы соответствовать особенностям человеческого образа жизни – таким, как прямохождение. Хотя наши тела все еще несут на себе отпечаток прошедших эпох, очень немногие части тела не подверглись изменениям и были адаптированы только к нуждам более древних видов. Даже аппендикс сейчас находит применение: он используется иммунной системой. Зоны мозга, отвечающие за эмоции, тоже не остались незатронутыми.

Нужно признать, некоторые свойства так неразрывно связаны с архитектурным планом организма, что естественный отбор был не в силах внести в них какие бы то ни было изменения. Возможно ли, что программное обеспечение, отвечающее за эмоции, так глубоко укоренено в мозге, что организмы просто обречены чувствовать так же, как их далекие предки? Имеющиеся факты говорят об обратном: эмоции легко перепрограммировать. Эмоциональный репертуар животных очень широко варьируется в зависимости от вида, пола и возраста. К млекопитающим относятся и львы и ягнята. Даже среди собак (внутри одного вида) за несколько тысячелетий селекционного разведения появились разнообразные породы – от питбулей до сенбернаров. Ближайший к нашему род включает как обыкновенных шимпанзе, у которых самцы, объединяясь в группировки, убивают представителей соперничающих группировок, а самки могут убивать детенышей друг друга, так и карликовых шимпанзе (бонобо), чье отношение к жизни можно выразить фразой «занимайтесь любовью, а не войной». Конечно, некоторые реакции характерны для многих видов – например, паника, которую животные испытывают, попав в неволю, – но эти реакции, вероятно, сохранились потому, что они являются адаптивными для всех. Возможно, у естественного отбора и не было полной свободы в деле перепрограммирования эмоций, но у него ее было вполне достаточно.

И уж конечно, кора человеческого головного мозга не размещается поверх древней лимбической системы и не служит чем-то вроде сортировочной станции для начинающегося в ней процесса обработки информации. Эти системы работают в тандеме, они интегрированы многочисленными двухсторонними связями. Миндалевидное тело – орган в форме миндального ореха, располагающийся внутри каждой височной доли, – содержит основные зоны, которые расцвечивают нашу жизнь эмоциями. Она получает не простые сигналы (например, сигналы о громких звуках) от нижних уровней мозга, а абстрактную, сложную информацию от высших центров мозга. Миндалевидное тело, в свою очередь, посылает сигналы практически всем остальным частям мозга, включая зоны принятия решений в лобных долях.

Эти анатомические подробности отражают особенности психологии. Эмоции нужны не только для того, чтобы убежать от медведя. Они могут быть вызваны сложнейшими процессами обработки информации, на которые способен разум: например, ситуацией, когда человек получает от невесты письмо с новостью о том, что она полюбила другого, или когда он приходит домой и обнаруживает, что у ворот стоит машина «скорой помощи». Чувства помогают составить хитроумный план побега, мести, реализации амбиций, завоевания возлюбленной. Как писал Самюэль Джонсон, «будьте уверены, сэр, когда человек знает, что через две недели его повесят, это замечательно способствует концентрации мыслей»[415].

* * *

Первым шагом в обратном проектировании чувств будет попытка представить, каким было бы мышление без них. Считается, что мистер Спок, самый выдающийся из умов планеты Вулкан, согласно сюжету фильма не испытывал чувств (если не считать случаев, когда в нем пересиливала человеческая половина, и семилетнего желания вернуться на Вулкан, чтобы обзавестись потомством).

Однако безэмоциональность Спока на самом деле означала всего лишь его способность всегда сохранять контроль над собой, никогда не терять хладнокровия, невозмутимо озвучивать неприятную истину и т. д. Он наверняка руководствовался теми или иными мотивами и целями. Что-то ведь должно было не дать Споку провести всю жизнь, вычисляя число «пи» до квадриллионных долей или выучивая наизусть телефонный справочник Манхэттена. Что-то должно было заставить его исследовать новые, незнакомые ему миры, искать новые цивилизации и смело направляться туда, куда до сих пор не ступала нога человека. Вероятно, это было интеллектуальное любопытство, стремление ставить и решать задачи, а также солидарность с союзниками – то есть не что иное, как чувства. А что бы сделал Спок, столкнувшись лицом клицу с хищником или захватчиком-клингоном? Сделал бы стойку на голове? Доказал бы теорему о четырехцветных картах? Вероятно, часть его мозга быстро мобилизовала бы свои способности, чтобы решить, как спастись, и принять меры для избежания подобной опасной ситуации в будущем. Следовательно, он испытывал страх. Возможно, Спок не был импульсивен и не проявлял своих чувств очевидным образом, но у него наверняка были внутренние импульсы, побуждавшие его использовать интеллект для достижения именно таких целей, а не каких-либо иных.

Обычная компьютерная программа – это список инструкций, которые машина будет выполнять, пока не дойдет до команды «СТОП». Но интеллекту инопланетянина, робота или животного нужен более гибкий способ управления. Вспомним, что интеллект – это стремление достигать целей, не останавливаясь перед лицом трудностей. Без целей само понятие интеллекта будет бессмысленным. Чтобы попасть в свою закрытую квартиру, я могу выбить окно, позвонить домовладельцу или попытаться дотянуться до защелки через щель почтового ящика. Каждой из этих целей я могу достичь через цепочку подцелей. Пальцами я до защелки не дотянусь, поэтому мне нужно найти плоскогубцы. Но мои плоскогубцы в квартире, поэтому я ставлю перед собой под-подзадачу: найти магазин, где можно купить новые плоскогубцы. И так далее. Большинство систем искусственного интеллекта построены вокруг целей и средств, как продукционная система, описанная в главе 2, с целым столбцом целей на доске объявлений и программными демонами, которые на них реагируют.

Но откуда берется самая главная цель – та, достижению которой служат все остальные действия программы? В случае систем искусственного интеллекта эту цель задает программист. Он разрабатывает программу специально для того, чтобы она диагностировала болезни, поражающие сою, или прогнозировала значение индекса Доу – Джонса на следующий день. В случае организмов цель устанавливается естественным отбором. Мозг стремится поставить своего обладателя в условия, подобные тем, которые позволяли его предкам производить потомство. (Целью мозга не является размножение само по себе; животные ничего не знают о половой жизни, а люди, которые знают, охотно делают все, чтобы предотвратить размножение, – например, используя средства контрацепции.) Цели, на которые запрограммирован гомо сапиенс – общественное животное, способное решать сложнейшие задачи, – не ограничиваются «четырьмя F». Значительное место в списке целей отводится пониманию окружающей среды и обеспечению поддержки со стороны других людей.

И здесь-то и находится ключ к загадке о том, зачем нам чувства. Животное не может достичь всех целей одновременно. Если животное хочет есть и пить, оно не будет стоять посередине между кустом с ягодами и озером, как в басне про нерешительного осла, который умер от голода между двумя охапками сена. С другой стороны, оно не будет и съедать одну ягоду, перебегать к озеру и отпивать немного воды, а потом возвращаться за следующей ягодой, и так далее. Животное должно направлять все свои силы на достижение одной цели за раз, и цели приходится соотносить с наилучшими моментами для их достижения. В книге Екклесиаста говорится, что всему свое время и время всякой вещи под небом: время плакать и время смеяться, время любить и время ненавидеть. Совершенно разные цели будут уместны в случае, когда на вас готовится прыгнуть лев, в случае, когда ваш ребенок бежит к вам в слезах, и в случае, когда соперник называет вас идиотом на публике[416].

Чувства – это механизмы, которые задают мозгу цели самого высокого уровня. Чувство, спровоцированное соответствующим моментом, запускает каскад подцелей и под-подцелей, которые мы воспринимаем как мысли и действия. Поскольку цели и средства их достижения вплетены в управляющую структуру из многократно вложенных подцелей внутри подцелей внутри подцелей, то не существует четкой линии, отделяющей мысли от чувств, а мысли не обязательно предшествуют чувствам или наоборот (несмотря на длящиеся уже около века дебаты психологов по поводу того, что из них первично). К примеру, страх бывает спровоцирован сигналом о приближающейся опасности – таким, как появление хищника, вершина скалы или словесная угроза. Страх включает краткосрочную цель – бежать, превозмочь или отразить опасность – и отмечает эту цель как первоочередную: мы воспринимаем это как экстренную необходимость. Кроме того, он включает долгосрочные цели: избегать данной угрозы в будущем и запомнить, каким образом нам удалось спастись от нее в этот раз, руководствуясь состоянием, которое мы ощущаем как облегчение. Большинство исследователей искусственного интеллекта считают, что роботов со свободным поведением (в отличие от тех, которые закреплены рядом с конвейером) необходимо будет запрограммировать на что-то вроде эмоций – хотя бы для того, чтобы в каждый момент они знали, что делать дальше[417]. (Будут ли роботы чувственно ошущать эти эмоции – уже другой вопрос, как было показано в главе 2.)

Страх также нажимает на кнопку, которая подготавливает тело к действию; эта реакция известна как реакция «бей или беги»[418]. (Само это условное название вводит в заблуждение, потому что данная реакция готовит организм к любому оперативному действию – например, к тому, чтобы схватить ребенка, который подполз к краю лестничного пролета.) Сердце начинает колотиться, направляя кровь к мышцам. Кровь перенаправляется от желудка и кожи, в результате чего мы холодеем, и у нас появляется ощущение «бабочек в животе». Дыхание ускоряется, чтобы организм получил как можно больше кислорода. Адреналин заставляет печень высвобождать глюкозу и повышает свертываемость крови. Именно это придает лицу типичный для такой ситуации вид – как у испуганного оленя в свете фар.

Каждое из человеческих чувств мобилизует умственные и физические ресурсы на преодоление очередной трудности, связанной с выживанием и воспроизводством в когнитивной нише. Некоторые трудности бывают связаны с физическими явлениями, и сопряженные с ними чувства – отвращение, страх, восхищение естественной красотой – работают незатейливо. Другие трудности ставят перед нами люди. С людьми проблема в том, что они могут реагировать в ответ. Чувства, которые развились как реакции на эмоции других людей – гнев, благодарность, стыд, романтическая влюбленность, – разыгрываются на шахматной доске непростых отношений, порождая страсти и интриги, которые вводили в заблуждение романтиков. Давайте сначала разберемся с чувствами, связанными с предметами, а потом перейдем к чувствам, связанным с людьми.