Наши родственники из каменного века

[221]

Сухие кости палеонтологической летописи рассказывают о постепенном вступлении человека в когнитивную нишу[222]. В сжатой форме имеющиеся у нас данные о видах, которые считаются нашими прямыми предками, отражены в приведенной здесь таблице.

За миллионы лет до того, как размер нашего мозга резко увеличился, некоторые потомки общего предка шимпанзе и людей были прямоходящими. В 1920-е годы это открытие стало настоящим шоком для снобов, которые воображали, что именно наш великолепный мозг помог нам подняться по лестнице эволюции – и что при этом наши предки на каждой ступеньке решали, как им получше использовать свои новообретенные «шарики» и «ролики». Тем не менее естественный отбор не мог действовать так. Зачем отращивать большой мозг, если не знаешь, как его использовать? Вся история палеоантропологии состоит из бесконечных открытий все более и более раннего момента, когда люди стали прямоходящими. По самым последним данным, это произошло четыре или даже четыре с половиной миллиона лет назад. Как только освободились руки, начало медленно, но верно расширяться количество признаков, которые отличают нас от других видов: ловкость рук, сложность инструментов, использование охоты для выживания, размер мозга, диапазон условий обитания. Зубы и нижняя челюсть стали меньше. Лицо стало меньше похоже на морду. Надбровные дуги, удерживающие мускулы, которые отвечают за движение челюсти, уменьшаются в размерах и исчезают. Наши утонченные лица отличаются от лиц животных потому, что наши инструменты и технологии заменили нам зубы. Мы убиваем и свежуем животных ножами, смягчаем мясо и овощи с помощью огня. В результате требования к механическим характеристикам челюстей и черепа смягчаются, что позволяет нам избавиться от лишней толщины костей нашей и без того тяжелой головы. Уменьшается и различие в размерах между представителями разных полов – предполагается, что мужчины тратят меньше сил на то, чтобы сражаться друг с другом за первенство, и больше внимания уделяют детям и их матерям.

Поэтапный рост мозга, ускоряемый развитием рук и ног (а о нем свидетельствуют сохранившиеся орудия труда и кости от умело разделанных туш), служит хорошим доказательством (если доказательство вообще требуется) того, что интеллект – это продукт естественного отбора в пользу эксплуатации когнитивной ниши. Это приобретение не было неизбежной закономерностью раскрытия потенциала гоминидов. В каждую эпоху появлялись и другие виды, не включенные в эту таблицу и занимавшие слегка другие ниши: австралопитеки, которые питались орехами и корешками; может быть, один или два подтипа хабилисов; вполне вероятно – азиатская ветвь эректуса и архаичного сапиенса; возможно, адаптировавшиеся к условиям Ледникового периода неандертальцы. Каждый из видов мог быть вытеснен соседней, больше похожей на сапиенсов популяцией, продвинувшейся достаточно далеко вглубь данной когнитивной ниши, чтобы делать все то же самое, что и этот конкретный вид плюс кое-что еще. Не было это приобретение и неожиданным результатом макромутации или произвольного дрейфа – а иначе как такая случайность могла сохраниться в нескольких сотнях тысяч поколений, в течение нескольких миллионов лет у вида, который появился позже видов с более крупным мозгом? Что еще более важно, крупный мозг был не просто украшением; он позволил своим обладателям изготавливать более качественные инструменты и заселить значительно большую часть планеты.

* * *

Согласно общепринятой в палеоантропологии концепции, человеческий мозг эволюционировал до своего современного состояния в тот промежуток, который начался с появления Homo habilis два миллиона лет назад и закончился появлением «современных с анатомической точки зрения людей», Homo sapiens sapiens, в период между 200000 и 100000 лет назад. Я подозреваю, что наши предки начали проникновение в свою когнитивную нишу задолго до этого. «Проектно-конструкторские работы», результатом которых стали потрясающие адаптации нашего мышления, вероятно, начались раньше, а закончились позже дат, указанных в учебниках.

На одном конце этой шкалы располагается афарский австралопитек, возраст которого насчитывает четыре миллиона лет (ископаемые останки одной из очаровательных особей этого вида получили прозвище «Люси»). Его нередко описывают как прямоходящего шимпанзе, потому что размер его мозга был близок к шимпанзе, а никаких явных доказательств того, что он пользовался орудиями труда, обнаружено не было. Это позволяет предположить, что когнитивная эволюция началась двумя миллионами лет позже, когда появилось человекоподобное существо с более крупным мозгом, получившее название «человек умелый» за свое умение вырезать из камней рубила.

Тем не менее это не может быть так. Во-первых, с экологической точки зрения маловероятно, чтобы существо, привыкшее лазать по деревьям, могло переселиться на открытую местность и изменить свою анатомию в сторону прямохождения без значительных последствий для всех без исключения аспектов его образа жизни и поведения. Современные шимпанзе используют орудия труда и могут переносить предметы, и могли бы достичь куда больших успехов, если бы были способны носить их беспрепятственно повсюду. Во-вторых, хотя руки австралопитеков сохранили несколько обезьяноподобный изгиб пальцев (вероятно, временами они использовали руки и для того, чтобы прятаться от опасности на деревьях), руки явно эволюционировали в сторону манипуляции предметами. По сравнению с руками шимпанзе, большие пальцы у них более длинные и отведены в сторону, а указательный и средний пальцы расположены несколько под углом, чтобы ладонь можно было сложить пригоршней и схватить камень или ударник. В-третьих, не совсем ясно, был ли их мозг такого же размера, как у шимпанзе, и действительно ли у них не было орудий труда. Палеоантрополог Ив Коппенс утверждает, что их мозг был на 30–40 % больше, чем можно было ожидать от шимпанзе такого размера, и что они оставили после себя обработанные осколки кварца и другие орудия труда. В-четвертых, на данный момент найдены скелеты использующих орудия труда хабилисов (людей умелых), и они не так уж сильно отличаются от скелетов австралопитеков[223].

Что еще более важно, гоминиды не устраивали специально свою жизнь так, чтобы это было удобно антропологам. Нам просто повезло, что из камня можно вырезать нож и он сможет сохраниться несколько миллионов лет, и только поэтому наши предки, сами того не зная, оставили нам «временные капсулы». Намного сложнее вырезать из камня корзину, переноску для ребенка, бумеранг, лук и стрелу. У современных охотников-собирателей на одно долговечное приспособление приходится огромное количество быстроразлагающихся; и у древних гоминидов все наверняка было точно так же. Археологические данные склонны недооценивать масштабы использования орудий труда.

Итак, на общепринятой шкале эволюции человеческого мозга история начинается слишком поздно; я полагаю, что она еще и заканчивается слишком рано. Считается, что современные люди (то есть мы) впервые появились в Африке 200000-100000 лет назад. Одно из доказательств – это то, что митохондриальная ДНК (мтДНК), имеющаяся у всех живущих ныне на планете людей (а она может наследоваться только по материнской линии), была обнаружена у женщины, жившей в Африке примерно в этот период[224]. (Это утверждение спорно, однако появляются все новые данные, подтверждающие его.) Еще одно доказательство – что древнейшие ископаемые останки, с анатомической точки зрения аналогичные человеку, появились более 100000 лет назад в Африке, а вскоре после этого – около 90 000 лет назад – и на Ближнем Востоке. Из этого делается вывод, что к указанному времени биологическая эволюция человека практически прекратилась. Это, однако, приводит к несоответствию на временной шкале. Современные с анатомической точки зрения древние люди имели тот же набор орудий труда и вели тот же образ жизни, что и их обреченные на исчезновение соседи-неандертальцы. До самого кардинального изменения во всей археологической летописи – перехода к верхнему палеолиту (также известного как «Большой скачок» и «палеолитическая революция») – оставалось еще 50000 лет[225]. Следовательно, можно сделать вывод, что палеолитическая революция представляла собой изменение в культуре.

Называть ее революцией – вовсе не преувеличение. Все остальные гоминиды напоминали комикс «До нашей эры», а вот люди эпохи верхнего палеолита были похожи скорее на Флинтстоунов. Более чем 45 000 лет назад они каким-то образом преодолели 60 миль по океану и попали в Австралию, где оставили после себя очаги, наскальные рисунки, первые в мире шлифованные орудия труда и своих потомков – современных австралийских аборигенов. Европа, где жили кроманьонцы, и Ближний Восток также испытали беспрецедентный подъем искусства и технологий. Здешние люди начали использовать новые материалы: олений рог, кость, слоновую кость, а также камень, который иногда транспортировали за сотни миль. В числе их орудий труда были тонкие ножи, иглы, разнообразные рубила и скребки, наконечники копий, луки и стрелы, рыболовные крючки, гравировальные инструменты, флейты, даже, вероятно, календари. Они украшали рисунками все, что видели: инструменты, стены пещер, собственное тело – а также вырезали безделушки в форме животных и обнаженных женщин, которым археологи дали эвфемистическое наименование «символы плодородия». Они были такими же, как мы.

Образ жизни, естественно, может резко меняться без каких-либо сопутствующих биологических изменений – как это произошло в ходе революций, значительно позже: сельскохозяйственной, промышленной и информационной. Это особенно справедливо для случаев увеличения популяции до предела, когда новые знания тысяч изобретателей можно объединить в один общий фонд. Тем не менее первая из череды человеческих революций не была каскадом изменений, спровоцированных несколькими выдающимися изобретениями. Сама изобретательность была изобретением, и проявлялась она в сотнях инноваций, отделенных друг от друга расстоянием и временем. Мне сложно поверить, что у людей 100000 лет назад было такое же мышление, как и у будущих «революционеров» эпохи верхнего палеолита – да что там говорить, такое же, как у нас, – и при этом они 50 000 лет просидели, так и не догадавшись, что из кости можно вырезать орудие труда и ни разу не ощутив потребности украсить хоть что-нибудь рисунком.

Впрочем, нужды верить в это и нет: расстояние в 50000 лет – это иллюзия. Во-первых, так называемые анатомически современные люди, жившие 100 000 лет назад, возможно, были более современными, чем жившие в то же время неандертальцы, однако их вряд ли можно было спутать с современными людьми. У них были большие надбровные дуги, вытянутое вперед лицо, тяжелый скелет, который у современных людей не встретить. Их телу еще предстояло эволюционировать до нашего уровня, и, конечно, мозгу предстояло то же самое. Миф о том, что они были абсолютно современными, вырос из привычки рассматривать условные названия видов так, как если бы они были реальными сущностями. Когда речь идет об эволюционирующем организме, эти названия – всего лишь условность. Никто не будет изобретать новый вид каждый раз, когда найден новый зуб, поэтому реальные формы приходиться втискивать в ближайшую из имеющихся категорий. Факт в том, что гоминиды всегда существовали одновременно в десятках или сотнях вариаций, которые встречались в разных местах огромной сети периодически взаимодействующих субпопуляций. Те немногочисленные особи, которые остались в веках в виде ископаемых останков, совсем не обязательно были нашими прямыми предками. «Анатомически современные» ископаемые останки ближе к нам, чем к кому-либо еще, но им либо предстояло больше шагов по лестнице эволюции, либо они оказались далеко от эпицентра изменений[226].

Во-вторых, революция, по-видимому, началась задолго до пресловутого переломного момента, имевшего место 40 000 лет назад. Именно этим временем датируются первые рисунки в пещерах на территории Европы, но ведь Европа всегда привлекала больше внимания, чем она того заслуживает, потому что в ней много пещер и много археологов. В одной только Франции насчитывается триста хорошо изученных мест раскопок эпохи палеолита – включая то место, где наскальную живопись оттер от стен, приняв за граффити, излишне усердный отряд скаутов. На всем африканском континенте таких мест насчитывается всего пара десятков. Тем не менее одно из них, расположенное в Заире, содержит искусно выполненные орудия из кости – в том числе кинжалы, рукоятки, заостренные наконечники, а также точильные камни, принесенные за несколько миль, и останки тысяч сомов, ставших, по-видимому, жертвами этих орудий. Создается впечатление, что все эти предметы относятся к периоду после революции, однако датируются они временем около 75 000 лет назад. Один из ученых, комментируя данный факт, сказал, что это все равно, что найти «Понтиак» на чердаке у Леонардо да Винчи[227]. Тем не менее, по мере того как археологи продолжают исследовать этот «чердак» и датировать найденные там предметы, они находят все больше и больше «понтиаков»: искусно выточенные каменные острия, украшенные орудия труда, бесполезные, но очень красивые камни, привезенные за сотни миль.

В-третьих, жившая 200 000–100 000 лет назад «митохондриальная Ева» вообще не имела отношения к эволюции. Вопреки некоторым поразительным заблуждениям, она не подверглась какой-либо мутации, в результате которой ее потомки стали бы более умными и разговорчивыми или менее грубыми. Нельзя сказать и что ее появление ознаменовало собой конец эволюции человека. Она попросту была математически обусловленной необходимостью— самым последним из предков всех живущих на земле людей по женской линии пра-пра-… -пра-прабабушки каждого из нас. Ева с таким же успехом могла бы быть и рыбой.

Конечно, Ева оказалась не рыбой, а гоминидом, жившим в Африке. Но разве есть причины полагать, что она была каким-то особенным гоминидом или что она жила в какое-то особенное время? Одна из причин – это то, что она сделала другие времена и места не-особенными. Если мтДНК европейцев и азиатов XX века – это вариация мтДНК африканки, жившей 200 000 лет назад, то все они должны быть потомками африканской популяции того времени. Современные нашей Еве европейцы и азиаты не оставили свою мтДНК сегодняшним европейцам и азиатам, а следовательно, они, по-видимому, не были нашими предками (по крайней мере – и это важная оговорка – не были их предками исключительно по женской линии)[228].

Но это вовсе не означает, что эволюция закончилась на Еве. Мы можем предположить, что по большей части эволюция завершилась к тому времени, как предки современных рас разделились и перестали обмениваться генами, поскольку мы все похожи. Но это произошло не в тот же миг, когда Ева испустила дух. Расселение рас – ас ним и завершение значимых изменений в организме человека – произошло, вероятно, значительно позже. Ева не самый последний из наших общих предков – она всего лишь последний общий предок по женской линии. Самый последний общий предок по смешанной линии жил гораздо позже. У вас с вашим двоюродным братом общий предок, который жил всего два поколения назад – общий дедушка или общая бабушка. Но если говорить о том, у кого с вами есть общий предок исключительно по женской линии (мать матери вашей матери и так далее), тогда, помимо двоюродного брата (ребенка сестры вашей матери), у вас будет бесконечное количество вариантов. Поэтому если бы кто-то попытался угадать степень родства между вами и вашим двоюродным братом, основываясь на информации о последнем из ваших общих предков, он бы сказал, что вы близкие родственники. Но если бы он знал только последнего вашего общего предка исключительно по женской линии, он мог бы предположить, что вы вообще не приходитесь друг другу родственниками! Аналогичным образом, если судить по дате рождения последнего из известных нам предков всего человечества по женской линии, митохондриальной Евы, мы получим преувеличенные данные о том, как давно человеческие расы перестали скрещиваться[229].

Как считают некоторые генетики, наши предки преодолели затруднительный для популяции период значительно позже дня рождения Евы. Согласно их сценарию, основанному на поразительном сходстве генетического кода всех людей, населяющих Землю в наши дни, около 65 000 лет назад количество наших предков сократилось до десяти тысяч человек из-за глобального похолодания, вызванного извержением вулкана на Суматре. Человеческий вид оказался под такой же угрозой вымирания, как горные гориллы. Затем произошел популяционный взрыв в Африке, и небольшие кучки людей рассеялись по другим уголкам мира, вероятно, периодически скрещиваясь на своем пути с другими древними людьми. Многие генетики считают, что эволюция была особенно быстрой в этот период, когда разбросанные по миру популяции время от времени обменивались своими представителями. Естественный отбор способен быстро адаптировать каждую группу людей к местным условиям, чтобы один-два человека могли справиться с любой новой трудностью, а их удачный генетический код потом могли перенять соседи. Вероятно, именно этот период стал временем последнего расцвета в эволюции человеческого мышления[230].

Любая реконструкция истории нашей эволюции неоднозначна, и общепринятая концепция меняется едва ли не каждый день. Тем не менее я берусь предсказать, что дата окончания нашей биологической эволюции будет постепенно сдвигаться на более поздние сроки, а дата начала археологической революции – сдвигаться на более ранние сроки, и так до тех пор, пока две эти даты не совпадут. Эволюция нашего мышления и нашего образа жизни происходила одновременно[231].