§ 4. Креативность и мастерство консультанта

Следует еще раз подчеркнуть, что индивидуальный стиль консультирования не оказывает решающего влияния на его эффективность, которая, прежде всего, определяется особенностями личности психотерапевта. Тем не менее развитие творческого потенциала консультанта (его автор и имеет в виду под креативностью), несомненно, оказывает позитивное влияние как на его личность, так и на особенности его профессиональной деятельности. Особое место исследование и развитие терапевтической креативности получило в гештальтподходе.

Выделяют два типа трудностей терапевта, связанных с его креативностью. Первая группа трудностей связана с ситуациями, в которых консультант жестко привязан к рамкам, техникам, ограничениям какого-либо метода. Подобная ограниченность зачастую делает консультанта не просто строгим последователем метода, а даже ригидным и формальным. Вторая группа трудностей консультантов обусловлена их неправильным пониманием самого понятия «креативность». Зинкер (цит. по: Мастерство психологического консультирования, 2007, с. 76–77) указывает на то, что естественно-научное образование нередко имеет в качестве последствий заблуждения терапевтов о «несовместимости науки и искусства», стереотипы о «рассудительном и дисциплинированном ученом» и «хаотичном и безрассудном художнике». Кроме того, само понятие креативности может вызывать у терапевтов страхи, тревогу, робость, поскольку многие считают ее неким особым талантом и не признают у себя ее наличие. Обращая внимание на внутреннее сопротивление, которое возникает в консультанте при попытках творчески решать профессиональные задачи, Дж. Зинкер вслед за Эдом и Соней Невис использует понятие «блоки креативности» (т. е. различные явления, эмоции или особенности, которые блокируют креативность консультанта). Авторы отмечают: «Выделение блоков… происходило на основе сравнительного анализа существующей в этой области литературы и синтеза имеющихся методик и упражнений, направленных на развитие творческого потенциала. В результате мы получили четырнадцать блоков, которые не только не являются независимыми друг от друга, но на взаимосвязь которых мы хотели бы специально обратить внимание читателя. Было бы неверно утверждать, что описанные блоки являются единственными препятствиями для проявления креативности, однако мы бы хотели специально подчеркнуть, что все они в той или иной степени упоминаются в литературе, посвященной креативному поведению, разрешению задач и психологии личности. Кроме того, выделенные блоки имеют практическое значение и помогают человеку в анализе собственного поведения» (цит. по: Мастерство психологического консультирования, 2007, с. 77).

Итак, можно назвать следующие «блоки креативности».

1. Страх неудачи. Заранее отступая перед возможной неудачей или даже просто пугая ею себя, консультант занимает совершенно безопасную позицию по отношению к клиенту. Стремясь к слиянию в клиент-терапевтических отношениях, он оказывает излишнюю поддержку, не использует фрустрацию, не озвучивает непроизнесенные мысли клиента, не подталкивает его к важным и серьезным решениям. Основные неосознаваемые чувства консультанта при этом – страх перед отвержением, стыд за ошибку или неудачу.

2. Нерасположенность к легкости, к игре. Излишне серьезное отношение к жизни, гиперболизация проблем делают консультанта не только строгим и серьезным, но и негибким, жестким и даже ригидным во взглядах, позициях и поведении.

3. Неспособность разглядеть имеющиеся ресурсы. Консультант может быть окружен значительным количеством предметов, которые могли бы стать ресурсами как для клиент-терапевтической работы, так и для самоподдержки консультанта, однако излишняя рациональность и когнитивность мешают ему обратиться к ним. Он ригиден, ограничен в восприятии различных предметов и ситуаций, хотя они могли бы дать информацию о тех или иных проекциях клиента. Так, даже цветочный горшок с подоконника может во время сессии стать частью «Я» клиента, а произнесенный от имени горшка монолог многое может рассказать психологу о переживаниях, мыслях и психологическом пространстве клиента. Но здесь консультант неспособен воспользоваться этим ресурсом.

4. Непоколебимая уверенность. Обычно она выражена в жесткой приверженности какому-то направлению консультирования, часто достаточно узкому, а также в использовании ограниченного набора техник и методов работы, зачастую в ущерб потребностям клиентов.

5. Избегание фрустрации. В процессе работы могут возникать ситуации, в которых консультант может испытывать определенное напряжение (от небольшого до очень значимого), начиная от попадания в неосознаваемые собственные проблемные области – «слабые места» (например, страх перед сильными переживаниями; темы, связанные с сексуальностью, и т. д.) и заканчивая «тестированием» со стороны клиента или даже его прямой агрессией по отношению к консультанту. Стремление избежать столкновения с трудностями в терапевтической работе может быть неосознанным или плохо осознаваемым, но всегда приводит к движению работы в ту сторону, где консультант чувствует себя более уверенно. При этом определенно останавливается развитие личности консультанта.

6. Зависимость от традиций. Консультант может преувеличивать значение традиционных направлений и методов работы, ограничивать личный терапевтический стиль и интуицию, долго и тщательно копировать своих учителей и терапевтов в ущерб развитию собственного индивидуального стиля работы.

7. Бедность воображения. Недоверие к собственному миру фантазий, пренебрежение им, даже отрицание его, а также мира снов и фантазий клиента приводит терапевта к чрезмерной сосредоточенности на практических или ситуативных проблемах в ущерб более широкому видению и пониманию жизни клиента, способов его функционирования в мире, исследованию и коррекции его взглядов на прошлое, настоящее и будущее.

8. Страх перед неизвестностью. В реальной работе результаты сессии никогда не могут быть ни продуманы заранее, ни предсказаны. Попытки избежать неясности, предусмотреть возможные варианты развития событий, отказ от экспериментирования бывают вызваны недостаточным развитием устойчивости консультанта к ситуациям неопределенности. Нужно всегда понимать и помнить, что клиента, как и любого другого человека, окружает тайна, которую консультант, по известному выражению Дж. Бьюдженталя, должен встретить и принять (Бьюдженталь, 2005).

9. Потребность в равновесии и порядке. Психологическое пространство клиента зачастую наполнено случайными, запутанными, даже хаотичными чувствами, мыслями, ситуациями. Когда клиент «вываливает» сразу весь этот хаос на консультанта в ходе сессии, это, с одной стороны, осложняет работу терапевта за счет резкого увеличения одновременно присутствующих проблем и вопросов; но, с другой стороны, – именно эти темы могут оказаться более важными для клиента, чем те, которые казались основными поначалу.

10. Боязнь оказать влияние. В стремлении быть «идеальным родителем» – понимающим, принимающим, добрым, безоценочным, любящим – консультант может отказывать себе в попытках настоять, уговорить, доказать, заставить, в том, чтобы рассердиться, возмутиться и т. п. При этом консультант лишает себя возможности продемонстрировать клиенту собственные ценности и запрещает себе влиять на клиента.

11. Боязнь ослабить напряжение, дать возможность процессу разворачиваться в собственном темпе. Недостаточный уровень личностной зрелости консультанта может проявиться в невозможности переносить внутренний конфликт клиента, в излишнем форсировании его развития задолго до появления готовности клиента позволить это. Консультант должен учиться доверять процессу работы и той скорости изменений, с которой движется сам клиент, даже если консультанту кажется, что все происходит чересчур медленно.

12. Бедность эмоциональной жизни. Недооценка или даже обесценивание человеческих эмоций, их роли в достижении как личных, так и групповых психотерапевтических целей, может привести консультанта не просто к избеганию усиления и углубления переживаемого клиентом опыта, но и к остановке, даже блокированию разнообразных интенсивных чувств клиента. При этом сам психотерапевт будет избегать и собственных глубинных эмоциональных переживаний.

13. Недостаточная интеграция мужского и женского начал. Жесткая внутренняя конфронтация мужского и женского начал в личности самого консультанта оборачивается ригидностью его представлений о мире и других людях. Есть риск того, что такой консультант будет поддерживать только какую-то одну полярность клиента в ущерб другой и не будет способен помочь ни себе, ни своему клиенту в достижении большей интеграции.

14. Сенсорная тупость. Наличие лишь частичного контакта с собой, неумение и боязнь пользоваться всеми органами чувств для восприятия мира и клиента часто приводят к тому, что консультант в основном вербален. Он хорошо разъясняет, задает уместные и глубокие вопросы. Однако «здесь и сейчас» он может быть не способен ни увидеть, ни услышать проявления человечности своего клиента – его усталый голос, потухшие глаза или, наоборот, новую нарядную кофточку, яркую губную помаду, сверкающую улыбку. В этом случае обобщенное понимание человеческой природы встречается с неумением консультанта увидеть конкретного живого человека в его актуальном состоянии.

Ряд исследователей объединяют описанные выше «блоки креативности» и некоторые другие в группы по определенным критериям. Так, профессор Джерри Бэнкс (США) (Бэнкс, 1994, эл. рес.) выделяет пять групп «блоков креативности»:

? блоки восприятия;

? эмоциональные блоки;

? культурные блоки;

? блоки, обусловленные социальной средой;

? интеллектуальные блоки.

Все блоки выполняют важную функцию – играют роль психологических защит. Наличие блоков и их неосознанное использование сохраняет и упрочивает безопасность индивида, так как креативность всегда так или иначе связана с нарушением гомеостаза и определенной степенью новизны. В свою очередь, отсутствие новизны и ее как объективной (т. е. другими людьми), так и субъективной (т. е. собственной) оценки предотвращает возникновение у человека проблем с удовлетворением потребности в признании. Если человеком ничего не создано, то и оценивать ни ему, ни другим нечего, следовательно, проблемы с неудовлетворенным признанием тоже не будет.

Проблема креативности консультанта или психотерапевта также связана с особенностями использования в работе определенных методов, приемов и техник, в частности:

? эксперимента;

? игры;

? юмора;

? метафор;

? сюжетов и образов из прозы, поэзии, музыки, живописи, архитектуры, мифов, кино и театра.

Эксперименту принадлежит основная роль. Разработанный и широко используемый в гештальтподходе, эксперимент (как осуществление чего-то нового) незаслуженно редко используется в консультировании. А ведь его возможности велики. Использование смысловой линии клиента, метафорическое или экспериментальное представление опыта клиента позволяют уловить его глобальную стратегию и затем ярко ее проиллюстрировать.

Например, консультант просит клиентку, жалующуюся на недостаток близости с мужем, рассказать (или показать) метафорически, как она выстраивает с ним отношения. Клиентка рассказывает: «Я разбегаюсь, ввинчиваюсь головой в живот мужа, а потом поворачиваюсь к нему задом и быстро убегаю!». Затем, после некоторой паузы, возникшей от ее растерянности, она заливается смехом. В этом случае консультанту уже не обязательно задавать вопросы о том, как и зачем она это делает, что чувствует по этому поводу. Стратегия ее отношений ясна. Ее можно интерпретировать как неожиданную резкую интервенцию, за которой следует бегство от отношений. Дальше работа может идти над тем, как метафорически изменить этот процесс, сделать его комфортным для обоих партнеров.

Любое действие, чувство, переживание во время сессии может быть усилено, акцентировано, метафорически окрашено. Эксперимент может также охватывать фантазии и сны клиента, его страхи и ожидания, застывшие и незавершенные ситуации, его прошлое и будущее. «Усиль это движение руки!» – просит консультант. И оно превращается в «удары киркой каменотеса». Дальнейшая работа приводит к пониманию клиентом истоков своего трудоголизма. Ожившие предметы из снов клиента (лесная дорога, ягоды земляники, кишащий жизнью муравейник и т. п.) рассказывают устами клиента о его неосознанных или плохо осознаваемых желаниях, мыслях, чувствах. А просьба консультанта: «Представьте, что вам 70 лет. Опишите один день из вашей жизни» – впервые погружает клиента в образ такого будущего, которого он жаждет или страшится. Ответы клиента на вопрос: «Что сегодня я делаю, чтобы это произошло (не произошло) в моей жизни?» – позволяют планировать, строить собственное будущее, меняя свой сегодняшний день.

Гештальттерапевты подчеркивают: не бывает «неправильных» экспериментов, любой эксперимент – «правильный». Консультанту важно понимать, что всякие ограничения его экспериментирования лежат не вовне, а внутри его собственных «блоков креативности». Использование эксперимента в психотерапии регламентируется следующими правилами: консультант самостоятельно выбирает стратегию эксперимента, исходя из наличной ситуации клиент-терапевтических отношений, но клиент обязательно должен знать, что эксперимент либо состоится, либо уже состоялся. Психотерапевт спрашивает или предупреждает клиента о том, что эксперимент состоится, или сразу после его спонтанного проведения разъясняет клиенту, что состоялся эксперимент, и обсуждает с ним то, что в это время произошло, объясняя, какие цели были им поставлены.

Тесно соприкасается с экспериментом игра, своеобразная психодрама, в процессе которой клиент самостоятельно или при помощи группы разыгрывает различные жизненные ситуации, решая личностные проблемы. В условиях сессии вполне допустимы и участие в игре самого консультанта, и обмен ролями между клиентом и консультантом. Так, консультант может попросить клиента озвучить те слова, которые он желает сказать своей матери. Затем, поменявшись местами с клиентом, он повторит услышанные слова, предоставив клиенту возможность ответить из роли своей матери. Они продолжают вести диалог, снова и снова меняясь местами. Таким образом клиент получает возможность «поговорить с матерью», «быть услышанным ею» и «самому услышать ее». Такой диалог может способствовать изменению реальных отношений между клиентом и его матерью – во-первых, потому что клиенту становятся более ясны его чувства, во-вторых, потому что он начинает лучше понимать чувства матери, на месте которой оказался и переживания и мысли которой почувствовал и озвучил. Кроме того, высказанные клиентом в ходе терапии потребности часто бывают затем обозначены им в реальной жизни.

Особое место в терапевтическом процессе принадлежит юмору. К сожалению, роль и возможности использования юмора в психологическом консультировании недостаточно описаны, разработаны и оценены. Более того, некоторые психотерапевты считают, что смех во время сессии свидетельствует о потере контакта, выходе из клиент-терапевтических отношений. Согласиться с подобной точкой зрения трудно. Основатель провокативной психотерапии Фрэнк Фаррелли отмечает: «Рассматривая теоретические аспекты юмора с межличностной точки зрения, следует упомянуть еще одно качество: юмор неотразим и действенен. Он дает встряску, толчок. Он меняет мышление человека. Подозреваем, что его неотразимость происходит из глубоко парадоксальной природы нашего существования. Люди более податливы во время “оргазма” смеха. Мы полагаем, что юмористическое заявление так же легко запомнить, как и серьезное. Юмор продолжает оказывать влияние на нас и по прошествии времени. Это мощный инструмент межличностного общения» (Фаррелли, Брандсма, 1996, с. 60).

Фаррелли выделяет семь различных форм юмора, которые использует в своей работе:

? преувеличение;

? уподобление (мимикрия);

? высмеивание;

? искажение (передергивание);

? сарказм;

? ирония;

? шутки.

Каждый из этих приемов позволяет соотнести взгляды, идеи, чувства, переживания, установки, ожидания клиента с существующей реальностью. Задачей психотерапевта в этом случае является нахождение смешного в том, что говорит, делает или чувствует клиент, и своеобразная гиперболизация, доведение этого до абсурда, с тем чтобы сам клиент явственно обнаружил собственные заблуждения, ошибки, неуместное поведение или переживания. Фаррелли отмечает: «В терапии юмор часто является тем кусочком сахара, которым подслащивают горькую пилюлю. Юмор может смягчить и уравновесить жестокие психологические уроки, которые необходимо пережить в ходе лечения» (Фаррелли, Брандсма, с. 70). Однако использование юмора надо отличать от злоупотребления им, когда он превращается в «жесткий стеб» над клиентом, отвержение и даже унижение его. Критерием, отличающим юмор, который может быть полезен, является смех не над клиентом, а над его заблуждениями, иллюзиями, поступками, действиями и т. п. Ни на минуту при этом клиент не должен терять ощущения того, что консультант относится к нему с любовью. Потеря клиентом этого ощущения будет свидетельствовать о том, что консультант высмеивает самого клиента, а шутки при этом могут оказывать травматическое и даже разрушающее влияние.

Было бы неправильным утверждать, что смех и юмор уместны только в провокативной психотерапии и что использование этих приемов неуместно при работе с тяжелыми жизненными ситуациями, печалью и потерями. Порой юмор становится незаменимым помощником именно в этих случаях – тогда, когда клиент не в состоянии без слез говорить о своей проблеме, потому что она для него болезненна и ужасна. Хорошая шутка в такой ситуации позволяет в некоторой степени отделить проблему от личности клиента, рассмотреть ее более объективно, вне сильных переживаний. Исследователи смеха пишут о том, что смех стимулирует выделение организмом эндорфинов, которые обладают специфическими свойствами, притупляющими ощущения физической и душевной боли. В данном случае этот процесс выполняет защитную роль: не случайно смех с успехом применяется в лечении, а также при оказании психологической помощи тяжело или неизлечимо больным. «Прибытие в город хорошего клоуна принесет больше пользы здоровью его жителей, чем двадцать ослов, нагруженных лекарствами», – говорил Т. Сиденхам, известный в XVII в. врач (цит. по: Дмитриев, Сычев, 2005, с. 236).

Такую же защитную роль выполняет и «черный юмор», связывающий смех и смерть. Анекдоты, «чернушки» (четверостишия), комические истории и стихи являются мощными средствами решения проблем. Облеченная в подобную гротескную форму проблемная ситуация становится не просто смешной. Сама проблема уменьшается, практически исчезает на глазах у изумленного клиента. То, что волновало, мучило, терзало на протяжении определенного времени, вдруг становится маленьким, не стоящим переживаний, разрешенным, если представить его в комической форме, и после этого становится невозможно дальше снова волноваться по поводу проблемы. Клиент, как правило, успокаивается, а проблема уходит сама собой.

Одной из характеристик индивидуального стиля консультирования служит использование в работе метафор – это еще один метод, широко используемый терапевтами. Под метафорой в психотерапии понимают, прежде всего, сообщение в виде истории или образного выражения, использующего сравнение. В более узком значении термин «метафора» используется для обозначения оборота речи, в котором слова и выражения употребляются в переносном смысле – на основе какой-то аналогии, сходства, сравнения. Удачная талантливая метафора не только украшает клиент-терапевтический диалог, но и дает клиенту дополнительное понимание ситуации, ее образное видение, расширяет границы его сознания, воплощая уникальное восприятие ситуации психотерапевтом, особенности его мышления и образа мира.

Использование метафор в психотерапии имеет множество оснований, которые коренятся в их семиотической{ Под семиотической природой метафоры понимают присущее ей определенное значение, смысл, понятие, с которым согласны и которое понимают все участники коммуникативного акта.} природе. Н.Д. Арутюнова (1990) перечисляет следующие свойства метафоры: слияние в ней образа и смысла; контраст с обыденным называнием или обозначением сущности предмета; категориальный сдвиг; актуализация случайных связей (ассоциаций, коннотативных (дополнительных) значений и смыслов); несводимость к буквальному перефразированию; синтетичность и размытость, диффузность значения: допущение различных интерпретаций, отсутствие или необязательность мотивации; апелляция к воображению или интуиции, а не к знанию и логике; выбор кратчайшего пути к сущности объекта. Все эти характеристики находят применение в той спонтанной, почти неуловимой и одновременно целесообразной игре личностных смыслов и значений, которая и составляет динамику психотерапевтического процесса. Консультант может рассказать или сочинить вместе с клиентом метафорическую историю о его жизненной ситуации, попросить его представить и описать свои проблемы, отношения, своих близких при помощи символических объектов (дома, пейзажа, автомобиля, дерева, стихии и т. п.), обсудить возникшее у консультанта метафорическое представление о ситуации клиента.

Психотерапевтическую метафору определяют как способ решения психологической проблемы с помощью терминов, принадлежащих к другой области. Таким образом, это своеобразный новеллистический{ Новеллистический – здесь: представляющий собой совокупность коротких рассказов, по форме восходящих к притчам или поучительным иносказаниям.} способ презентации психологических затруднений и способов их разрешения. Конец метафорической истории в большей степени представляет собой побуждение к решению проблемы, чем способ решения проблемы, и одновременно формирует оптимистический взгляд на наличие самой возможности преодоления ситуации. Этим терапевтическая метафора значительно отличается от совета, который содержит рекомендации по разрешению ситуации с позиции опыта самого психотерапевта.

Метафора в психотерапии – одно из основных средств обобщения и структурирования опыта. Клиент, рассказывая о своей проблеме, зачастую описывает множество разрозненных впечатлений, чувств, фактов, оценок и выводов. Большое желание выразить сложность и многоаспектность жизненной ситуации часто превращает рассказ в нагромождение фактов и ненужных повторений. Метафора же представляет собой словесную формулировку реальности во всем ее многообразии, воспринимаемом как сложная, но упорядоченная совокупность свойств. Слияние образа и смысла в метафоре приводит к осознанию клиентом собственных переживаний по поводу ситуации, ее когнитивного и ценностно-смыслового значений для личности.

Существует, однако, точка зрения, заключающаяся в том, что метафоры часто бывают слишком субъективными; что, описывая представление о клиенте, образ его проблемы или ситуации посредством метафоры, психотерапевт рискует навязать клиенту собственное видение. Есть также опасность того, что клиент воспримет метафору буквально, сужая ее образ и недостаточно хорошо понимая ее смысл. Задача консультанта при этом – не просто привнесение метафоры в диалог, но и исследование уровня понимания ее клиентом. И это не только психотерапевтическая работа, это и развитие личности клиента, его интеллекта, расширение кругозора, мировосприятия.

Еще одной составляющей консультативного процесса является использование в диалоге сюжетов и образов из прозы, поэзии, музыки, живописи, архитектуры, мифов, кино и театра. Границы использования таких сюжетов и образов в психотерапии определяются кругозором консультанта, уровнем знания им зарубежного и отечественного древнего, классического и современного искусства. Эти образы, кроме содержательной нагруженности, всегда ситуативно окрашены (первая встреча с героем, памятные ассоциации, похожесть на самого клиента или кого-то из его близких и т. п.), наполнены порой глубокими и даже противоречивыми переживаниями, включают в себя ценности и смыслы личности, мечты, фантазии и надежды.

«Меня не покидает ощущение, что вы хотите походить на Анну Каренину!» – восклицает консультант. В ответ клиентка начинает рассказывать о том, как всегда восхищалась этой героиней, как мечтала о такой же захватывающей страсти, как рыдала над страницами, описывающими гибель Анны. В ходе дальнейшего обсуждения жизни самой клиентки, стратегии ее отношений с мужчинами, ее семейной жизни вдруг выявляются несколько параллелей. Но умирать, как героиня Льва Толстого, женщина не хочет. И только осознание того, что вся стратегия ее жизни направлена на разрушение и собственную гибель, заставляет клиентку по-новому взглянуть и на Анну Каренину, и на поступки этой героини, а также на собственное понимание семьи, отношений и любви.

Еще один пример. На одной из сессий в беседе с клиенткой, зрелой женщиной, уже много лет назад пережившей развод и мечтающей о новых отношениях, которые почему-то никак не получалось начать, речь зашла о ее представлениях о любви и идеальных отношениях с мужчиной. «Кто ваша любимая героиня?» – спросил терапевт. «Это Кончита из оперы “Юнона и Авось”, – поделилась она. – Вот где настоящая любовь, верность и преданность! Я восхищаюсь этой героиней! Хочу быть на нее похожей!» Консультант поддержал клиентку: «О да! Это чудесная печальная романтическая история, в которой жизнь этой молодой красивой женщины была положена на алтарь ее иллюзии о любви. Тридцать лет молчания в монашеской келье – вот что представляли собой еe отношения с мужчиной. “Хороший” образец для подражания!» – печально заметил терапевт. Последовала долгая пауза, после которой клиентка решительно сказала: «Нет! Не хочу! Не буду! Я как-то не вдумывалась в то, что происходило в жизни Кончиты после встречи с Резановым. Я всегда думала только об одном дне – дне их встречи. Нет, не хочу так!». На следующей сессии она призналась, что этот диалог перевернул ее сознание, заставил по-другому взглянуть на себя и свои отношения с партнерами, увидеть, где и как она «жертвовала собой» во имя иллюзии отношений.

Вовремя замеченная психотерапевтом параллель ситуации или проблемы клиента с каким-либо образом из книги или произведения искусства привносит в сессию широчайший пласт культуры, демонстрирует клиенту одновременно и типичность, и уникальность его ситуации, позволяя ему тем самым идентифицироваться с образом, прожить этот миф и обнаружить собственный выход из ситуации. А если вдруг образ, привнесенный консультантом, незнаком клиенту, то это становится стимулом для чтения книги, просмотра фильма, прослушивания музыки. В результате личность клиента развивается, расширяется его кругозор, углубляется его понимание мира. Без использования внешних ресурсов терапевт не смог бы добиться такого эффекта. Поэтому одно из важнейших требований к личности консультанта – постоянное развитие его круга интересов, в том числе в сферах философии и культуры, знакомство с искусством во всем его многообразии.

* * *

Таким образом, мастерство консультанта проявляется в его возможностях объединить в психотерапевтической деятельности свои профессиональные знания и навыки, личностную креативность, свой культурный уровень и собственную интуицию. Из этих и множества других компонентов складывается индивидуальный стиль деятельности психолога-психотерапевта, отражающий уникальность его личности.