«Ловушки профессиональной роли»

К «ловушкам профессиональной роли» можно отнести:

? потерю (ослабление) профессиональной позиции консультанта;

? усиление позиции консультанта;

? идентификацию с позицией консультанта.

Наиболее представленными и самыми распространенными из них являются «ловушки потери (ослабления) профессиональной позиции консультанта». К ним можно отнести:

? перенос;

? спасательство;

? тестирование.

«Ловушка переноса». В предыдущем параграфе достаточно подробно были рассмотрены переносные и контрпереносные отношения. Почему их следует относить к «ловушкам»? Во-первых, перенос предполагает «перенесение» чувств, переживаний, особенностей поведения клиентом с одной (как правило, родительской) фигуры на другую – фигуру терапевта. Это «перенесение» чувств является «предложением» клиента терапевту «исполнить роль» его родителя – либо плохого, либо идеального. «Попадание под перенос», как отмечают многие консультанты, – распространенное явление в терапевтической практике{ Существует также точка зрения (особенно присущая глубинной психологии), что без переноса терапевтические отношения в принципе невозможны.}, и его следует замечать, осознавать, выносить на обсуждение; наконец, из-под переноса следует выходить. Во-вторых, поддержание переноса клиента в основном не является полезным. Это мало способствует его личностному росту, процессу сепарации / индивидуации{ В терминологии М. Малер сепарация – индивидуация представляет собой два взаимосвязанных процесса, постепенно разворачивающихся в ходе психического развития ребенка. Малер использовала данный термин прежде всего для описания «психологического рождения». Сепарация отражает процесс выхода из симбиотического единства с матерью и наряду с формированием представлений о матери «вне Самости» включает установление объектных отношений. Индивидуация подразумевает процессы различения и ограничения ребенком собственных свойств и особенностей, т. е. процессы дифференциации Самости и объекта и создание интрапсихического образа Самости в виде серии последовательных представлений (Малер, Пайн, Бергман, 2011).} и взрослению. «Ловушкой» консультирования можно называть такие переносные и контрпереносные отношения клиента и терапевта, которые не осознаются психотерапевтом, не обсуждаются в консультативной работе, неосознанно продолжаются консультантом вне терапевтических сессий (например, терапевт излишне беспокоится о своем клиенте{ Здесь ключевым является слово «излишне». Вообще, для терапевта нормально думать о своих клиентах, беспокоиться о них. Важно, чтобы это не перерастало в чрезмерную инфантилизирующую заботу.}, постоянно думает о возможностях решения его проблем, пытается помогать ему различными способами, удерживает клиента в терапевтических отношениях из-за эротического переноса и т. п.).

«Ловушка спасательства» является широко распространенной «ловушкой», описанной в психологической литературе. Стефан Карпман (цит. по: Мастерство психологического консультирования, 2006, с. 88–97), обобщая идеи Эрика Берна о многообразии ролей, которые играют люди, показал, что все роли могут быть сведены к трем основным: Спасатель, Преследователь, Жертва. Эти три роли объединяются в «драматический треугольник» («треугольник Карпмана»), по сути своей скорее являющийся замкнутым кругом.

У каждой из этих ролей есть свои функции, свои правила поведения, свои четкие и неизменные установки. Так, Спасатель всегда помогает, даже когда его не просят; чувствует вину, если не может помочь; разрешает Жертве неудачу и выполняет ее работу; утешает Жертву, смягчает проблемы, трудности, сложности для нее. Основные чувства Спасателя – благородный гнев на Преследователя и огромная жалость к Жертве. Жертва всегда бессильна, всегда раб ситуаций или обстоятельств. Она беспомощна, подавлена, может стыдиться своего бессилия. Она всегда нуждается в Спасателе, который ее защищает и служит ей. Основная установка Жертвы: «Бедный я, бедный! Несчастный я, несчастный! Почему мне так не везет?! Почему все шишки на меня одного валятся?! Почему все ко мне так несправедливы?!». Преследователь – всегда жестокий, нападающий, обвиняющий; жесткий и ригидный; злой и критикующий. Его установки по отношению к Жертве: «Ты один во всем виноват! Ты будешь наказан! Поделом тебе!». Внутри этого «треугольника», по мнению Карпмана, находится сердцевина проблемы, обращаться к которой избегают участники «треугольника» (рис. 4).

Рисунок 4. Треугольник Карпмана

Самое интересное в этом «драматическом треугольнике» – то, что человек никогда не находится постоянно в какой-то одной из ролей. Он переходит из одной в другую в зависимости от ситуаций или обстоятельств, никогда надолго не задерживаясь ни в одной из «вершин треугольника». По этой замкнутой траектории и движется попавший в «треугольник» человек. Обычно в «драматический треугольник» заключены какие-либо эмоционально заряженные отношения клиента. Это могут быть отношения с партнером, ребенком, родителями, начальником и даже с миром в целом. Двигаясь от одной роли к другой, клиент снова и снова находит кого-то либо что-то, приглашая их на то или иное освободившееся место. Как правило, консультант оказывается для этого очень подходящей фигурой.

Вот одна из ситуаций. Клиентка во время сессии горько плачет и жалуется на свою несчастную судьбу. По ее словам, ей не повезло в жизни. Ее не любят родители, она живет не там, где хочет, работает на ненавистной работе, мужчины пользуются ею и обманывают ее. Позиция клиентки – это позиция Жертвы. Она представляет в роли Преследователей и собственных родителей, и партнеров, и весь мир. А психолога приглашает на роль Спасателя.

Для того чтобы показать клиенту, что он находится в «драматическом треугольнике», консультант осознанно встает на позицию Преследователя. Сначала он нападает – говорит о том, как жестоки родители, как бессердечны мужчины, как глупы начальники. На некоторое время клиентка удовлетворена. Но ненадолго. Неожиданно ее радость от того, что психотерапевт присоединился к ее гневу на мир, исчезает. Она начинает защищать всех, кого только что обвинял терапевт. Она становится Спасателем. Родители оказываются не такими уж и злыми, мужчины – не такими уж и бессердечными, начальник – не таким уж и дураком. Но за то, что консультант «посмел» нападать на близких клиентке людей, ее гнев обращается на него. Теперь она – Преследователь, а терапевт – Жертва. Если терапевт останется в этой роли, согласится с тем, что он «виноват», то очень скоро клиентка сама переберется в роль Спасателя и начнет поддерживать консультанта, обращая гнев Преследователя уже на саму себя. Такое движение по замкнутому кругу, из роли в роль, как правило, характерно для любых отношений клиента, для самого образа его жизни. В ходе консультирования важно показать клиенту, как он движется по «драматическому треугольнику», как неосознанно переходит из роли в роль, последовательно то обвиняя, то жалея, то помогая порой одним и тем же людям. Это работа не одной сессии, она должна быть долгой и кропотливой. Слишком привычны для многих людей позиция «жертвы», вечный поиск «преследователя» и обращение за помощью к «спасателю».

Особенно ярко движение по «драматическому треугольнику» проявляется в зависимых и созависимых отношениях, например в семьях, где есть химически и эмоционально зависимые члены (мужья, жены, дети, родители). Вот где «треугольник» разворачивается во всей своей «ослепительной красоте». Сами явления алкоголизма, наркомании, игровой и компьютерной зависимости, эмоциональной и сексуальной привязанности играют в «треугольнике Карпмана» то одну, то другую роль. Например, водка в семье алкоголика может быть Преследователем: «Как я ее ненавижу! Она мне всю жизнь сломала!» – кричит женщина терапевту на консультации. И ей невозможно не верить. А дома – для того чтобы избежать оскорблений, обвинений, гнева и даже рукоприкладства со стороны жестокого трезвого мужа, женщина всегда имеет бутылочку про запас («Ведь все равно пойдет и купит! Так пусть уж я сама куплю и спрячу на всякий случай!») – так водка становится Спасателем. Причем «спасает» она и мужа от абстинентного синдрома, и жену – от мужа-Преследователя. А если вдруг случайно отыщется где-то дома недопитая бутылка, жены алкоголиков практически никогда не выливают содержимое – жалеют! Водка в таком случае становится Жертвой. Такой постоянной динамичной игрой заполнена вся жизнь зависимых и созависимых людей.

Стереотипы «спасательства» – определенные переживания, мысли, установки человека, которые заставляют его предпринимать по отношению к другим людям некие действия, о которых его не просят, – приводит М.Я. Соловейчик (Мастерство психологического консультирования, 2007, с. 90):

? ощущение, что он должен «исправить» чувства другого человека или решить его проблему;

? желание облегчить решение какой-либо задачи, которая стоит перед другим человеком, помогая ему различными способами, например сделать за другого человека часть его работы;

? страх перед ответной реакцией другого человека на вопрос, просьбу, объяснение и пр. (гнев, печаль, стыд и т. п.) и попытка заставить другого человека чувствовать себя лучше (т. е. избегание интенсивных переживаний или конфликта);

? стремление убедить другого человека сделать «правильный выбор»;

? чувство вины за действия другого человека;

? быстрое переключение на решение проблемы, чтобы снизить неприемлемую для человека интенсивность переживаний или избежать их.

Несмотря на то что в жизни каждого бывают ситуации, когда другим людям требуются помощь, тепло, поддержка и их необходимо оказывать, в психотерапии все-таки следует избегать «спасательства». Ключевой фигурой при этом становится обсуждение уровня ответственности клиента за его собственную жизнь и распределение ответственности за изменения между терапевтом и клиентом в ходе психотерапевтического взаимодействия. Есть несколько важных правил, которые нужно соблюдать, чтобы избежать «спасательства»:

? никогда не помогать без контракта;

? никогда не верить в то, что человек беспомощен, кроме тех случаев, когда он без сознания;

? помогать людям, чувствующим себя беспомощными, обратиться к поиску собственных сил и учить пользоваться ими;

? не брать на себя более 50 % ответственности за решение проблем клиента. Требовать, чтобы он взял свои 50 % ответственности;

? не делать в терапии ничего, чего в действительности не хочется делать (Мастерство психологического консультирования, 2007, с. 90).

Признаки того, что консультант попал в «ловушку спасательства»:

? первоначальное стремление терапевта помочь клиенту через какое-то время трансформируется в ощущение, что он тратит гораздо больше эмоциональных сил на работу с клиентом, чем получает от него (гонорар, признание и т. п.); что баланс «брать – давать» в терапевтической работе нарушен; замечает, что клиент «пользуется» ресурсами терапевта не только на терапии, но и вне ее (звонит в нерабочее время, ищет встреч, требует поддержки в любой момент и т. п.);

? консультант чувствует жалость к клиенту;

? консультант осознает свою высокую значимость для клиента и свою личную ответственность за помощь клиенту;

? консультант берет на себя большую часть работы и ответственности клиента, выполняет его обязательства и т. п.

В стремлении избежать «спасательства» психотерапевт может попасть и в другую крайность – превратиться в Преследователя. При этом он перестает давать клиенту тепло, поддержку, сочувствие даже необходимого уровня, перестает быть эмпатийным, избегает сопереживания. Понять, что консультант «провалился» в полярную «спасательству» позицию, поможет осознание раздражения и злости на клиента за то, что тот недостаточно активно работает над изменениями в собственной жизни, вкладывает мало сил в регулирование своего эмоционального состояния, продолжает жаловаться на невозможность выйти из роли Жертвы, отвергает усилия и помощь консультанта. Психотерапевт у важно осознавать свои переживания и чувства и отвечать за них; понимать уровень собственной ответственности за клиент-терапевтические отношения, не брать на себя чужую ответственность.

Одним из важнейших показателей того, что консультант умеет распознавать «ловушку спасательства», является отсутствие чувства жалости к клиенту или своевременное его осознание. Практикующие терапевты говорят о том, что только такой консультант, который умеет быстро распознавать «жертвенную» позицию клиента, не включается в игру, предложенную клиентом, трезво и адекватно распределяет ответственность, не испытывает жалости к клиенту, способен заключать ясный и определенный во времени контракт о психотерапевтическом взаимодействии, может эффективно работать с зависимыми и созависимыми отношениями.

Следует также помнить о том, что сопереживание, эмпатия, стремление помочь, дружелюбие консультанта не являются частью роли Спасателя. О попадании в «драматический треугольник» можно говорить в том случае, когда речь идет о стереотипах поведения и эмоциональных паттернах в отношениях с людьми.

«Ловушка тестирования» заключается в том, что клиент осуществляет в отношении консультанта процесс так называемого «тестирования». «Тестирование» – это особое исследование личности психолога, включающее в себя изучение особенностей его поведения и эмоционального реагирования, возможности доверять ему и довериться, соответствия или несоответствия личности психолога ожиданиям клиента, поиск его слабых и сильных мест, проверку его на честность и искренность, испытание его обманом, изучение его ценностей и целей. Психоаналитический подход считает «тестирование» своеобразным адаптационным механизмом к окружающему миру. «Путем тестирования человек исследует окружающий мир на предмет выявления его опасностей и предоставляемых им благоприятных возможностей, чтобы защититься от первых и воспользоваться вторыми», – отмечает Дж. Вайсс (1998, стр. 105). Значительная часть психологов считают, что в ходе консультирования клиент изучает своего психотерапевта как человека с первой и до последней сессии. Если консультант проходит «тесты» клиента, то доверие клиента к нему увеличивается. С другой стороны, после этого клиент может предлагать своему терапевту все более сложные и жесткие «тесты».

Распознать «тестирование» консультанту не просто, так как его конкретных признаков не существует. Обнаружить его можно скорее интуитивно, наблюдая за поведением клиента во время сессии, анализируя свои знания о нем и постоянно соотнося их и получаемую информацию. Клиент всегда неосознанно привносит свой жизненный опыт в терапевтические отношения, и все его поведение опирается на этот опыт и привычные для него жизненные ситуации. Однако, как правило, «тестирование» происходит достаточно интенсивно. Дж. Вайсс определяет следующие ситуации, в которых консультант может предполагать, что со стороны клиента происходит «тестирование»:

? клиент ведет себя таким образом, чтобы вызвать у психотерапевта сильные чувства, – провокационно, надоедливо, пренебрежительно или соблазняющее;

? клиент толкает психотерапевта на вмешательство. Для этого он может долгое время сохранять молчание, делать лживые или абсурдные заявления, забывать заплатить за отдельные сессии, чувствовать себя глубоко оскорбленным очевидно невинными словами психотерапевта, внезапно приходить в гневное состояние и угрожать прервать терапию, настойчиво требовать от психотерапевта выхода за пределы своей роли и т. д.;

? клиент использует провокационные преувеличения;

? клиент демонстрирует поведение, не согласующееся с обычным для него, например явно более глупое или саморазрушительное (Вайсс, 1998, с. 90).

В основе процесса «тестирования» клиентом консультанта, прежде всего, лежит его травматический опыт детско-родительских отношений (т. е., по сути, переносные реакции). Бессознательно клиент переносит свой опыт отношений в клиент-терапевтическое пространство, занимая пассивную либо активную позицию. Пассивная позиция связана с привнесением в отношения с психотерапевтом своих детских эмоциональных и поведенческих паттернов: клиент ведет себя так, как вел себя в детстве с родителями, или провоцирует консультанта на поведение, аналогичное поведению его родителей. Когда же клиент меняет пассивную позицию на активную, он, наоборот, принимает на себя роль причиняющего боль и страдания родителя, обращаясь к терапевту как к себе-ребенку.

Можно описать значительное количество ситуаций травмирующего характера, которые с психологической точки зрения способствуют невротизации ребенка, а впоследствии ярко проявляются в бессознательных переносных реакциях в клиент-терапевтических отношениях.

? Если родители отвергают ребенка, он делает вывод, что заслуживает отвержения; его самооценка падает; он убеждается в том, что никто никогда не сможет любить его.

? Если родители предстают в восприятии ребенка подавленными или не приспособленными к жизни, он может взять на себя ответственность за них, прикладывать усилия, для того чтобы осчастливить их, и казнить себя, если это не удается.

? Если родители не заботятся о ребенке, но требуют любви и уважения, он может прийти к выводу о том, что его судьба – много давать, но при этом мало получать. Он может протестовать против этого, болезненно воспринимая любые просьбы о заботе и помощи.

? Если родители постоянно ругают своего ребенка за различные черты его характера, то он может на сознательном уровне отвергать эту критику, а бессознательно соглашаться с ней. На глубинном уровне у него формируется представление о себе как об очень плохом человеке.

? Если кто-то из родителей – алкоголик, ребенок может чувствовать беспокойство за него; и одновременно – отвержение со стороны непьющего родителя. Это вызывает внутренний конфликт, следствием которого становится чувство стыда за себя и своих родителей.

? Если в семье отрицают наличие некоторых актуальных проблем, то у ребенка может появиться недоверие к собственным чувствам, развиться представление о себе как о не способном воспринимать адекватно окружающий мир.

? Если ребенок ощущает, что его родители противоречивы и непостоянны, если их вспышки гнева внезапно сменяются приступами нежности, у него развивается постоянное ощущение небезопасности и, как следствие, сверхбдительность.

? Если родители не помогают ребенку, не защищают его, то у него формируется убеждение в том, что он не заслуживает помощи и защиты. Он замыкается в себе, становится тревожным, склонным к панике.

? Если родители отрицают факты жестокости и насилия по отношению к ребенку, он может сделать вывод о том, что не должен этого помнить. В то же время помнить об этом важно, чтобы снова не спровоцировать родителей. В таком случае может произойти расщепление личности.

? Если ребенок подвержен сексуальным домогательствам или насилию со стороны родителей или родственников, он обвиняет в этом себя и испытывает к себе чувства стыда и отвращения.

? Если ребенку кажется, что его стыдятся родители, он тоже будет стыдиться себя и поверит в собственную неполноценность.

? Если кто-то из родителей ушел из семьи, то ребенок может взять вину на себя и затем считать, что от него всегда будут уходить любимые люди.

? Если в семье нет счастья, то ребенок обучается соответствующему эмоциональному состоянию. И даже став взрослым, он будет поддерживать в себе эмоциональный уровень несчастья, к которому он привык в детстве.

? Если в семье не умеют получать удовольствие от жизни, то ребенок тоже привыкнет считать, что не должен испытывать удовольствие и недостоин его. Он может впадать в депрессию или соматизироваться{ Соматизация считается одним из механизмов психологической защиты, при котором эмоции, которые не могут быть выражены из-за их табуированности, переходят в телесные симптомы. Если же запрещенная эмоция все-таки была выражена, то при помощи симптома человек может наказывать себя за это.} всякий раз, когда позволит себе радоваться жизни (Емельянова, 2004, с. 281–282).

Знание истории жизни своего клиента, подобных ситуаций из его опыта должно помочь консультанту выстраивать терапевтические гипотезы о тех или иных особенностях поведения клиента и таким образом избежать возможного попадания в «ловушку тестирования». Можно считать, что терапевт «прошел тест» клиента, если его реакция не соответствует принятым в родительской семье клиента реакциям. Если же соответствующей реакции избежать не удалось, то это означает, что консультант «не прошел тестирование», и в этом случае клиент может быть разочарован.

Например, на одной из первых сессий клиентка рассказала о своих непростых отношениях с молодым человеком. Она поделилась своим страхом перед тем, чтобы быть с партнером и строить с ним долгосрочные отношения, загадочным голосом сообщая консультанту о том, что у ее друга есть какая-то страшная тайна. Она выдержала паузу, во время которой, скорее всего, ожидала от консультанта расспросов. Однако тот не проявил никакого любопытства; как потом оказалось, так всегда поступали родители клиентки. Она еще несколько раз повторяла свой рассказ, говорила о том, как иногда ей страшно, что «это» произойдет еще раз; о том, что не понимает, может ли она доверять партнеру после «этого»; о том, как ужасно оказалось для нее узнать про «это». В то же время клиентка обратила внимание на то, что ей страшно доверить эту тайну терапевту. Консультант поддержал ее опасения и заметил, что она может не рассказывать, если чего-то опасается, предполагая при этом, что клиентка пытается манипулировать им. Клиентка так и не рассказала на сессии эту загадочную историю.

Позже выяснилось, что родители этой женщины мало интересовались своей дочерью, она выросла в ситуации эмоционального отвержения как со стороны матери, так и со стороны отца. Отсутствие интереса к ней было для нее привычным явлением, а манипулирование – обычным способом привлечения к себе внимания родителей. Консультант избежал манипуляции со стороны клиентки, оказал ей необходимую поддержку, но тем не менее отсутствие любопытства со стороны значимой фигуры было расценено ею как привычное отвержение – терапевт не справился с «тестированием». Клиентка была разочарована и через некоторое время прервала терапию.

В других случаях клиент бессознательно меняет пассивную позицию на активную. При этом он использует свой детский травматичный опыт, для того чтобы неосознанно поставить и консультанта в положение, соответствующее его детскому опыту. Вайсс указывает на то, что такое поведение клиента всегда вызвано необходимостью научиться противостоять родительским фигурам, а также освоить новый оптимальный способ поведения в прежде травмирующей ситуации (Вайсс, 1998). Таким образом, задача консультанта – выстоять перед натиском клиента, спокойно выдержать обвинения, найти наилучший способ реагирования в данных обстоятельствах.

Активная «тестирующая» позиция клиента может проявляться в оскорблениях консультанта, неправильном толковании его слов, в обидах, угрозах самоубийства, отказе платить за якобы неэффективную терапию, в угрозах судебным преследованием, в обесценивании всего процесса психотерапии, несмотря на явные улучшения в самочувствии и повышение качества жизни клиента. В таких ситуациях консультант невольно испытывает чувство вины, предполагает, что совершил серьезные ошибки. Дж. Вайсс советует не вести более одного-двух таких клиентов одновременно. В любом случае, если клиент начинает причинять терапевту беспокойство, следует рассматривать его поведение как смену пассивной позиции на активную. «Психотерапевт, который осознает, что беспокойство и неприятности, доставляемые ему “неудобным” клиентом, связаны с его неосознаваемым “тестированием”, находится в лучшем положении, чем консультант, считающий, что клиент совершает разрушительные, несносные, недопустимые действия просто для собственного удовольствия. В первом случае консультанту легче уважать клиента и сочувствовать ему» (Вайсс, 1998, с. 127). Консультанту следует быть очень внимательным к работе с такими клиентами, а в случае возникновения значительных трудностей либо проходить супервизию, либо передавать клиентов более опытным консультантам.

В психотерапевтическом взаимодействии с таким клиентом консультанту следует попытаться понять метод «тестирования». Опираясь на историю жизни своего клиента, на сведения о поведении его родителей по отношению к нему и его поведении по отношению к родителям, консультант может понять, как ему лучше использовать собственный аффективный опыт, возникающий в процессе терапевтической работы. «Часто психотерапевт может понять, как пациент чувствовал себя с родителями, по тому, как он сам чувствует себя с пациентом», – отмечает Дж. Вайсс (1988, с. 127). К примеру, консультант может чувствовать беспокойство, беспомощность, излишнюю ответственность, вину или зависть, сильную тревогу, поражение, бессилие перед непреодолимостью проблем, ощущать себя брошенным (при прерывании консультирования) и т. п.

Как вести при этом консультативную работу? В первую очередь при активном «тестировании» со стороны клиента консультант должен продемонстрировать клиенту другой способ поведения, отличный от прежнего (т. е. детского) способа поведения клиента. И только во вторую очередь следует предлагать клиенту интерпретации и гипотезы о его подобном поведении.

Например, на одной из сессий на третьем году терапии клиентка, плача, стала обвинять консультанта в неэффективности всей его работы. «Зачем только я хожу к вам?! Какой в этом смысл?! Чем мне помогает консультирование?! Что оно изменило в моей жизни?!» – требовательно и жестко повторяла она. Консультант выдержал этот натиск и спокойно и мягко рассказал женщине о том, какие произошедшие за время консультирования изменения он видит в ее жизни. А за это время у клиентки существенно улучшились отношения с матерью, она стала жить отдельно, переехав в собственную квартиру, организовала жизненное пространство по своему желанию и могла выдерживать интервенции со стороны близких, у нее стабилизировалось эмоциональное состояние, уменьшилось количество приступов гнева, она стала значительно меньше болеть, с ней перестали происходить несчастные случаи, она сменила работу, у нее появились удовлетворяющие ее близкие партнерские отношения. Такое вдумчивое обоснование произошедших изменений действительно вернуло клиентке спокойствие. Она согласилась с консультантом. После этого консультант продолжил работу, сказав, что почувствовал вину в тот момент, когда она задавала эти вопросы, и спросил, перед кем она чувствует себя виноватой, кто и в чем часто обвиняет ее. После этого консультирование вышло на более глубокий уровень понимания клиенткой ее отношений с матерью, начался поиск более конструктивных способов реагирования клиентки на авторитарное воздействие матери.

Итак, если консультант успешно проходит «тесты» клиента, то последний становится сильнее, благополучнее, способен переживать инсайты. Наоборот, подавленность и растущая слабость клиента могут свидетельствовать о том, что психотерапевт не проходит «тесты» клиента. Кроме того, клиент при этом может перестать активно работать над собой и начать ждать прямых советов и указаний от консультанта, а иногда вообще отказываться от решения той или иной проблемы. Ошибаться могут и начинающие, и опытные консультанты. Вайсс считает, что небольшие ошибки исправить можно, а вот более грубые – уже вряд ли возможно (Вайсс, 1998). Замеченную ошибку необходимо объяснить клиенту, используя при этом полученную от него информацию, выстроенные гипотезы о его неосознаваемых целях и убеждениях.

Например, в первой из описанных выше ситуаций консультант мог бы сказать следующее: «Когда вы говорили о секрете, которым одновременно боялись и хотели бы поделиться, вы хотели, чтобы я помог вам осознать ваше право желать одновременно и поделиться секретом, и сохранить его в тайне. Наверное, поэтому вы были разочарованы, когда я отказался разделить с вами этот секрет. Похоже, вы поняли это так, как будто я не интересуюсь вами и мне не интересны ваши переживания…».

Таким образом, для того чтобы преодолевать «ловушки тестирования», уже за несколько первых сессий психотерапевт должен сформулировать рабочую гипотезу относительно данного клиента. При этом консультант опирается на известный ему следующий материал клиента:

? утверждения самого клиента о его проблемах и целях;

? данные о детских травмах клиента;

? собственные эмоциональные реакции на клиента;

? реакции клиента на подход и интервенции психотерапевта (Вайсс, 1998).

Постоянное обобщение представлений о клиенте, непрерывная проверка и уточнение рабочих гипотез в ходе клиент-терапевтического взаимодействия помогут консультанту успешно справиться с «ловушками тестирования».

К «ловушкам усиления профессиональной позиции консультанта» можно отнести:

? бессознательную зависимость клиента от консультанта;

? «учительскую» позицию консультанта.

Бессознательная зависимость клиента от консультанта возникает в случаях, когда в результате переноса клиент неосознанно полностью или частично передает консультанту функции своих родительских фигур. При этом он начинает подчиняться психотерапевту. Подчинение это имеет, как правило, бессознательный характер, но всегда доставляет клиенту удовольствие. В основе такого поведения лежит представление об «идеальном родителе» – любящем, принимающем, заботящемся, ответственном, опекающем, поддерживающем, утешающем, прощающем и т. п. В реальности у клиента могут быть совсем другие родители. И в течение жизни в неосознанном стремлении иметь именно «идеальных родителей» клиенты ведут активный поиск таких родительских фигур. Разумеется, консультант – весьма подходящая для подобного переноса кандидатура.

Сложность работы с такого рода клиентами заключается в том, что они неосознанно идут на всевозможные ухищрения, для того чтобы заслужить внимание, уважение и любовь консультанта. В первую очередь это проявляется в их поведении и переживаниях. Плохо дифференцируя собственные чувства, они могут считать, что испытывают только те чувства, которые приятны терапевту, и не испытывают тех, которые могут ему не понравиться. Такие клиенты могут продемонстрировать прогресс или изменения, если чувствуют, что консультант ожидает от них этого. Они никогда не спорят с гипотезами и интерпретациями консультанта, даже если не вполне с ними согласны. Психотерапевт для них всегда «более знающий и понимающий» профессионал. Безусловно, различение такого поведения и переживаний бывает сложным для психологов. Важно не только при помощи внимательного наблюдения и анализа определять чувства клиента и разбираться с ними, но и пытаться понять психологические основы убеждений клиента и его желания подчиняться консультанту. Подобная зависимость может быть вызвана различными причинами. К примеру, это может быть жесточайший авторитаризм родителей, нетерпимых к любому несогласию, или их крайняя ранимость, болезненное реагирование на мнения, не совпадающие с их собственными. Работу при этом следует направлять и на понимание клиентом природы своей зависимости, и на осознание им собственных чувств, мыслей, желаний, целей, и на принятие их и развитие должного уважения к ним.

Ситуация попадания терапевта в «учительскую» позицию представляется наиболее опасной и даже разрушительной для клиента. С одной стороны, попадание терапевта в эту «ловушку» может быть спровоцировано чрезмерной зависимостью клиента, с другой стороны, причиной может быть недостаточная «проработанность» консультанта. Если консультант склонен к доминированию и контролю, стремится к власти над клиентом, плохо осознает свою авторитарную часть, действительно считает свое мнение абсолютно верным и единственным, то в работе он может «продавливать» клиента, «воспитывать» его из позиции «сверху», т. е. из позиции человека с более высоким статусом, внушая ему свои установки, цели, требуя от клиента послушания и подчинения. Чем более зависимым становится клиент, тем более авторитарным может становиться терапевт. Разумеется, подобное взаимодействие не совместимо с эффективной клиент-терапевтической работой.

Особенно такой позиции следует остерегаться в случаях, когда запрос клиента содержит явно выраженный моральный аспект. Консультант может иметь жесткую позицию по тем или иным этически-нравственным вопросам, не сформировав у себя толерантного отношения к различным моральным проблемам. Например, будучи твердым противником абортов, консультант может «продавливать» клиентку, сомневающуюся в желании оставить незапланированную беременность, по сути навязывая ей собственную точку зрения. Или, отвергая наркотики, консультант также жестко будет отвергать и принимающего наркотики клиента, демонстрируя ему свое неприятие. В подобных случаях задачи консультанта заключаются в своевременном осознании своего стремления к власти и доминированию, авторитарности, желания подчинять, ригидности; личной терапевтической работе с этими своими особенностями; выработке ценностного отношения к ситуациям и проблемам морального характера. Задачей же в рамках клиент-терапевтического взаимодействия должно стать прояснение психологических причин стремления клиента к зависимости, к тому, чтобы его поучали, нежелания брать на себя ответственность за принятие решений в собственной жизни.

Последняя «ловушка профессиональной роли» – идентификация консультанта со своей профессиональной позицией. Об идентификации с позицией консультанта следует говорить, когда происходит смещение или нарушение личностной идентификации в пользу профессиональной. «Профессиональная идентичность, – указывает Л.Б. Шнейдер, – психологическая категория, которая относится к осознанию своей принадлежности к определенной профессии и определенному профессиональному сообществу. Профидентичность детерминирована профессиональным общением и профессиональным опытом, репрезентируется посредством речевых средств через образ “Я”» (Шнейдер, 2003, с. 53). И если в общем виде идентичность рассматривают как самореферентность{ Самореферентность понимается как способность системы ссылаться на саму себя, как сообщение, несущее в себе ценностное и эмоциональное значение.}, то профессиональную идентичность можно понимать как результат процессов профессионального самоопределения, персонализации и самоорганизации, проявляющийся в осознании себя представителем определенной профессии и профессионального сообщества. Л.Б. Шнейдер выделяет четыре вида самоопределения консультанта: личностное, ситуативное, парадигмальное, инструментальное. Личностное самоопределение связано с выраженностью профессионально важных личностных качеств. Ситуативное самоопределение опирается на осознание профессиональной ситуации контакта психолога с клиентом, принесшим проблему для совместного обсуждения с профессионалом. Парадигмальное самоопределение опирается на персональную теорию консультирования психотерапевта. Инструментальное самоопределение включает технический инструментарий, используемый в клиент-терапевтическом взаимодействии.

Недостаточный уровень личностного самоопределения, недоразвитие таких профессионально важных комплексов качеств, как гуманность и инициативность (Шнейдер, 2003), будут отражаться на целостной стилистике профессиональной деятельности консультанта. Незрелость персональной теории консультирования, недостаточное осознавание собственной картины мира, нецелостность личной философии будут свидетельствовать о недоразвитии парадигмального самоопределения. Низкий уровень развития умений и навыков терапевтического взаимодействия (как индивидуального, так и группового) будет отражать несформированность инструментального самоопределения. Ошибки в структуре профессиональной ситуации консультирования будут являться нарушением ситуативного самоопределения.

Схематично ситуацию консультирования можно представить как сочетание трех элементов: консультант – проблема (запрос) – клиент. Реальность заключается в том, что эти три момента связаны только наличной ситуацией клиент-терапевтических отношений. Это значит, что для того чтобы консультант был ситуативно профессионально самоопределен, должны быть в наличии клиент, осознающий ситуацию консультирования, и заявленная им проблема или запрос. Если какой-то из этих двух компонентов отсутствует в конкретной ситуации, нельзя говорить о ситуативном самоопределении консультанта. Нарушения ситуативного самоопределения консультанта всегда связаны с ошибочным восприятием реальности, и их можно рассматривать как «ловушки» консультирования. Например, консультант не находится в ситуации клиент-терапевтических отношений, однако воспринимает другого человека как клиента, навязывая ему при этом свою профессиональную помощь. Это «болезнь роста» многих начинающих консультантов в период становления профессиональной идентичности. «Я понимаю, откуда это и что с этим делать, а человек не хочет, чтобы я ему помогал!» – горько сетуют они на супервизорских группах. С другой стороны, в среде коллег любая попытка кого-то из консультантов поделиться своими переживаниями и проблемами также начинает восприниматься как клиентский запрос, и его начинают засыпать профессиональными вопросами и гипотезами, тогда как он на самом деле может нуждаться всего лишь в тепле и поддержке. Такое временное нарушение ситуативного самоопределения, как правило, носит непостоянный характер и по мере углубления образования и получения опыта постепенно проходит. Однако многие профессионалы признаются, сколько конфликтов, ситуаций выяснения отношений, ссор и даже разрывов отношений в связи с этим произошло в их жизни. А если по каким-то причинам подобная «болезнь роста» становится постоянной и затягивается на несколько лет, то можно предполагать, что произошла идентификация с профессиональной позицией консультанта. В таком случае уже нет оснований говорить о «ловушке» консультирования – скорее здесь имеет место изменение или нарушение профессиональной самоидентичности.

В отличие от профессиональной идентичности психолога-практика, для которой достаточным является овладение профессиональными знаниями и умениями, профессиональная самоидентичность детерминируется положительным отношением к себе как к консультанту, осознанием собственной профессиональной позиции, осмыслением личной философии, реализацией себя на выбранном профессиональном поприще, сильной мотивационной готовностью к постоянному самоисследованию и развитию своей личности. Л.Б. Шнейдер достаточно жестко подчеркивает, что сформировать профессиональную самоидентичность нельзя, можно лишь создать условия для ее обретения (Шнейдер, 2003, с. 55).