В чем конфликт?

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

В чем конфликт?

Возникает конфликт: сознание говорит одно, внутренний голос (совесть) — другое. А поскольку давление извне сейчас колоссально, ведь «масс-культура» — это не просто термин, а поставленное на поток массовое производство продукции, разрушающей традиционные ценности, то на уровне сознания большинство детей не способно этому противостоять. (Именно поэтому заботливые родители стараются ограждать детей от всего, что калечит их нравственность, и параллельно воспитывают устойчивость к дурному влиянию.) Сознание может быть заворожено захватывающим сюжетом, обмануто внешней красивостью, сбито с толку. Оно может поддаться стадному чувству («все имеют, смотрят, слушают, а я что, хуже?»), попасться на удочку тщеславия и т. п. Чем больше оно уклоняется от правильного пути, тем тревожнее голос совести. А значит, тем яростнее надо его заглушать. Отсюда — ополчение на родных. Прежде всего, на матерей, так как материнское сердце больше болит о ребенке и мамы чаще других родственников пытаются ставить ему рамки.

Но, бунтуя против совести, сознанию приходится вести борьбу на два фронта: воевать еще и с коллективным бессознательным, со своей генетической памятью, подсказывающей, что путь, по которому предлагает следовать культура греха, смертельно опасен. Что «архетип ада», как бы прельстителен он ни был с виду, в конце концов приводит в реальный ад. Туда, где тьма и скрежет зубов.

Поэтому, как мне кажется, агрессия и грубость нынешних детей — это во многом бессознательный бунт против диавольского образа мира (и женщины, в частности), который внедряет в сознание современная масс-культура. Иначе трудно объяснить, почему, вроде бы отчаянно борясь за право к ней приобщиться, дети и подростки не просто смиряются, убедившись в непоколебимости запретов со стороны взрослых, но и бывают этому рады. У них словно гора с плеч сваливается. Сами они не могут справиться с миром, управляемым «архетипами ада», но душа их тоскует, ей хочется освободиться от этого морока. Сколько раз я видела, как школьники, впавшие в какое-то невменяемое состояние из-за увлечения компьютерными играми и готовые растерзать на клочки маму, которая робко пробует ограничить время игры, резко меняются в лучшую сторону, когда, собравшись с духом, мать решительно отлучает их от компьютера. Еще недавно он осыпал маму оскорблениями, грозился уйти из дому, подать на нее в суд, а тут вдруг как маленький начинает ласкаться, просить, чтобы она погладила его по голове, посидела с ним перед сном. В этом есть даже некоторый психический регресс: пареньку бессознательно хочется вернуться в детство, которого он лишился, погрузившись в мир жестоких фантазий и циничных подробностей, выдаваемых за непреложную правду жизни.

В чем-то такой бессознательный бунт напоминает поведение некоторых детей от года до трех лет. Когда их мать тяжело заболевает, они вместо того, чтобы проявить сочувствие, неожиданно ополчаются против нее, могут даже нападать, бить. Родных это повергает в шок. Им кажется, что растет чудовище, они недоумевают, откуда в маленьком ребенке столько злобы. На самом же деле ребенок просто в панике: он чувствует, что теряет маму, свою опору и жизнеобеспечение. И дает парадоксальную реакцию ярости.

Так и психика более старших детей не выдерживает нагрузки. Они ведь тоже теряют опору. Осатаневший мир, в котором эталон женщины — диаволица, страшен. Он мерзость перед Богом. Ребенок не понимает, что с ним происходит. Он вроде бы рвется вкусить того, что зазывно предлагает мир, а душа его в страхе трепещет. Такое состояние глубинного ужаса очень точно передал Маяковский своим знаменитым: «Мама! Роди меня обратно!». И, как у малыша в состоянии паники, инфантильная агрессия обрушивается на не оправдавшую надежды «предательницу» — мать.