3. Кризисы в жизни ребенка

В 1981 году в Гейдельберге я слушал Глена Элдера, одного из ведущих специалистов по социологии семьи, который выступал перед группой исследователей, интересующихся вопросом, как взрослеют дети, живущие в неблагоприятных условиях. Он рассказал об интереснейшем исследовании, над которым работал в течение всей жизни. По его словам, два поколения назад, перед Великой депрессией, группа дальновидных ученых, предшественников Глена, приступила к исследованию процесса взросления, продолжавшемуся в течение почти 60 лет. Группа детей из двух калифорнийских городов, Беркли и Окленд, прошла через интервью и тестирование на предмет психологической силы и слабости. Сейчас участникам этого проекта по 70, а то и 80 лет. Они продолжают участвовать в этом эпохальном исследовании процесса развития длиною в жизнь. И не только они, но и их дети, а теперь и внуки.

Глен рассказывал о тех, кто пережил Великую депрессию без ущерба и тех, кто никогда не оправился. Он сообщил, что девушки из среднего класса, семьи которых потеряли свои сбережения, психологически восстановились к начальному периоду зрелого возраста, после чего их старение протекало благополучно как физически, так и психологически. Девушки из низшего класса, оказавшиеся равно неимущими в 1938 году, не восстановились никогда. В поздние зрелые годы они буквально разваливались, а их старение было и физически, и психологически тяжелым.

Размышляя о возможных причинах, Глен сказал: «Я полагаю, что женщины, старение которых проходило нормально, в период Великой депрессии, будучи детьми, усвоили, что неблагоприятные обстоятельства будут преодолены. В конце концов, большинство их семей восстановились экономически в конце 1930-х - начале 1940-х годов. Это возвращение в норму научило их оптимизму, а сам кризис и процесс выхода из него сформировали их стиль объяснений по отношению к неблагоприятным событиям, придав им статус неустойчивых, специфичных и внешних. Например, когда в старости умирал их лучший друг, они думали: “Я еще найду себе друзей”. И такой оптимистичный взгляд... способствовал поддержанию здоровья и благополучного старения.

Иначе обстояло дело с девушками из семей низшего класса. По большей части их семьи не оправились после Великой депрессии. Они были бедны до нее, во время нее и остались таковыми после. Эти девушки усвоили пессимистичную позицию. Они были научены тому, что когда приходят трудности, начинается тяжелая жизнь, которая никогда не заканчивается. Их стиль объяснений пропитан безнадежностью. Много позже, когда умирал их лучший друг, они думали: “У меня никогда больше не будет такой дружбы”. Этот пессимизм, приобретенный в детстве на основе реального жизненного опыта, накладывался на каждый новый кризис и подрывал их здоровье и благополучие».

«Однако это лишь предположения, - сказал Глен в заключение. - Никто 50 лет назад не помышлял ни о каком стиле объяснений, и ничего не оценивал. Жаль, что у нас нет машины времени, чтобы вернуться в 1930-е годы и проверить мою гипотезу».

После этого я не спал всю ночь. В голове вертелась фраза: «Жаль, что у нас нет машины времени». В 5 часов утра я барабанил в дверь Глену.

«Проснись, Глен, нам нужно поговорить. У меня есть машина времени!»

Глен вылез из постели, и мы вышли прогуляться.

«В прошлом году, - начал я рассказывать Глену, - я получил письмо от молодого социального психолога по имени Крис Питерсон. Он писал, что у него много креативных идей, но он ограничен стенами небольшого колледжа, в котором ведет в течение года восемь учебных курсов. Просил меня помочь ему. Я пригласил его поработать пару лет со мной в Пенсильванском университете, и он приехал. Со всеми своими идеями».

Самая интересная идея Криса касалась проблемы оценки стиля объяснений людей, отказывающихся заполнять опросник, например звезд спорта и кино, политиков и т. д. Крис постоянно просматривал спортивную прессу и искал высказывания спортсмена, связанные с оценкой причин, и обрабатывал их так, будто они были пунктами опросника, лично заполненного этим спортсменом. Так, если футболист, оправдывая свой промах, говорил: «Ветер был против меня», Крис оценивал эту фразу с точки зрения устойчивости, генерализации и персонализации по шкале от 1 до 7 баллов. Высказывание «Ветер был против меня» получало 1 балл за устойчивость, поскольку ничего нет менее постоянного, чем ветер; около 1 балла за генерализацию, поскольку ветер мешал только полету мяча, но не личной жизни; и 1 балл с точки зрения персонализации, поскольку футболист не виноват в ветреной погоде. Таким образом, «Ветер был против меня» - это очень оптимистичное объяснение плохого события.

Затем Крис вычислял средний показатель всех высказываний данного спортсмена и определял его стиль объяснений, не используя опросник. Позднее мы подтвердили, что полученный таким образом профиль примерно соответствует тому, который мы получили бы при помощи опросника. Мы назвали эту методику «Контент-анализ вербальных объяснений» (Content Analysis of Verbatim Explanations, CAVE).

«Глен, - продолжал я, - метод CAVE - это и есть машина времени. Мы можем использовать его не только применительно к ныне здравствующим людям, которые не хотят иметь дело с опросником, но и к тем, кто не может , то есть к уже умершим.

Эта идея побудила меня поднять тебя с постели. Сохранились ли отчеты об интервью, которые проводили те ученые в 1930 году с детьми Беркли и Окленда?»

Глен задумался. «Это было до того, как в обиход вошли магнитофоны, но, кажется, я припоминаю, что интервью стенографировались. Я могу проверить, когда вернусь и посмотрю свои архивы».

«Если мы получим подлинные высказывания испытуемых, - сказал я, - то мы сможем использовать применительно к ним методику CAVE. Все утверждения детей, касающиеся причин, мы можем обработать по аналогии с пунктом опросника и пригласить экспертов, которые, не зная об источнике цитат, определят уровень оптимизма. После этого мы будем знать, какой стиль объяснений был у этих детей 50 лет назад. Мы сможем вернуться в прошлое и проверить твои предположения».

Вернувшись к своим архивам в Беркли, Глен обнаружил, что существуют дословные записи самых первых интервью и полные тексты интервью, проведенных позднее, в разное время, когда молодые девушки стали матерями, а затем бабушками. Мы воспользовались этими записями, чтобы построить профили стиля объяснений этих женщин. Мы извлекли из интервью все высказывания, касающиеся причин, передали их экспертам, которым было неизвестно их происхождение, и попросили их оценить эти суждения по семибалльной шкале с точки зрения устойчивости, генерализации и персонализации.

Предположение Глена оказалось преимущественно верным. Женщины из семей среднего класса, старение которых проходило благополучно, были склонны к оптимизму. Женщины из низших слоев, чье старение осложнялось разного рода проблемами, имели склонность к пессимизму.

Это первое использование машины времени позволило сделать ряд заключений.

Во-первых, машина времени обеспечила нас исключительно эффективным инструментом. Теперь мы могли оценивать уровень оптимизма тех людей, которые не стали бы работать с нашими опросниками, достаточно было получить их дословные высказывания. Благодаря CAVE мы могли использовать для определения стиля объяснений огромный спектр материалов: пресс-конференции, дневники, записи терапевтических бесед, письма с фронта, завещания. Мы были способны оценить стиль объяснений детей, слишком маленьких для теста CASQ, слушая их, извлекая из беседы причинные суждения и обрабатывая их как ответы на пункты опросника. Мы оказались в состоянии оценить оптимизм давно умерших президентов Соединенных Штатов и заключить, возрастал или снижался уровень пессимизма на протяжении истории Америки, были ли некоторые культурные и религиозные течения более пессимистичными, чем другие.

Во-вторых, машина времени дала нам дополнительное подтверждение того, что мы усваиваем свой стиль объяснений от матерей. В 1970 году были проведены интервью с первыми участниками исследования детей из Беркли и Окленда, которые к этому времени стали бабушками. Кроме того, были проведены беседы с их дочерьми, уже ставшими матерями. Мы обработали записи этих бесед, воспользовавшись CAVE, и получили такие же результаты, что и при исследовании с помощью опросников. Было отмечено сходство между уровнем пессимизма матерей и их дочерей. Как мы уже отмечали, один из способов обучения оптимизму заключается в чутком восприятии того, как наши матери объясняют причины повседневных событий, происходящих с ними.

В-третьих, машина времени предоставила доказательство того, что опыт прохождения через кризисы участвует в формировании нашего оптимизма. Девочки, пережившие экономический кризис, который их семьи смогли преодолеть, пришли к заключению, что плохие события являются временными и поддающимися изменению. Но дети, которые в период Великой депрессии испытали нужду и лишения и впоследствии остались в нищете, пришли к убеждению, что негативные события являются постоянными и неизменными. Таким образом, серьезные кризисы детского периода могут стать для нас моделью, которой мы будем пользоваться всю оставшуюся жизнь для объяснения новых проблемных периодов.

Помимо результатов нашей работы с Гленом Элдером, существует еще ряд свидетельств, подтверждающих, что дети усваивают стиль объяснений из опыта прохождения серьезных жизненных кризисов. Эти свидетельства были кропотливо собраны английским профессором Джоном Брауном. К тому моменту, когда мы впервые встретились, он уже десять лет интервьюировал домохозяек из самых бедных кварталов Южного Лондона. Он провел около 400 бесед в поисках способов предупреждения депрессии. Общее количество людей, находящихся в состоянии тяжелой депрессии, согласно его наблюдениям, было шокирующим:

более 20 % домохозяек пребывали в депрессии, половина из них - в психотической^!. Тогда он

При психотической депрессии к обычным симптомам добавляется утрата адекватного восприятия реальности, которая выражается, например, в галлюцинациях, бреде, дезориентации. Психика в целом решил выяснить, что отличает тех женщин, которые в этих тяжелых условиях впали в депрессивное состояние, от тех, которые оказались неуязвимы.

В результате он выделил три защитных фактора. Даже наличия одного из них достаточно для того, чтобы женщина могла избежать депрессии даже перед лицом тяжелых потерь и лишений. Первый защитный фактор - интимные отношения с мужем или любовником. Такие женщины успешно сопротивляются депрессии. Второй фактор - работа вне дома. Третий - количество детей: в семье должно быть не более двух детей в возрасте до четырнадцати лет, о которых необходимо заботиться.

Помимо этих трех факторов неуязвимости, Браун выделил два основных фактора риска: недавняя потеря (смерть мужа, эмиграция сына) и более значимый - смерть матери до достижения ребенком подросткового возраста .

«Если вы потеряли мать, когда были маленькими, - объяснял Джордж, - на все дальнейшие потери вы будете реагировать крайней беспомощностью. Если ваш сын эмигрирует в Новую Зеландию, вы не станете говорить себе, что он отправился туда, чтобы сколотить состояние и непременно вернется. Вы будете думать о нем как об умершем. Во взрослом возрасте все потери будут для вас равносильны смерти».

Смерть матери становится для маленькой девочки устойчивой и универсальной потерей. Большая часть жизнедеятельности девочки зависит от матери. Это особенно справедливо до периода созревания, когда мальчики и группа ровесниц могут стать частичной заменой. Если опыт нашей первой крупной потери определяет наш способ осмысления причин будущих потерь, то открытия Джорджа имеют смысл. Эти несчастные дети, подобно детям низшего класса времен Великой депрессии, научаются тому, что потеря является постоянной и всеобъемлющей. Мать покинула их и никогда не вернется, и вся жизнь теперь пуста и бесцветна. Более поздние жизненные потери интерпретируются таким образом: он умер, он никогда не вернется, я не могу жить дальше.

Таким образом, теперь мы располагаем доказательствами существования трех факторов, влияющих на стиль объяснений вашего ребенка. Во-первых, повседневный анализ услышанного от родителей, особенно от матери. Если ваш стиль оптимистичен, то его будет таким же. Во-вторых, критические замечания, которые он слышит, когда терпит неудачу. Если они будут содержать устойчивые и универсальные суждения, его представление о самом себе будет пессимистичным. В-третьих, переживание потери и травмы в раннем возрасте. Если такой опыт будет смягчен, у него сформируется устойчивое мнение, что плохие события можно изменить и преодолеть. Но если этот опыт будет неизменен и всеобъемлющ, то беспомощность пустит глубокие корни.