Их становится труднее любить

Их становится труднее любить

Еда яснее всего показывает, как мы вместо удовлетворе­ния создаем себе трудности, выражая свою любовь как ро­дители. Естественно, мы сосредоточились на матери, по­скольку обычно именно она кормит ребенка. Детские психо­логи склонны рассматривать проблемы с едой у детей как проявление протеста против матери. Приучение к туалету — тоже обычно ее задача, как и дневной сон. По мере роста ребенка возникают другие возможности неправильного про­явления родительской любви, и ошибиться может не толь­ко мать, но и отец. Становится все трудней уложить ребенка спать — кажется, некоторым родителям это никогда не уда­ется. Ребенок начинает ходить. Он взбирается на мебель, стаскивает все вниз, ломает. Он часто попадает в опасность. Растущее ощущение собственной личности заставляет его сопротивляться ограничениям и контролю. Он впадает в неожиданные приступы гнева или плача. Испытывает свои первые страхи. Его становится все трудней любить.

Меняется и наша роль как родителей. От простой веге­тативной заботы мы переходим к более трудной задаче — задаче превращения этого маленького животного в циви­лизованное существо. Мы должны научить его безопасно вести себя, научить гигиене, а позже — хорошим манерам. Должны научить думать о других и одновременно учиты­вать свои интересы. Мы представляем собой канал, через который к ребенку переходят все стандарты и ценности нашей культуры. Мы — самое первое и самое сильное вли­яние в его жизни — к лучшему или худшему.

Это очень отличается от других разновидностей любви. В других видах любви мы мало учим, не оказываем сильно­го влияния, а если и изменяем любимого человека, то не­значительно. Но только родительская любовь несет всю ответственность за любимого, по крайней мере в первые шесть или семь лет жизни ребенка. Мы ощущаем эту ответ­ственность и часто невольно ведем себя так, словно ника­кой другой ответственности у нас нет. В конце концов, доб­росовестный родитель — это хороший человек. Мы не осоз­наем, что переигрываем в этой роли. Власть, которую нам дает наше родительское положение, огромная возрастная разница между нами и ребенком, даже наши добрые отно­шения — все это соблазнительно внушает нам преувели­ченное представление о собственной важности, и, сами того не замечая, мы начинаем слишком давить на ребенка.

Некоторые виды отношений к ребенку и к себе самим могут у нас меняться по мере того, как он достигает новых стадий развития. Его индивидуальность начинает прояв­ляться, и он может становиться все интересней; в особен­ности интересно с ним, когда он начинает говорить. Но мы редко отступаем на шаг и просто с удовольствием на­блюдаем. Мы носим с собой снимки детей и рассказываем коллегам по работе об их последних забавных выходках и словах; некоторые из нас даже вывешивают в своем рабо­чем кабинете их детские рисунки. Но неизменным остает­ся один факт: по мере роста ребенок становится все более независим и нам приходится пересматривать свою роди­тельскую роль.

Эта перемена не бывает быстрой и не всегда к лучше­му. После первых шагов наши дети за два-три месяца из круглых розовых херувимов с рекламы продуктов детско­го питания превращаются в испуганных маленьких ста­риков и старушек. У них есть причина быть испуганны­ми. Одним простым переходом к ходьбе они изгнали себя из райского сада, врата которого навсегда захлопнулись за ними. Теперь родители стоят между ними и их жела­ниями со своими вечными «сделай» и «нельзя», с неодоб­рительным выражением лица, с угрозами и наказаниями. Хотя умение ходить помогает детям стать менее зависи­мыми, этот же переход делает матерей не менее, а более авторитарными.

Неужели это обязательно должно быть так трудно и тя­жело и для ребенка, и для родителей? Если мы заинтересу­емся и начнем разбираться, мы сможем попытаться ввести его в новый мир, вместо того чтобы препятствовать его усилиям. Вместо того чтобы торопиться с приучением к туалету, мы можем остановиться и вспомнить, что рано или поздно любой нормальный здоровый человек приуча­ется пользоваться туалетом почти без нашей помощи. Если бы мы проявили больше терпения, это могло бы произойти даже быстрей.

Обычно именно под действием собственных психологи­ческих потребностей мы оказываем слишком сильное дав­ление на ребенка. Мы сами не знаем источников своей тре­воги, которая заставляет нас в один момент быть излишне покровительственными, а в другой — излишне требователь­ными. Мы не всегда в состоянии справиться с собственным ощущением неадекватности и вины, которое и делает нас либо слишком уступчивыми, либо слишком строгими.

Было бы нереалистично ожидать, что наши трудности не вмешаются в такие интимные и требовательные отно­шения. Мы помним, что родительская любовь, как и все другие виды любви, есть результат всех тех разновидностей любви, которые мы испытали раньше. И мы не можем тре­бовать от этой любви большего совершенства, чем от дру­гих. Но, возможно, мы сумеем выработать такую политику, которая позволит быть ближе к потребностям ребенка, од­новременно удовлетворяя и свои.