Где здесь место любви?
Где здесь место любви?
Можно задать справедливый вопрос: «А какое все это Имеет отношение к любви, к привязанности, которая возникает у взрослого человека?» Ответ таков: привязанности, возникающие у взрослого, прежде всего зависят от того, каков этот взрослый. Если мы на протяжении всей жизни продолжаем «сосать пальцы», мы вполне можем реагировать на давление, как делали это в младенчестве. Мы можем не перерасти первоначальную привязанность к отдельным частям своего тела. И если в некоторых своих привязанностях мы по-прежнему инфантильны, есть большая вероятность, что при внимательном рассмотрении выяснится: мы инфантильны и в других отношениях.
Это, несомненно, проблема степени проявления. Человек настолько сложен, что, изучив только один его аспект, нельзя надежно предсказать его поведение. Мы привели пример, иллюстрацию, но не объяснили, почему ранние привязанности могут сохраниться в поведении и держать нас на психологическом уровне, который гораздо ниже нашего возраста. Произойдет ли это, зависит от многих других привходящих факторов.
С учетом всего этого мало оснований считать, что сосание пальцев, даже если оно сохранится и примет более взрослые формы, имеет отношение к привязанности, которую мы называем любовью. Трудно было бы распознать такую связь, если бы она существовала, потому что она никогда не бывает простой и ясной. Чрезвычайно рискованно предсказывать наше поведение на основе одного измерения или переживания.
Мало кто из нас имеет склонность иди знания, необходимые для того, чтобы объяснять подобным образом наши привязанности. Чаще мы просто говорим: «Джон встретил Мэри; она привлекательная девушка; легко понять, почему он влюбился и хочет на ней жениться». У нас нет причин в каждом социальном отношении видеть клинический случай.
Однако на другом уровне мы можем заметить, что у Джона есть ряд инфантильных привязанностей, которые продолжают им владеть. Он привязан к Мэри не потому, что она хорошенькая — у него были такие же привлекательные девушки и даже красивее, — ро потому, что она обещает сохранить эту его привязанность к себе; он чувствует в ней одобрение других, менее взрослых аспектов своей личности. Естественно, он так не формулирует свои мысли, когда говорит о ней. Скорее он скажет: «Мне никогда не было с девушкой так спокойно и комфортно, как с Мэри. Она словно знает, как со мной обращаться». На самом деле он говорит, что его привязанность к Мэри совместима с другими его инфантильными привязанностями, которые по-прежнему сохраняются в его поведении.
Кажется, что слишком быстрое питье из бутылочки и сосание пальцев так далеки от выбора девушки, в которую мужчина влюбляется больше двадцати лет спустя. И это действительно так! Но жизнь обладает непрерывностью, и мы должны это понимать. То, что произошло больше двадцати лет назад, не ослабляет его значения. Напротив, возможно, оно важно именно по этой причине. Далее, то, что это произошло в одной сфере жизни — в данном случае вегетативной, совсем не означает, что оно не может иметь отношения к другим сферам, психологическим и социальным. На самом деле оно может доминировать в других сферах именно потому, что оно вегетативное.
Наши основные биологические процессы связаны с самыми сильными потребностями, с глубочайшими осуществлениями и лишениями, а следовательно, с самыми сильными разочарованиями и удовлетворениями. Наша психологическая жизнь со всеми ее потребностями основана на жизни физической и ее потребностях, и то, какие отношения возникают у нас с людьми, во многом определяется этой последовательностью развития.