Три аспекта интерперсонального содействия

Мы с вами проследили путь превращения нашего «звероподобного существа» в человека до последнего этапа младенчества и обнаружили, что с ходом времени он все больше подвергается влияниям, обусловленным довлеющей над родителем социальной ответственностью. По мере формирования у младенца способности воспринимать воспитательное воздействие и способности к научению мать демонстрирует или оказывает ему все большую заботу. Присущее более раннему периоду представление о том, что младенец должен получать недифференцированное содействие, сменяется точкой зрения, что ему следует осваивать конкретные действия, а это при определенных условиях накладывает некоторые ограничения на проявления заботы со стороны материнской фигуры.

Успешное осуществление функциональной активности анальной зоны взаимодействия выводит на первый план новый аспект заботы, а именно дополнительную функцию, продолжающую правильную с точки зрения матери линию поведения. Итак, это поощрение, которое прибавляется к удовлетворению анальной потребности, после того как ритуал социально приемлемых действий уже выполнен. Я имею в виду заботу, приобретающую характер поощрения за эффективное научение чему-либо или правильное поведение.

Таким образом, мать или лицо, несущее ответственность за аккультурацию и социализацию ребенка, вносит элемент заботы в нейтральное поведение таким образом, что ее действия приобретают поощрительную окраску.

Мне кажется, что чрезвычайно часто родители, осуществляя подобные действия, не стремятся поощрить своего ребенка. Очень часто поощряющая забота матери просто является следствием той радости, которую она испытывает, видя, что ее ребенок овладел каким-то новым навыком – научился пользоваться горшком или чему-нибудь еще в этом роде. Но поскольку забота в целом ограничивается довлеющей над родителем необходимостью обучения, подобные эпизоды проявления прямой заботы, следующей за удовлетворением такой потребности, как потребность в дефекации, действительно являются дополнением - младенец за хорошее поведение получает нечто особенное, именно в этом заключается суть поощрения. Такой тип научения применим в тех случаях, когда обучающая процедура полностью соответствует уровню способностей, характерному для данного младенца. Радость и удовольствие, испытываемые матерью, эффективно выполняющей необходимые действия, к последним месяцам периода младенчества приобретают все большую специфичность, тогда как на более ранних этапах забота носила универсальный характер, если, конечно, материнская фигура с достаточной ответственностью относилась к своим обязанностям. Поэтому такой тип научения, в известной степени можно считать научением под влиянием поощрения - при этом поощрение рассматривается как проявление аккультурирующей или социализирующей материнской фигурой более или менее заботливого поведения.

Освоение успешного осуществления орально-мануального поведения - другими словами, поднесение предметов ко рту при помощи руки и т.д.- делает особенно актуальной дифференциацию ситуаций на сопряженные с возникновением тревоги и носящими благоприятный характер.

Научение в этой области практически всегда очень тесно связано с уровнем тревоги», как я уже подчеркивал, определенный тип поведения способствует усилению тревоги, и младенец научается воздерживаться или уклоняться от осуществления активности, вызывающей рост тревоги, так же как амебы избегают высоких температур.

В младенчестве этот способ научения является наиболее эффективным, а позже, в период детства, его суть сводится к распределению тревоги таким образом, чтобы младенец научался корректировать свое поведение на основании незначительных запрещающих жестов или состояний легкого беспокойства, огорчения или неодобрения, смешанных с некоторой тревогой, переживаемых материнской фигурой. Младенец, если можно так выразиться, играет в игру «горячо-холодно», выбирая те поведенческие проявления, осуществление которых не влечет усиления тревоги. При достаточно благоприятном ходе развития личности проявление самой острой формы тревоги редко встречается после окончания периода младенчества, а в качестве атрибута периода взрослости, при условии что жизнь в цивилизованном обществе не сопряжена с особенными кризисами, для большинства людей тревога не бывает слишком сильной. Однако необходимо принимать во внимание, что именно тревога является причиной большинства неадекватных, неэффективных, излишне прямолинейных и т. д. поступков людей, что благодаря тревоге возникает большинство феноменов, привлекающих пристальное внимание психиатров. Только осознание этого факта дает возможность понять, что уровень испытываемой человеком тревоги во многом является ведущим фактором, детерминирующим интерперсональные отношения, т. е. он, конечно, не играет роли двигателя, запускающего интерперсональные взаимоотношения, но задает направление их развития. И даже в период позднего младенчества большая часть научения определяется градиентом тревоги, особенно в том случае, если мать достаточно спокойна, но при этом считает очень важным, чтобы у ее ребенка все было «как надо»; впервые это проявляется, когда младенца отучают брать в рот не подходящие для этого предметы и т. д. Посредством такого научения происходит освоение очень широкого спектра поведенческих проявлений. В ходе нашего разговора мне хотелось бы проследить истоки этих явлений.

Формирование исследовательской функции мануальной зоны - которое я рассматривал на примерах таких действий младенца, как прикосновение рук к анусу, контакт с фекалиями или с внешними половыми органами - практически всегда обусловливает распознавание ситуаций, сопровождающихся тем, что мы позднее назовем сверхъестественными эмоциями. Эти сверхъестественные чувства можно охарактеризовать как переживание внезапно появляющейся сильной тревоги, блокирующей все процессы научения, в результате чего впоследствии становится возможным лишь постепенное ретроспективное восстановление в памяти обстоятельств, при которых произошло это чрезвычайно неприятное событие.

В начале периода младенчества, когда специфику возникающих ситуаций можно охарактеризовать как «все или ничего», редко можно наблюдать переход от состояния умеренной эйфории к переживанию сильной тревоги. Результаты воздействия сильной тревоги, как я уже говорил, напоминают последствия удара по голове, так как после этого человек не имеет ни малейшего представления о том, что происходило с ним и вокруг него в момент резкого усиления тревоги. Обучающий эффект в данном случае отнюдь не так прост и однозначно позитивен, как в двух уже рассматривавшихся нами ранее ситуациях, поскольку внезапное появление сильной тревоги практически блокирует отчетливое «схватывание» или понимание актуальной ситуации. Она, впрочем, не исключает возможности последующего вспоминания, и если этот процесс протекает успешно, т. е. человеку удается восстановить в памяти события, происходившие в момент появления тревоги, другими словами, если он в состоянии сказать, какие действия он совершал в момент, когда вмешательство сильной тревоги полностью дезорганизовало ситуацию. У большинства из нас на определенную область накладывается «сверхъестественное табу», что, как мне кажется, наилучшим образом характеризует невозможность выполнять именно те действия, за которыми его застала тревога. Такой способ научения отнюдь не так полезен и, должен признаться, формирует значительно менее здравое представление о реальности, чем два предыдущих.