Осложненное горе

Линдеманн указывает, что реакции патологического горя представляют собой искажение нормального процесса прохождения его этапов.

Осложненное (патологическое) горе возникает, если описанное течение переживания замедляется, приостанавливается или появляются сложности с интеграцией утраты и приобретением нового опыта.

На какой стадии чаще всего происходит застревание? Реже всего это происходит на стадии шока. Но иногда проходит месяц, второй, а горюющий по-прежнему не осознает потери, не верит в то, что это произошло, не в состоянии осмыслить случившееся, продолжает находиться в эмоциональной замороженности, отсутствии чувств.

Торможение на стадии шока, вытеснение и отрицание потери может быть также связано с невозможностью «видеть своими глазами» прощание с близким. Как было сказано выше, чаще это происходит в случае символического ритуала прощания. У принимающих в нем участие может сложиться ощущение нереальности происходящего. Сознанию труднее отличить реальность от вымысла, поскольку «я не видел его своими глазами, значит, это может быть и иначе».

Как сказала одна женщина: «Его хоронили в закрытом гробу, и я думаю, что, возможно, это был не он. Я вообще не знаю, кого мы хоронили…». Год спустя она не может поверить, что его больше нет; эмоциональные реакции полностью отсутствуют.

Однако чаще всего торможение происходит на стадии переживания. Проходит полгода, год, два, три… а горюющий по-прежнему носит в себе те самые характеристики, которые адекватны для стадии переживания. За столь продолжительное количество времени они должны были интегрироваться, но почему-то этого не произошло… Горюющий может быть поглощен образом утраченного, злиться на себя или искать виноватого в потере, которая произошла уже достаточно давно.

Описанные ниже признаки осложненного горя имеют очень большое значение для осуществления успешного психологичного консультирования.

Представим себе, что на консультацию приходит клиент, которого психолог видит в первый раз. Он ничего не знает о его истории. Клиент вообще заявил совершенно далекую от утрат проблему: например, трудности во взаимодействии с сыном, необходимость карьерного роста и т. д. Но если при исследовании проблемного пространства консультант слышит некие подробности – они часто бывают как мельком брошенные фразы, оговорки, детали, которым клиент не придает особого значения, но в которых проявляются признаки осложненного горя, – необходимо обратить на них более пристальное внимание. Возможно, они будут свидетельствовать о том, что какое-то время назад в жизни человека произошла потеря, которая не была качественно пережита. Он уже позабыл о ней, не всегда выстраивает причинно-следственные связи «прошлое – настоящее», не понимает, откуда в нем взялась та или иная черта.

Психологу же, если он услышит что-то из описанных ниже признаков, необходимо сделать их предметом обсуждения, а в качестве терапевтической гипотезы взять осложненное горе. И если она подтвердится, рассматривать заявленную проблему клиента с учетом непережитости его утраты.

Фиксация на самом событии потери. Несомненно, концентрация внимания на самом событии потери вне зависимости от знака (крайнее отрицание потери или повышенный интерес к ней) сразу же обращает на себя внимание, поскольку она напрямую связана с обсуждавшейся выше характеристикой «поглощенность образом утраченного».

Отрицание потери может обнаруживаться в семейных тайнах, когда утрата является табуированной темой. В этом случае осложненное горе с той или иной силой может проявляться у всех членов семьи.

– В нашей семье есть тема, которая никогда не обсуждается. 10 лет назад утонул мой брат. Мы никогда не говорим об этом, даже в памятные дни. Это правило было принято негласно, но действует с большим постоянством. Не могу сказать, что я согласна с этим, поскольку все равно ношу свои чувства с собой, но не думаю, что сейчас что-то можно изменить…

Создается впечатление, что, несмотря на позицию отрицания, тема потери витает в семье, оказывая влияние на мысли, чувства и поведение всех ее членов.

Фиксация на потере может выражаться и в чрезмерном внимании к ней.

– Несмотря на то, что уже пять лет, как папы нет, мы все время ощущаем его присутствие. За столом его место всегда не занято, на столе стоит тарелка. По праздникам ему наливается стопка водки с хлебом, как положено… Думаем, что это очень хорошо, что мы помним его!

– Он ушел 3 года назад, но я по-прежнему ношу траур. В компании не хожу, не развлекаюсь. Предпочитаю одеваться в черное. Мы клялись друг другу в вечной любви, и я более чем уверена, что он на моем месте поступил бы точно так же…

Члены семьи могут даже гордиться своими поступками, считая, что в них проявляется единство семьи и верность ушедшему. Однако, как бы они ни объясняли свои поступки, чем бы ни оправдывали их – верностью, преданностью, долгом, былыми клятвами и т. д., – на самом деле речь идет о том, что, постоянно обращаясь к прошлому и старым смыслам, они не дают себе возможность жить в настоящем. Своими действиями родственники не отпускают от себя ушедшего. Бессознательно они специально создают условия, в которых им труднее интегрировать утрату.

Горюющий не может заставить себя посетить кладбище и принять участие в ритуалах или, наоборот, полностью поглощен этой деятельностью. Данный признак – это продолжение темы фиксации на потере.

– Я не хожу на его могилу. Зачем мне это? Я буду плакать, расстраиваться, ночи не спать. Я стараюсь не вспоминать и вообще не думать о нем. Сколько лет прошло, я ни разу не была на кладбище.

Очевидно, в этом случае нежелание посетить могилу – это вовсе не лень, но страх притронуться к подавляемым чувствам, которые не отболели и тщательно оберегаются от малейшего прикосновения к ним.

На обратном полюсе этого признака осложненного горя находится чрезмерное внимание к посещению могилы.

На Ковалевском кладбище рядом с могилами моих членов семьи есть могила мальчика, который умер, когда ему было 5 лет. Когда бы мы ни посещали своих близких, мы всегда наблюдаем одно и то же.

Могила неизменно в идеальном состоянии. На ней всегда лежат конфеты, печенье, живые или искусственные цветы. Создается впечатление постоянного присутствия его родственников.

В прошлом году мальчику исполнилось бы 30 лет…

Несомненно, это очень важно, чтобы могилы наших близких были в порядке. Но если задаться вопросом: что заставляет людей уделять столь сильное внимание поездкам на кладбище и уходу за могилой?

С достаточной долей уверенности можно прочитать смыслы, выраженные в пространстве. Если человек тратит столько времени, сил и средств на поддержание могилы, значит, это для него по-прежнему важно. В качестве гипотезы можно предположить, что утрата кого-то из членов его семьи не интегрирована полностью.

Конечно, сколько бы времени ни прошло с момента утраты, мы никогда не забудем наших близких. Но столь сильная фиксация на утраченном не дает возможности жить в настоящем.

Идентификация с личностью ушедшего. Эту характеристику мы подробно рассмотрели выше. Здесь же отметим, что, если в процессе разговора психолог слышит о том, что клиент очень хочет «быть похожим на него» или, наоборот, «ни в коем случае не быть похожим на него», это повод выяснить мотивы таких намерений. И, как один из вариантов, взять осложненное горе как терапевтическую гипотезу.

Сюда же относятся страхи умереть от той же самой болезни или тем же самым образом, что и ушедший.

Идентификация с ушедшим через его вещи. При нормальном прохождении стадий горя со временем личные вещи ушедшего (одежда, книги и т. д.) начинают раздаваться или продаваться. Конечно, есть что-то, что остается родственниками как память. Но обычно ненужные вещи не хранят.

В случае осложненного горя, когда горюющему сложно отпустить от себя ушедшего, он может оставить себе не нужные с функциональной точки зрения вещи или превратить их в культ. Так, например, одежда ушедшего начинает носиться членами семьи. Это может быть и совершенно нормальной реакцией, если эти вещи подходят родственнику. А если нет? Например, свитер умершего дедушки носит его внучка, он ей велик и вообще старомоден, но она неизменно надевает его на работу, более того, носит только его. Или сын носит обувь отца, которая совершенно не подходит ему по размеру. И дело не в том, что у него нет своей удобной обуви, просто, надевая обувь отца, он пытается сохранить связь с ушедшим.

В некоторых семьях личные вещи не просто оставляются (военная форма, костюмы ушедшего регулярно вынимаются, чистятся и вешаются обратно), но часть квартиры превращается в то, что называется дом-музей (или в дом – склад вещей, которые жалко выбросить).

– Это папин рабочий стол. Здесь ничего нельзя трогать. И все вещи на нем разложены так, как он любил.

Подобные действия близкие также нередко оправдывают своей верностью и преданностью ушедшему.

Смена образа жизни в сторону неадаптивных моделей поведения. Как мы помним, характеристикой острого горя на стадии переживания является утрата прежних естественных моделей поведения. Столь сильные волнения не могут не оказать влияние на весь образ жизни человека. В процессе интеграции потери, возвращаясь к своей жизни с уже новыми смыслами, человек меняется вновь. Вот только как? Это могут быть не очень заметные – внешние и внутренние – перемены. А могут – разительно отличающие горюющего от своего прежнего стиля жизни и привычек.

Напомним, что кризисы есть неизменный этап развития любой системы. Поэтому это нормально, когда горюющий, проживая свою потерю, переосмысливая жизнь, меняя или уточняя систему своих ценностей, изменяется внутренне. Он может стать более сильным, мудрым и глубоким. Однако в некоторых случаях смена образа жизни отклоняется в сторону неадаптивных моделей. И если психолог в процессе беседы слышит о присутствии у клиента периодов: «раньше – теперь» и сильных переменах в его образе жизни – это повод обратить внимание с точки зрения возможной травмы или потери.

– Я был раньше другим человеком. Душой компании. Ездили за город, пели песни под гитару. В доме постоянно было много людей. Друзья были хорошие и верные. Да только понял: все это суета мирская. Не это в жизни главное. Да и зачем все время смеяться… Можно как-то быть и построже… Я теперь все про смысл жизни думаю, мне и смеяться-то некогда…

Или:

– Раньше я была нелюдима, этакая серая мышка. Все книжки читала… Сейчас поняла: да всего не прочтешь! Однова живем!

Надо получать от жизни все. Да и все эти разговоры про то, что надо хранить себя для того единственного, – ханжество и лицемерие одно. Убеждена: чем больше опыта, тем лучше.

Столь интересная сама по себе философия жизни в обоих случаях вызывает вопрос: что такого произошло, что появились новые смыслы?

К неадаптивным формам поведения также относят употребление алкоголя и седативных средств в больших количествах. На стадии переживания это мог быть один из способов справиться с болью утраты (также, несомненно, недостаточно адаптивный), который проследовал с клиентом в его новую жизнь. Несомненно, этот признак сам по себе далеко не всегда свидетельствует об осложненном горе. Тем не менее на него также стоит обратить внимание.

При разводах часто возникает фиксация на чувстве мести. Если психолог в разговоре слышит: «я ему этого никогда не прощу!», со 100 % уверенностью можно сказать, что это осложненное горе. Вина и обвинение других, до той или иной степени понятные для стадии переживания, по какой-то причине не интегрировались. А это значит, что принятия утраты события или человека (ушедшего из жизни или из отношений) не произошло.

– После развода прошло уже пять лет, а она пережевывает в голове мысли о том, как он ушел, что он сказал и что при этом сказала она. Она ведет нескончаемые внутренние диалоги и вынашивает планы мести. Пытается обсуждать эти планы с консультантом.

Как вы думаете, мстить нужно или нет?

Конечно, мгновенно хочется сказать, что мстить ни в коем случае нельзя, что надо простить и принять ситуацию такой, какая она есть, что это, в конце концов, не по-христиански. Несомненно, это будет очень правильно. Вот только если психолог прочувственно произнесет эти глубокие мысли, человеком в таком состоянии он вряд ли будет услышан… Можно предположить, что это будет разрыв контакта, что нежелательно, поскольку человек в таком состоянии может представлять угрозу и для себя, и для окружающих. С другой стороны, поддерживать такие идеи также невозможно…

Что же делать?

Месть как неинтегрированная утрата свидетельствует о том, что человек по-прежнему находится в состоянии кризиса. С той или иной степенью сужения когнитивной сферы, эмоциональной дезорганизованностью. В таком состоянии ему сложно гибко реагировать и делать адекватный выбор. Поэтому наилучшее решение состоит в том, чтобы помочь клиенту выразить свою эмоцию в социально приемлемом ключе.

Есть такая поговорка: «Лучшая месть нашим врагам – это хорошо жить». Несомненно, у здравомыслящего человека сама формулировка вызывает много вопросов. Правда состоит в том, что врагов не существует вообще. Их создают люди сами. Известный афоризм гласит: «Никто тебе ни друг, никто тебе ни враг, но каждый человек тебе Учитель». Но человеку в кризисе согласиться с этим бывает очень непросто… Он сможет воспринять только то, что находится непосредственно рядом с его опытом. А опыт горюющего составляют сложные переживания, которые требуют выхода.

Одним из вариантов работы здесь может стать переключение канала, по которому сильная эмоция переходит из деструктивного (пусть мне будет плохо, но ему будет очень плохо тоже) в социально более конструктивное, хотя вовсе не зрелое русло (отомщу ему своей хорошей жизнью).

Фразу про новый вариант мести клиенты нередко берут как основу для создания новых смыслов. Если, наконец, человек смещает фокус внимания с объекта мести на себя – это хорошо. Только когда сильная эмоция будет выражена, человек накопит достаточное количество ресурса, внутренней силы, устойчивости, у него появится возможность «встать в позицию наблюдателя», т. е. позицию максимального цельного, объемного восприятия ситуации, лишенной оценочных суждений (хорошо – плохо; справедливо – несправедливо и т. д.), тогда, вполне возможно, он сможет спокойно обдумывать, осмысливать произошедшее с ним, задуматься о том, зачем произошла эта потеря. В чем смысл этого события? Но в потоке сильных эмоций это делать бесполезно.

Опоздания как трудность управления временем. Многие люди думают, что проблема опоздания ничего не значит; что это настолько безобидная и мелкая тема, что о ней можно говорить мимолетом. На практике же мы понимаем, что корни у этого явления могут уходить в глобальные категории.

Сразу оговоримся, что опоздание опозданию рознь. Мы не говорим о случаях, когда человек опаздывает, но при этом может управлять своим временем:

– На работу я никогда не опаздываю. У нас же вход по пластиковым картам! Опоздаешь – премии лишат. К мужу на свидание я обычно не более чем на 10 минут опаздываю. Больше не надо, а то он настроение может испортить. К подруге Клаве я примерно на 20 минут опаздываю, ее обычно еще минут 10 ждать приходится. К друзьям на праздник я обычно часа на два опоздаю, приду первая, помогу на стол накрыть, а тут и все подтянутся…

Если человек может просчитать свои действия, соотнести свое опоздание с последующими поступками других людей и при этом не ошибиться – это не признак осложненного горя. Хотя очень интересное явление само по себе.

Причины опозданий могут лежать и в привычках, устойчивых паттернах поведения, о которых люди часто не задумываются: все в моей семье опаздывают, и я тоже. Или: люди вокруг меня пунктуальные, но очень добрые: они всегда прощают мне мои опоздания, зачем же изменяться?..

Мы будем здесь говорить об опоздании как признаке осложненного горя, связанном с трудностью управления временем.

Есть люди, которые прекрасно понимают, что последствия их опоздания могут быть самыми нехорошими; они подведут окружающих, поставят себя в неловкое положение, будут испытывать чувство вины; на них могут наложить штрафы и т. д. Но что бы они ни делали, изменить этот устойчивый паттерн поведения не представляется возможным. Проблема состоит в том, что людям бывает настолько сложно контролировать свое время, что они просто не могут не опаздывать. Трудность в управлении временем может быть объяснена тем, что человек находится в состоянии внутреннего расщепления.

Вспомним схему проживания стадий горя (рис. 7.2). На стадии шока (на рис. 7.3 это точка 1, в которой начинается расщепление) у горюющего пропадает ощущение времени. Он теряет чувствительность ко всему, в том числе и ко времени. Ему сложно понять, где настоящее, где прошлое, где будущее. Все происходящее воспринимается как в тумане, как нереальное.

На стадии переживания расщепление усиливается: человек своим физическим телом находится в настоящем (точка 4 на рис. 7.3), а психологически он находится в событии утраты (точка 2).

С точки зрения нормы события прошлого ассоциируются с «там и тогда», а настоящего – со «здесь и теперь». Но по уровню значимости можно сказать, что именно в прошлом находится «здесь и теперь» клиента, настоящее же воспринимается как нереальное и дистанцированное.

Далее, в процессе работы горя человек психологически смещается в прошлое (точка 3), а поскольку время идет, настоящее смещается по линии времени все дальше и физическим телом горюющий переходит уже в точку 5. Расщепление усиливается. Происходит смещение реального и воспринимаемого прошлого, настоящего и будущего. Впрочем, для проживания стадии переживания это нормально.

На стадии принятия при естественном разворачивании событий «там и тогда» и «здесь и теперь» встречаются в одной точке (на рис. 7.3 – точка 6). Это соединение дает человеку внутренний баланс и гармонию.

Рисунок 7.3

Расщепление во времени при переживании горя

1 и 4, 5 и 6 – точки настоящего, разворачивающегося во времени;

2 – точка утраты;

3 – область прошлого.

В случае осложненного горя, когда горюющий испытывает трудности с интеграцией, он продолжает жить в расщепленном состоянии, недостаточно осознавая пространство и время «там и тогда» и «здесь и теперь». Это не может не оказывать влияние на весь его образ жизни, в том числе и на восприятие времени. Следствием этого являются опоздания. Поэтому причины опозданий (в качестве терапевтической гипотезы) можно искать в некоем событии прошлого, которое разделило внутренний мир клиента, после чего целостность он так и не приобрел.

Признаком осложненного горя может быть и ощущение безнадежности, бессмысленности существования, о котором говорит клиент, неспособности радоваться, выполнять ежедневную работу или устанавливать отношения с людьми.

Подобные признаки витальной депрессии могут быть связаны с потерей. Очевидно, что логичным со стороны консультанта всегда является прояснение причин описываемых состояний.