УСТАНОВКА НА ВЫЗДОРОВЛЕНИЕ
УСТАНОВКА НА ВЫЗДОРОВЛЕНИЕ
Только когда индивидуально значимые потери, которыми грозит выздоровление, уже пережиты и больше не могут причинить страдания, когда выздоровление становится сигналом “поощрения”, то есть сулит увеличение возможностей удовлетворения индивидуально наиболее значимых потребностей, тогда только создается оптимальная ситуация для эффективной терапии.
Всякое улучшение становится тогда - сигналом выздоровления. Всякая эффективная мера становится - сигналом улучшения. Умение самостоятельно пользоваться такими эффективными мерами сигнализирует связанные с выздоровлением - перспективы. Врач, умеющий научить как вылечиться, становится - сигналом удовлетворения наиболее значимых потребностей - сигналом “поощрения”.
Формируется такой эмоциональный механизм, благодаря которому все, что способствует здоровью, получает положительное эмоциональное подкрепление - усиливается, “затверживается” и закрепляется. Все “поощряется”, то есть удовлетворяет потребности или сигнализирует их удовлетворение.
Облегчается нервная, вегетативная, гуморальная, соматическая, психическая и поведенческая - всякая, способствующая выздоровлению (поощряемая), активность. Поддерживаются все, способствующие выздоровлению процессы.
Когда потери, которыми грозит выздоровление, уже пережиты и выздоровление становится сигналом “поощрения” - всякая активность, препятствующая выздоровлению затрудняется. Она сигнализирует - “наказание”. Всяческие воздействия, грозящие здоровью, вызывают ослабленные условно-рефлекторные реакции или вовсе теряют свое условно-рефлекторное влияние.
Воздействия, способствующие выздоровлению, напротив, вызывают эмоционально усиленные реакции. Вплоть до случаев, когда саногенные процессы усиливаются вообще всяким внешним и внутренним, условным и безусловным воздействием.
Описанный эмоциональный механизм есть ни что иное, как активная саногенная установка.
Определение. Установка на выздоровление или саногенная установка. Саногенная установка есть эмоциональный механизм, благодаря которому все воздействия, грозящие здоровью, вызывают ослабленные условно-рефлекторные реакции или вовсе теряют свое условно-рефлекторное влияние, и всякая активность, препятствующая выздоровлению, затрудняется, а все, что способствует здоровью, получает положительное эмоциональное подкрепление - облегчается, усиливается, “затверживается” и закрепляется.
Физиология установки. На физиологическом языке это саногенная доминанта по Ухтомскому - Анохину, активность которой усиливается любой другой активностью.
Такая саногенная установка - антипод “установки на болезнь”. Она оказывает свое “фильтрующее” влияние на восприятие, осознанную и неосознанную психическую деятельность, на все телесные процессы и эмоциональное, энергетическое обеспечение поведения пациента. Ею гасится всякая, противоречащая ей активность и усиливается соответствующая ей.
Саногенную установку можно уподобить фильтру, пропускающему всевозможные воздействия, способствующие выздоровлению, в аппарат, который усилит, поддержит и закрепит реакцию на них фильтру, который не пропускает препятствующих выздоровлению воздействий и глушит реакции на них, если они, тем не менее, возникли.
Способ формирования. Такой “фильтр” создается устранением или предварительным переболиванием индивидуально значимых угроз, следующих за выздоровлением. Он может создаваться опережающим, предварительным приспособлением к “угрожающим” будущим условиям - с одной стороны. С другой - актуализацией (тоже опережающей, предварительной) тех перспектив - индивидуально значимых целей, достижение которых становится возможным только после выздоровления.
Таким образом, саногенная установка - это эмоциональный механизм, который формируется тем, что, в соответствии с осведомленностью пациента, здоровье сулит ему существенные, индивидуально значимые для него перспективы, а болезнь грозит известной ему, индивидуально неприемлемой несостоятельностью.
Саногенная установка как проявление других установок. Несколько иной “фильтр”, лишающий эмоционального усиления все функциональные компоненты болезни, привозящий к их угашению, создается при обезразличивании болезни, потере ею индивидуальной значимости.
Такой “фильтр” возникает, например, после осознания и переболивания факта неизлечимости болезни, когда человек выбрал жить и строить жизнь независимо от болезни -"жить, как здоровый, полноценную жизнь”.
Тогда саногенная установка становится проявлением установки на достижение тех или иных позитивных жизненных целей.
Она отличается от первой тем, что в меньшей степени оказывается усилением, закреплением положительных лечебных влияний и облегчением выработки навыков самостоятельного активного устранения болезненных проявлений. Она больше проявляет себя в облегчении всяческой деятельности по достижению выбранных человеком индивидуально значимых целей. Все функциональные проявления болезни ею угашаются именно в процессе этой деятельности, и в той мере, в какой препятствуют этой деятельности.
При такой установке обезразличивается и болезнь, и всякая активность, связанная с ее лечением, а выздоровление оказывается результатом активности, связанной с деятельностью по достижению индивидуально значимых целей.
При таком подходе пациент не осваивает иных способов устранения болезненных проявлений, кроме одного - жить и действовать в соответствии с тем, как того требуют его интересы и вытекающие из них цели. Независимо от затруднений, обусловленных болезнью, без скидок на болезнь.
Тогда сама болезнь усиливает продуктивность деятельности пациента, сама переставая существовать.
Первая установка сначала обеспечивает освоение специальных поведенческих приемов произвольного самостоятельного устранения болезненных проявлений. Затем приводит к устранению страха болезни (скрытой нозогенной доминанты). Дальше становится залогом последующей продуктивной активности пациента, обезразличивания и болезни, и лечения.
Вторая установка приводит к обезразличиванию болезни и лечения сразу. Для ее создания необходимо наличие чрезвычайно значимых для пациента целей и прочных навыков их достижения.
В этом случае вся терапия сводится к созданию такой установки и ее поддержанию до полного устранения болезни, то есть закрепления навыка жизни без нее.
В первом случае освобождение от симптоматики переживается ярко и осознается, как выздоровление, а лечение обычно стремительно. Во втором симптоматика блекнет постепенно. Она рассыпается, теряется. Пациент часто не знает, выздоровел ли он или еще нет, даже спрашивает об этом у врача. Иногда, напротив, занятый делом прерывает "лечение" и не знает, что продолжает лечиться.
При наличии у пациента саногенной установки вся терапевтическая деятельность врача должна строиться с постоянным и непременным учетом того, как и насколько она удовлетворяет потребности пациента и какие потребности она удовлетворяет. Какое место эти потребности занимают в осознанной и неосознанной системе ценностей пациента.
Помня,что саногенная установка следствие и проявление факта, что здоровье сулит пациенту необходимые для него Перспективы, а болезнь грозит недопустимой несостоятельностью, врачу следует организовать свое общение с пациентом таким образом, чтобы эту установку постоянно создавать, поддерживать и ни в коем случае не разрушать.
Необходимо, чтобы всякая активность организма и психики пациента, способствующая выздоровлению, а также и полезное в этом смысле поведение сигнализировали ему "поощрение” и непременно подкреплялись “поощрением”. Чтобы всякое функциональное проявление болезни и способствующая ей активность пациента сигнализировали неминуемое “наказание” и подкреплялись “наказанием”.
“Поощрением” и его сигналами врачу следует пользо-иа сься непременно целенаправленно и сознательно, а Наказанием” лучше только в виде лишения “поощрения”.
Зато поведение пациента надо организовать так, чтобы "наказанием” он последовательно пользовался сам.
ПРИМЕР № 17. РАДИ ПУТЕВКИ В РАЙ - САМОБИЧЕВАНИЕ. (продолжение примера № 1). Высокая, сухая, моложе, как обычно в таких случаях, своих лет, шестидесятидвухлетняя “девочка без будущего”.
Кто-то так назвал эту даму.
На девочку она действительно похожа. Злую девочку.
За освобождающей от непоказной заботы о ком-нибудь игрой в ранимость, отзывчивость и доброту она пропозировала жизнь.
Не имея прошлого, она пытается теперь искупить это мученическим полупреднамеренным лишением себя будущего.
Сладострастно, словно мстя всему миру, и в особенности самым близким, распинает она себя на кресте самобичевания.
Вы, наверно, никогда не присутствовали, не были свидетелями специально растягиваемых во времени, медленных пыток, причиняемых человеком самому себе специально напоказ, непременно у вас на глазах. Я тоже не был. Нам трудно представить каково ее близким: мужу, сыну, внуку. Особенно внуку.
Мы ошибочно считаем, что “дети ничего не понимают”.
Заслонившись от жизни, своего и чужого чувства словами, мы подменяем понимание, сочувствие часто только думаньем о понимании.
Дети, напротив, чем они меньше, тем острее умеют сочувствовать, сострадать с теми, кого любят. В отношении боли, чувств, в эмоциональном плане они совершенно незащищенно, в отличие от взрослых, понимают. Не зная, не умея сказать об этом, они просто болеют вместе с любимыми.
Умение осознавать и реализовать поведением эту способность сочувствовать взрослые часто забывают. Но и они, даже не зная того, приобретя ее в самом раннем общении с матерью, практически уже никогда ее не теряют.
Распиная себя на кресте, надо думать совсем уж непреднамеренно, мучит эта шестидесятидвухлетняя жена, мать и бабушка своих мужа, сына, внука и дочку... Нет, дочки у нее уже нет!
Занимаясь последовательно растягиваемым во времени самобичеванием, эта, искупающая отравлением себе будущего отсутствие прошлого, страдалица близких мучит непреднамеренно .
Когда она 27 лет назад родила дочь, у нее тоже не было намерения сделать ее (дочь) неприспособленной к жизни из-за “ранимости”.
Когда дочери было тринадцать лет, у моей пациентки, разводящейся с мужем, тоже не было намерения расщепить душу дочери, ее сердце и ум, ее эмоциональность на две части. Не было намерения навредить ей, заставив забыть, вы-тормозить очень важное для девочки, первое чувство любви к мужчине - забыть чувство к отцу.
Не было у моей пациентки дурных намерений и когда ома, по ленивой привычке ни во что не вдумываться глубоко, “ведь она так ранима”, когда она не дала себе труда «думаться, вчувствоваться в душевный мир своей дочери: ребенка, подростка, девушки, старой девы.
Не было у этой матери дурных намерений, когда она, не имев заметить дочь, верила, что знает ее. Что той достаточно поверхностной опеки, заботы о регулярном питании, о профилактике простуд и “девичьей гордости”.
Не хотела она ничего плохого (кто же его хочет!), когда не ведала, что творила, и чего нужного не сотворила. Когда, позируя перед собой, словно в погоне за первой премией, за путевкой в рай не сотворила самого главного: жизнелюбия дочери, ее умения строить себя и свою жизнь. Не сотворила счастья своего и своих детей.
Намерений дурных у нее не было никогда.
Были дела. И не было нужных дел.
Распиная теперь свое будущее (в шестьдесят два года у нее есть живой сын и маленький внук; мать ее прожила 89 лет; что если и им и ей предстоит еще долгая жизнь!), распиная в привычной позе свое будущее (а что, если и их будущее!), сладострастно отдаваясь самобичеванию, эта, хорошо сохранившаяся бабушка, вовсе “не имеет намерения” вызывать какие-либо дурные последствия для близких. Ни упрекнуть, ни видеть причину своих бед в ком-нибудь другом, ни переложить свою вину на кого-либо она “не хочет”!
Мы с вами не видели пыток, устраиваемых нам напоказ.
И вряд ли поймем, каково ее близким, тоже потерявшим дочь и сестру, быть свидетелями демонстративно, стоически "сдерживаемого при них” ее самоистязания.
Самобичевание - та же пытка, которую другой не может Не чувствовать, не умеет не видеть, но не властен остановки.. Та же, только скрытыми от глаза и слуха, психическими средствами.
Бояться душевной боли страшнее, чем испытывать ее.
Эта пытка для свидетеля не менее мучительна, чем для производящего ее. Тот хоть может приостановиться.
Самобичевание - истязание психическими средствами самого себя, непреднамеренно рассчитано на зрителя. И на себя, как зрителя. И себе и другим оно “отводит глаза”.
Позируя перед вами, бичующийся побуждает вас его утешать. Когда есть в чем и надо упрекнуть, обезоруживает. Рвет на себе рубаху, подставляет грудь - на, бей меня беззащитного, режь, я еще худшего стою! Но... любой упрек отметет, обесценит. Воинственно обидится на вас за вашу "черствость". Соберет всеобщее сочувствие. С его помощью представит чудовищем вас. Уничтожит!
И себе и другим самобичеванием “отводят глаза” от действительных ошибок, преступлений бичующегося: “Не добивать же мученика, он уж и без того так страдает”!
Пока человек жив, он всегда может, если не исправить, то не продолжить ошибку, не усугубить ее последствий.
Между тем, не замеченными остаются те ошибки или на детском языке бичующегося та “вина”, которые необходимо, можно, не поздно исправить. Надо предотвратить, не продолжить, не углубить. Которые (и в этом объективный трагизм положения) в состоянии предотвратить и исправить часто только один человек - сам бичующийся.
Не замеченными, остаются ошибки, от последствий которых пора уже и не поздно, переболев их, оправиться.
Себе как зрителю ценой истерически взвинченной боли самобичевания ослепляют совесть.
Самобичеванием отвлекают себя от предчувствующейся большей моральной муки открытия действительных ошибок, от большей, чем вменяемая себе, вины. Отвлекают фактически искусственно вызванной болью от неизвестной боли переживания реальной жизни. От своего прошлого в его результатах и ошибках. От настоящего и будущего. От оценки и переоценки ценностей. От реального, не в намерениях, а в делах, строительства и перестраивания себя и своих обстоятельств.
Отвлекают от необходимости что-то новое и полезное делать.
Кроме того, себе как зрителю самобичевание приносит ощущение искупления вины. Избавляет от осознанной ответственности и от ужаса счастливо жить, когда позади тебя вина. Избавляет от соблазна жить здоровую, честную жизнь.
Если же к самобичеванию, к его содержанию и производимому впечатлению на других приглядеться внимательнее, то вдруг станет явным, что бичующий себя, винится во второстепенных или вовсе не существующих ошибках, в событиях, явно от него не зависящих. Существенное же он игнорирует. Походя объясняя обстоятельства ошибок, и себе и нам называет множество людей, якобы вынудивших его их совершить. Вроде бы бичует себя, а, невзначай, исподволь, информирует о массе, якобы независящих и потому-то независящих от его произвола обстоятельств, сделавших ошибки неизбежными. Здесь и люди, и болезни, и наследственность, и погода, и всяческие стечения - невезения.
Бичующий себя словно старается создать у вас парадоксальное впечатление, что только из величайшей требовательности к себе наговаривает он на себя, упрекаясь в том, к чему отношения не имеет, что несущественно, в чем виноват другой.
Парадокс. Обходя, будто слепой, действительную свою "вину” (все то, что действительно зависело от него), всей, выдаваемой на слушателя информацией, обеляя себя, других, часто вовсе к делу не относящихся, бичующийся, как-то Вроде и нехотя, но самым жестким образом действительно обвиняет. Других он обвиняет в существенном.
Нон сам он - и зритель, и эмоциональный слушатель своею самобичевания. Теперь он просто обязан, не может на них, других виноватых, не обидеться. Справедливость того требует. Ведь он так убедителен. Голый король один верит, что он одет...
Парадоксальны, поистине всей интуицией доведены до и ющренности, результаты самобичевания.
В глазах слушателя оно обелило бичующегося. Защитило от упреков. Выставило его сверхтребовательным к себе. Побудило других утешать его. Обвинило кого угодно и убедительно
Бичующийся - сам слушатель. Он вместе со всеми убежден, уверен, поверил в вину других, вместе справедливо ими возмущен (а это весь мир), пытается себя утешить и, возводя на себя напраслину, в реальном себя уже не упрекнет. От вызванной реальной действительностью боли защищен.
Одна беда, не открыв прошлых ошибок, бичующийся обрек себя на принужденное их повторение в будущем. Их специальное исправление, или исправление случайное, даже просто непродолжение грозит открытием их в прошлом, а с ним и избегнутой посредством самобичевания муки раскаяния за совершение их.
Самобичевание делает рабом непризнанных ошибок и преступлений, ведет к последовательному углублению “вины”.
Вторая беда. Самобичевание вынуждает демонстративно не делать того, в чем из позы себя обвинил, то есть часто не делать необходимого.
Третья беда - приходится обидеться на всех, походя обвиненных. Затаив обиду, беспочвенно испортить отношения чуть ни со всем миром, озлобиться на него и сетовать.
Четвертая незадача. Надо теперь выискивать таких же как ты страдальцев. Сводить с ними дружбу. Замучить и их позерским состраданием, ведь ты такой “чуткий человек”...
Я остановлю перечисление. Приходится самобичующемуся исказить все свои отношения с миром. Близких замучить показной пыткой. Себе жизнь испортить. Мир оклеветать, обратить в помойку. Жить, зарывшись в нее.
И все - ради... путевки в рай!