МАУГЛИ И ДЕМОНСТРАНТ

МАУГЛИ И ДЕМОНСТРАНТ

По мере развития человека одобрение из внешнего регулятора психической и поведенческой жизни становится регулятором внутренним (ингериоризированным). Причем главенствующей оказывается потребность в собственном одобрении себя.

Недостаточная сформированность человеческих потребностей или способов их удовлетворения и тогда остается причиной недостаточного для создания благоприятных условий существования среди людей количества и качества сигналов, способных мотивировать деятельность.

Напомню, что первым примером совершенной несформированности человеческих потребностей у человеческого ребенка является выросший среди зверей "Маугли".

Как теперь становится понятным, вторым случаем недостаточной сформированности человеческих потребностей у человека, росшего среди людей, являются только что описанные случаи становления индивидуальности демонстранта.

Демонстрант так же, как и Маугли, не заботится о практической полезности результатов своей деятельности для других людей. Правда, в отличие от Маугли, он не заботится и о ее полезности для себя.

Он вечное дитя, обреченное воспитателями на полную,, нередко совершенно инвалидизирующую зависимость от них. Позже обреченное на полную зависимость от любого человека.

Общество такую зависимость воспринимает как паразитизм и нещадно демонстранта использует.

И действиями, и предметами, и орудиями, и словами, в качестве орудий, демонстрант пользуется только частично, а в существеннейшем весь арсенал средств использует ни для чьей пользы, напоказ, как украшение и средство привлечь внимание и поощрение других людей, то есть в этом похож на Маугли.

Как и “Маугли”, разумеется не в такой абсолютной степени, демонстрант остается вне человеческой среды, не становится ее частью.

Хотя, в отличие от Маугли, у демонстранта уже сформирована потребность ощущать себя нравственным и производить на людей впечатление существа нравственного, то есть зависимого от их интересов, но, как и Маугли, демонстрант не усваивает человеческих норм в качестве внутренних регуляторов переживания и поведения.

Нужды людей не осваиваются им в качестве необходимых для него условий существования - сигналов возможности его самостоятельной активности по удовлетворению своих потребностей.

ПРИМЕР № 137. ПОКА... Ребенок все совал в рот, пробовал на съедобность...

Люди для нее были зрителями.

Хорошими, если аплодировали, если не хвалили - плохими. Самих по себе людей с их независимыми от нее нуждами и судьбами для нее не существовало. Не было их для нее и как объекта заботы ни за что, просто, чтобы они были. Не было для нее в этом качестве никого - ни друзей, ни мужа, ни матери, ни детей. Людей как людей с их отдельными, своими жизнями для нее не существовало. Они были ее плохие или хорошие, не знающие боли куклы. Боль другого никогда еще не почувствовалась ею как своя. Никогда еще не толкнула ее ни на что такая боль!

Она была еще ребенком этого мира всемогущих неуязвимых пап. Человеком она еще не стала!

...Несъедобное малыш выплевывал. Выбрасывал. Оно не имело для него смысла. Пока...

Не осваивает демонстрант человеческих самостоятельных способов активного удовлетворения потребностей. Не создает сам своих общественных условий полезным для других образом. Не создает их в качестве объектов потребности.

Как и “Маугли” демонстрант только имитирует человеческую деятельность, человеческую речь.

Человеческая среда для демонстранта, как и для Маугли, сигнал пассивного с его стороны удовлетворения ею его нужд. Люди для него - предмет, который сигнализирует удовлетворение всех потребностей, лишь только он его заполучил.

Общество для него и ковер самолет, и скатерть самобранка, и музыкальный ящик и золотая рыбка. Оно - объект его потребности наряду с другими объектами природных потребностей. Способом добывания этого волшебного объекта является демонстративная деятельность.

Отличие этого объекта для демонстранта только в том, что он (объект) не всегда выполняет свою, сигнализируемую им (обществом) ему (демонстранту) функцию. Вопреки самой доброкачественной демонстрации, не удовлетворяет потребностей демонстранта и, более того, игнорирует всю его имитацию.

ПРИМЕР № 138. МАМА. Шла маленькая девочка. Немножко растерянная. Немножечко капризная. Немножко на кого-то обиженная. Кусавшая губы... Шла отрешенно и не видела никого.

Ей надо было скорее к маме, чтобы расплакаться, разреветься, разрыдаться... и к папе, чтобы он понял, утешил или прикрикнул...

Шла немножко растрепанная, маленькая забывшаяся девочка и вела дергавшую ее за руку... дочку.

...И ВООБЩЕ! Демонстрант из-за такого вероломства общества переживает “трудное состояние” неудовлетворенности, протестует, обижается, плачет, грозит, стыдит, жалуется высшим инстанциям этого сигнала и, решая вопросы выбора различных людей, мест работы, обществ, стран, жизни и смерти спрашивает: “Что они мне дали!?”

“Что дало мне это общество?...эта революция?!...эта жена!?...этот муж!?...эта страна!? Что мне дала работа!?...И вообще! Что мне дала жизнь!? Что мне дал бог!?...И вообще!...Мир божий не приемлю!..”

Уяснив, что предметы не имеют собственной активности, что они все-таки результат его активности, он на них чаще не обижается, но, сломав ногу, все-таки сетует на жизнь и на пень, о который споткнулся: “За что мне это!?”.

Привыкнув с младенчества к пассивному удовлетворению своих потребностей руками других, он принимает чужую заботу о нем как должное и только при совершенном отсутствии людей или в присутствии врага (античеловека), вне своей общественной среды, в состоянии проявлять самую нормальную человеческую активность, обнаруживая чрезвычайную находчивость и практичность!

Непроявления же заботы о нем он принять не может, для него это равносильно бесчеловечности.

Представьте же какое большинство не занятых только им и не принадлежащих только ему людей он, столкнувшись с ними в практической деятельности, из людей вынужден вычеркнуть, на скольких обидеться. Как одиноко он живет. Как порабощает тех, кто взялся его потребности за него удовлетворять.

Понятно, что в результате столкновения с практической общественной, подчас и природной жизнью, она становится для него сигналом муки и боли обмана ожиданий. Реальная жизнь становится для него сигналом избегания ее.

В своем бегстве демонстрант компенсаторно вымышляет себе особых “истинно заботящихся” о нем людей.

ПРИМЕР № 139. САМОУБИЙСТВО В ЕЛАБУГЕ.

- Приедет лапонька-мама и мы заживем снова счастливо, не замечая всех этих выродков! Ах, почему я не сдохла сразу!?

Выродками эта “интеллигентная” сорокалетняя инженер не называет разве что “лапоньку-маму”, с которой вдвоем она живет.

Вымышленные “истинно-любящие” либо разочаровывают, либо умирают... И тогда одиночество, злоба, бессильная, затравленная или паранойяльная, в кверулянтских склоках и тяжбах со всем миром обида... Либо это самое цветаевское: “Мир божий не приемлю!” и... самоубийство!

Кому легче от объяснений, что ведь она - гений... Что ее замучили!.. И не только непониманием, но и травлей...

А если человек сам выбирает свои обстоятельства? Сам их создает? Сам создает себе или не создает травлю?! Уклоняется от нее или выбирает ее? Если гений, как и всякий человек, - это и дело, и ответственность себя сберечь?

Инициативный человек, в отличие от демонстранта, сам создает себя и свои обстоятельства. Но тогда ему не на кого обижаться и нет выхода не принять природный или общественный мир.

Человек творение и творец этого мира, человек сам -этот мир. Не принять его - не принять себя! У человека есть путь приобщаться и реализовать себя в своем мире, делая свои необходимые ошибки, за которые готов отвечать перед этим миром природы и общества.

Мне потрясающе интересна в этом плане жизнь гениального человека и поэта Бориса Леонидовича Пастернака.

Все настоящее растит и строит себе само. Не ждет подмог, а создает их.

Надо помнить, что человеческая трагедия демонстранта еще и в том, что, в отличие от “Маугли”, он имеет иногда чрезвычайно широкий диапазон специфически человеческих потребностей, объектами которых его поощряли одобряющие. А вот способ удовлетворения - только через демонстрацию к “блюдечку с голубой каемочкой”. А “блюдечко”, как известно, подносят только “великим комбинаторам”. То есть людям, на чужую заботу не рассчитывающим, а, напротив, действенно заботящимся еще и о других.