ПРИВЫЧНЫЙ СТЕРЕОТИП, НАВЯЗЧИВОСТИ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ПРИВЫЧНЫЙ СТЕРЕОТИП, НАВЯЗЧИВОСТИ

В любых мало-мальски изменяющихся, имеющих тенденцию к развитию и прямо не подвластных человеку общественных условиях любой стереотип, раз заведенный порядок, становясь высшей ценностью, оказывается помехой приспособлению.

Кроме того, во множестве условий, организованных на основе иного порядка и, просто, в большинстве естественных, мало упорядоченных - “хаотических” обстоятельств человек, имеющий потребность в сохранении привычного стереотипа в качестве главного регулятора его поведения, оказывается дезадаптированным.

ПРИМЕР №117. НА СТРАЖЕ ПОДАРКА ИЛИ АРИФМЕТИКА ХОЛЕЦИСТИТА. Ну в самом деле. Где в реальной, обыденной жизни меню соответствует ассортименту блюд, предлагаемых на раздаче? Где пешеходы совсем не нарушают правил уличного движения и перехода! улицу только в положенных местах? Где представления о справедливости у двоих людей, стоящих по разные стороны прилавка, совпадают? Где любимые мужчины соответствуют каким-либо заранее предъявленным к ним требованиям, безропотно выносят мусорные ведра и не мешают в ю- 291 хозяйстве? Где очаровательные женщины не ходят по дому в неглиже? Где все “взаимно вежливы”, где?.. Словом, где исключения из правила не оказываются правилом? И кто умеет видеть подарок в том, что правило нередко все-таки соблюдается, а не трагедию в том, что ему осмелились ожидаемого подарка не подарить?!.

Мы небо рисуем синим,

А серым рисуем скалы, потом

Мужчин - обязательно сильными

А женщин - конечно, слабыми.

Но небо лишь изредка синее,

А серые вовсе не скалы и вот,

Приходится быть сильной,

А хочется быть слабой!

(Е. Клячкин)

Я специально посчитал, сколько пешеходов пересекают улицу не по правилу, пока автобус проезжает один квартал. Получилось - пять.

Приняв, что в километре 4 квартала, что в среднем скорость автобуса 30 км в час, а рабочий день водителя 6 часов, мы получили условие задачи.

Ответ ее гласит, что за свой рабочий день водитель-педант, не терпящий, когда кто-либо нарушает правила, “взвинтится” только из-за этих нарушителей 3600 раз. В то время, как водитель, ориентированный на свои непосредственные цели, будет взвинчен в тех же обстоятельствах, положим, только те 10 раз, когда перебегающие дорогу создают реально опасную ситуацию.

В 360 раз более часто сожмутся сосуды у приверженца порядка ради порядка. Такова его однодневная плата за привычный стереотип в качестве высшей ценности.

Те или иные правила, порядок, схемы, нормы становятся ценностью более значимой, чем реально обеспечиваемая ими польза, в искусственных, исключительных или упрощенных, схематизированных условиях воспитания. Когда следование схеме, осуществление стереотипа всегда подкрепляется удовлетворением, а отклонение от стереотипа всегда приводит к неудовлетворению.

В таких условиях стереотип (правило, догма) становится сигналом возможности удовлетворения, а всяческое отклонение от него сигнализирует совершенную невозможность реализации, опасность.

В качестве сигнала возможности самореализации, стереотип становится самоцелью, то есть объектом мотивирующей всю деятельность человека потребности.

Тогда на сознательном уровне отклонение от любой нравственной или другой догмы переживается угрозой утраты наиболее ценного, значимого, святого, любимого.

Любое нарушение привычного течения событий вначале побуждает устранить это нарушение, а когда изменение неизбежно, рождает тревогу, опасение утраты самых главных ценностей.

Это опасение утраты самого дорогого переживается вначале как собственная тенденция к разрушению этого наиболее ценного, вызванная извне (обстоятельствами) или изнутри (состояниями) потом, как навязчивый страх такого разрушения или потери этого ценного.

В этих случаях переживается не диктуемая условиями необходимость изменения стереотипа, а кажущиеся опасности (разрушение наиболее ценного), которые оно (изменение) сигнализирует человеку вопреки реальным обстоятельствам. Такое переживание рождает страх за жизнь, страх сойти с ума, покончить с собой, повести себя безнравственно, убить любимых и так далее.

Навязчивости являются не выражением скрытых агрессивных тенденций. Они следствие того, что изменение стереотипа для педанта - сигнал утраты наиболее ценного. Страх потери этого ценного и побуждает педанта особо его оберегать. Игнорируя действительную, побуждающую к изменению ситуацию, он невольно вымышляет несуществующие, извне приходящие или внутренние угрозы этому ценному.

Навязчивости - результат рождаемого изменением стереотипа страха их иметь.

Порядок, правила, нормы, стереотип собственных действий, становясь высшей ценностью, перестают служить средством самоосуществления, но оказываются самоцелью.

Тогда не порядок - для человека, а человек для порядка.

Складываясь в особых искусственных или исключительных условиях в наиболее значимую потребность, ставшую основным регулятором поведения человека и активности его организма, потребность в сохранении стереотипа обычно удовлетворяется поддержанием неизменными и внешних обстоятельств человека, и неизменностью стиля собственного поведения и переживания.

Не допуская возможности изменения ни внешних обстоятельств, ни себя самого, осуществление потребности в сохранении привычного стереотипа обусловливает деятельность, препятствующую любым внешним изменениям и препятствует приспособлению человека к изменяющимся условиям собственным изменением.

В условиях изменяющихся, развивающихся человек оказывается неприспособленным.

Зато инертные, устоявшиеся, повышенно упорядоченные условия оказываются его стихией, их он переносит легко, как никто, и сам такие условия создает, и оказывается их ревностным стражем. В особо упорядоченных условиях потребность в сохранении привычного стереотипа как ведущий регулятор внутренней жизни и поведения человека оказывается талантом.

Любое неотвратимое внешнее изменение для педанта, вызывая неудовлетворенность потребности в сохранении привычного стереотипа, становится угрозой сохранению основных ценностей Я, его целости, угрозой самой жизни и оказывается причиной страхов, навязчивостей, депрессии.

Любое собственное изменение и даже только необходимость его рождает тревогу, страх себя неведомого, собственных подспудных, кажущихся разрушительными сил.

Этот страх, если он не побуждает разбираться в действительных собственных тенденциях, тенденциях к необходимому изменению, объективно не представляющему опасности, если страх не осмысляется верно в своих причинах, то, вызывая повышенное оберегание наиболее ценного, осмысляется как страх потери именно оберегаемого.

Тогда вызываемая изменением условий тенденция к изменению себя переживается как побуждение разрушить именно оберегаемое, наиболее ценное. Эту неверно понятую тенденцию человек пытается “подавить”, изжить, устранить. Такой “борьбой” усиливает ее, закрепляет, превращает в основу навязчивых переживаний.

Новые тенденции у тех, для кого старое является залогом сохранения Я, сохранения основных ценностей, переживаются угрозой именно этим ценностям.

Эта внутренняя ситуация похожа на анекдотичный случай, рассказанный мне его участницей.