11.3 Информационная недостаточность

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Меня же угнетало хроническое отсутствие радиограмм с Большой Земли. Я с уверенностью могу сказать, что никакие физические и нравственные трудности здесь, в Антарктиде, не так страшны, как вот это безмолвие, с которым ты за 16 тысяч километров ничего не можешь поделать.

П. С. Кутузов

В обычных условиях человек постоянно производит, передает и потребляет большое количество информации, которую разделяют на три вида: личностная, имеющая ценность для узкого круга лиц, обычно связанных родственными или дружескими отношениями; специальная, имеющая ценность в пределах формальных социальных групп (физики, врачи и т. д.); массовая, передающаяся средствами массовой информации. В экстремальных условиях единственным источником информации о близких людях, о событиях в мире и на родине, о достижениях в науке, спорте и т. д. является радио. Диапазон передач информации на «борт» колеблется от периодических радиопереговоров во время космических полетов до чрезвычайно редких, лаконичных деловых телеграмм для командного состава лодок. Прохождение радиограмм на антарктические станции в течение длительного времени может затрудняться электромагнитными бурями.

По мере увеличения времени похода подводной лодки у моряков возрастает потребность в информации о событиях на родине и в мире, о родственниках и т. д. В длительных походах мы наблюдали невротические состояния, явно обусловленные отсутствием информации о больных родственниках, беременных женах, о зачислении в учебное заведение, предоставлении квартиры. Особенно чувствительны были моряки к «подначкам» со стороны товарищей о неверности их жен. Моряки не могли отделаться от мыслей, что их родственники умирают и т. д., а некоторым в воображении рисовались картинки как их подруги, жены проводят время с любовниками. При этом развивалось состоянии тревожности, депрессия, нарушался сон. Снижалась работоспособность, ухудшалось внимание и терялась бдительность. В ряде случаев приходилось прибегать к медикаментозному лечению.

При получении людьми интересующей их информации, даже отрицательной (отказ в приеме в учебное заведение, в улучшении жилищных условий, даже при сообщении, что девушка дружит с другим), все невротические явления исчезали полностью или смягчались.

По дневниковым записям Э. Бишопа (18), сделанным во время трансатлантического плавания на плоту, можно четко проследить, как менялось в худшую сторону настроение членов экипажа из-за ограничения личностно значимой информации. Автор, в частности, приводит описание реактивного невротического состояния, развившегося при получении одним из членов экипажа сообщения о заболевании жены и невозможности узнать о протекании послеоперационного периода. «За последнее время кривая настроения экипажа понижается, — записывает Э. Бишоп. — А я считаю самым важным для путешествия бодрость духа... Все дело в том, что нам нечего читать. Все книги, журналы и сокращенные издания крупных произведений уже давно читаны-перечитаны. Даже кипы старых австралийских газет изучены от первой до последней строчки. Непременно нужно найти средство от скуки... любое, пока болезнь не развилась (16, с. 147, 154).

Космонавты уже в первых полетах испытывали потребность в получении различной информации. «Меня интересовали дела отряда, настроение ребят, новости страны, — пишет А. Николаев. — Тут газету не прочтешь». Эта потребность особенно отчетливо стала проявляться по мере увеличения продолжительности полетов на орбитальных станциях. «Официальные разговоры по радио с Землей, связанные в основном с выполнением космической программы, — пишет А. Губарев, — «приедались». Настроение менялось, когда на связь выходили люди, не связанные непосредственно с управлением полетом. Хотелось хоть немного отвлечься. Приятно было побеседовать с корреспондентами, они вносили свежую эмоциональную струю в нашу жизнь». В последующих полетах для космонавтов стали готовиться специальные выпуски «Последних известий», проводиться «телевизионные встречи».

Испытуемые, участвовавшие в сурдокамерных экспериментах, в своих отчетах отмечали, что им очень хотелось знать, как живут близкие родственники и друзья, какие события происходят не только в мире, но и такие, казалось бы, мелочи, как погода. Г. Береговой рассказывает: «Мне захотелось узнать: какая там, за стенами, сейчас погода? Ужас как захотелось, до чертиков!» Во время годичного эксперимента в условиях гермокамеры испытатель А. Н. Божко писал: «Страдаем от изоляции, от недостатка информации...» Он отметил, что те редкие телепередачи, которые передают в камеру, всегда приносят большое удовлетворение. Вот что рассказывает М. Сифр об утолении информационного голода, когда он нашел два обрывка старых газет, находясь длительное время один в пещере: «Боже, до чего интересно читать «Происшествия»! Я никогда раньше не читал этого раздела, но теперь как утопающий за соломинку цепляюсь за самые незначительные события повседневной жизни на поверхности» (163, с. 184). У врача-испытателя, участвовавшего в длительном сурдокамерном эксперименте, тяжело заболела дочь. Отсутствие информации о состоянии ее здоровья вызвало у него эмоциональную напряженность, тревогу, он с трудом отвлекался от мыслей о дочери при несении «полетных» вахт и проведении тестов.

Потребность в информации из внешнего мира, о близких, о событиях в стране и т. д. четко прослеживается и в экспедиционных условиях. «Мы никогда не прерывали связи с цивилизованным миром, — пишет Р. Бэрд, — и вести, как веселые, так и печальные долетали до нас. В те вечера, когда радистам не удавалось поймать последние известия, на антарктической станции становилось уныло» (29, с. 259).

И. Д. Папанин в своем дневнике неоднократно отмечал благотворное влияние радиопереговоров на настроение полярников: «В восемь часов вечера нас вызвали с острова Рудольф. Было очень хорошо слышно. Нам рассказали, какие статьи и фотографии помещены в газетах, что говорят в Москве по поводу нашей экспедиции... Все это новое вызывает у нас бурный восторг, служит темой бесконечных оживленных разговоров. Мы прослушали также граммофонные пластинки, привезенные из Москвы. С волнением снимали наушники. Словно побывали на земле... Как бы мы ни были заняты своими научными делами, но часто хочется потолковать с друзьями, услышать их голоса. Сразу приобретаешь какую-то бодрость» (14, с. 68).

О значении разговора из Антарктиды по радио можно составить представление по переживаниям Л. Сильвестрова: «Подходит моя очередь. Я надеваю наушники и сквозь невообразимый треск и свист слышу неожиданно громкий, но совершенно неразборчивый голос жены. Мне кажется совершенно невероятным, чтобы сквозь этот шум она могла меня услышать. Так мы и говорили — частью улавливая смысл, частью отвечая невпопад. В сущности неважно, о чем мы говорили, — ведь важно услышать живой неподдельный голос близкого человека. Я выхожу от радистов, слегка оглушенный и потрясенный пережитым чувством» (162, с. 59).

Французский исследователь Антарктиды М. Маре пишет: «Наша радиорубка — самое драгоценное, что у нас есть. Ведь благодаря радио мы можем поддерживать постоянную связь с внешним миром, общаться с близкими, освобождаться от тяжелого бремени одиночества. Наши поддерживали нас одобряющими душевными словами. Не будь у нас этой непосредственной связи, жизнь наша стала бы тяжелее, а настроение ухудшилось бы» (120).

Одной из причин, вызывающих развитие эмоциональной неустойчивости и бессонницу у полярников, врачи станций считают отсутствие личностно значимой информации. Характерны в этом отношении посмертно опубликованные записи научного сотрудника П. Кутузова:

«1.IV. А настроение не веселое. Хандра объясняется очень просто: вот уже три недели нет никаких радиограмм».

«5.X. На душе смутно. Уже давно не было радиограмм с Большой земли. Создается впечатление, что всеми забыт, и это обидно. Хуже всего, что падает настроение, а вместе с ним — и желание работать» (97).

Мы уже говорили о тягостных переживаниях заключенных, которые информационно были полностью изолированы от внешнего мира.

М. М. Хананашвили в монографии «информационные неврозы» (190) на основании большого количества фактов приходит к выводу, что длительное ограничение поступления обычной, но личностно значимой информации является фактором, вызывающим у людей неврозоподобные состояния и выраженные неврозы.